"Советский модернизм" в галерее "Эритаж"

Выставка дизайн

В галерее "Эритаж" на Петровке открылась экспозиция "Советский модернизм — феномен культуры и дизайна XX века". На новой выставке без всякой машины времени можно попасть в супермодную квартиру из легендарных комедий режиссера Леонида Гайдая. Рассказывает ЕКАТЕРИНА ИСТОМИНА.

К камерной экспозиции в "Эритаже" выпущен информационный буклет, рассказывающий о том, "что советский модернизм лишь недавно вошел в историю как важный феномен культуры и дизайна XX века". Согласно цветному буклету, причины возникновения исследуемого феномена весьма просты как с идеологической, так и с бытовой точки зрения.

Идеологическая точка зрения такова: после Международного фестиваля молодежи и студентов 1957 года, а также Американской национальной выставки в Москве 1959-го впервые в СССР были представлены западные образцы модернизма, которые, надо полагать, серьезным образом повлияли на некоторые ответственные советские умы. Бытовая сентенция звучит более убедительно. Это радикальный курс нового советского генсека Хрущева на расселение коммуналок и бараков, быстрейшую индивидуализацию частной жизни и, как следствие, более доступный и легкий бытовой дизайн: и пример здесь не только быстровозводимые хрущевские Черемушки, но и также новые станции метро, намеренно лишенные сталинской дворцовой помпезности. Новая, куда более приватная и уютная жизнь потребовала от советского человека почти революционного отречения от пыльных бабушкиных сундуков, громоздких патинированных трюмо, фамильных кожаных диванов с твердыми подушками в пользу очень легкой, почти прозрачной, воздушной (этажерки, тумбочки с раздвижными стеклами), почти одной рукой переносимой с места на место мебели. Итак, почва для появления бытовых объектов нового промышленного дизайна была хорошо унавожена и с официальной, и с обыденной перспективы.

Советский промышленный дизайн 1960-1970-х был романтичен и молод собой. Флагманская мебель тех лет: легчайшая тахта, раскладывающиеся диваны, кресла-ракушки на конусообразных ножках, высокорослые торшеры с прозрачными лампами, чайные столики с поворотным механизмом, собранные все вместе в одной квартире,— они награждали жилье "молодым студенческим" лицом. К мебели — не столько книги, а скорее радиолы (на выставке представлена ламповая "Ригонда-стерео"). В таком интерьере наблюдалась совершившаяся победа истинного советского быта. Уже больше не грузный, оставшийся от "старой жизни" дореволюционный антиквариат в коммуналках с высокими "буржуазными" лепными потолками, а почти футуристическое, почти космическое жилище, низкорослое и маломерное, будто это космическая ракета. На выставке показано много и предметов интерьера — циклопических ваз и декоративных блюд, и почти все они имеют космический декор. Это парные вазы "Космос" (Кировский фарфоровый завод, с портретами Гагарина и Циолковского и с ручками в форме красных крылатых ракет, 1960-е), ярко-красная настольная скульптура "Валентина" (тоталитарный слепок с лица, вернее, с лика первой женщины-космонавта Валентины Терешковой из алюминия и пластмассы, 1964), декоративные блюда с изображениями планет, спутников и космических орбит, парящих над Страной советов (продукция Кировского и Новгородского фарфоровых заводов).

С другой стороны, советский промышленный дизайн двух десятилетий осознанно или бессознательно пропагандировал молодежный, спортивный, подвижный и общественный образ жизни: низкорослое и маломерное хрущевское жилище требовало худых, легких на подъем, поджарых фигур, а также повседневных костюмов со спортивным акцентом, сшитых из неестественно ярких искусственных материалов. И вторая часть предметов для интерьера 1960-1970-х годов — это изображения спортсменов, как любителей, так и профессионалов ("Конькобежцы", 1960-е; "Валерий Брумель с тренером", 1979). Если не в космос, то хотя бы на Олимпийские игры и мировые чемпионаты.

Организаторы "Советского модернизма" из галереи "Эритаж" не ставили задачей пропаганду советского промышленного дизайна времени оттепели и начальной эпохи брежневского застоя. Они аккуратно снабдили официальные предметы быта работами представителей советского андеграунда — к примеру, Анатолия Зверева, Эрика Булатова, кинетиста Льва Нусберга. К работам вышеупомянутых авторов добавлен и фотографический ряд. Например, ряд довольно официальный — в фокусе камеры великого Дмитрия Бальтерманца. Бальтерманц сначала выступает в привычном военном духе ("Парад на Красной площади, 20-летие Победы"), но затем столь же профессионально перебирается на лирический городской сентиментальный регистр: "Манекены", "Где должен быть Маяковский?", "Сирень" (1960-е). И слегка неофициальный фокус — в объективе Игоря Пальмина, лауреата Государственной премии в области культуры и искусства. На выставке Пальмин выступает в убедительной роли светского хроникера, снимавшего артистических знаменитостей поры — Рихтера, Краснопевцева, Булатова, Эрнста Неизвестного, Лидию Мастеркову, Георгия Дионисиевича Костаки с выпивающим Анатолием Зверевым (1970-е). Такие шумные, местами помятые, чем-то возбужденные лица неофициальных художников из глубины вечеринок и с высоты творческих табуретов: конечно, трудно себе представить, что все эти люди смиренно слушали Валерия Ободзинского по рижской "Ригонде" в кресле-ракушке, освещаемом ночным торшером. Они были современнее советского модернизма 1960-1970-х годов.