Яков Зубарев: это только кажется, что все разработчики хотят уехать из России
Президент Parallels — о том, как и где сейчас лучше делать и продавать софт
Почти все разработчики транснациональной компании Parallels находятся в России. Но в нашей стране компания почти ничего не продает и в ближайшее время не собирается, несмотря на возможности, созданные импортозамещением. Почему российский вариант импортозамещения для IT вызывает скепсис, в интервью "Деньгам" рассказал президент Parallels.
Компания Parallels часто ассоциируется с именами ее основателей Сергея Белоусова и вашего брата Ильи Зубарева. Тем не менее вы занимаете должность президента, а в скором времени, говорят, смените должность?
— Вскоре мы разделяемся на три независимые компании — Parallels, Virtuozzo и Plesk. Когда мы разделимся, я стану генеральным директором самого крупного бизнеса — Parallels. Это произойдет в самое ближайшее время. А имя мое среди совладельцев бизнеса формально появилось действительно не сразу — только в 1999 году, когда мы основали SWSoft, который позже и стал Parallels. Но работали мы вместе с самого начала.
И каким вы видите будущее Parallels? Главный ее продукт — Parallels Desktop, позволяющий запускать, попросту говоря, Windows на Mac. При этом количество приложений у двух операционных систем уже достаточно велико, чтобы необходимость в таком продукте отпала, запуск Windows на Mac может перестать быть востребованным.
— Пока что это востребовано не только в краткосрочной, но и в среднесрочной перспективе: слишком много программ для Windows было написано за это время, которых еще нет под Mac. Да, сейчас многие приложения кроссплатформенные или просто работают в Web. Но мы можем перенести наш опыт виртуализации на мобильные устройства. И мы уже это делаем — работаем в нише удаленного доступа к приложениям в корпоративном сегменте. Сейчас этот рынок оценивается в $3 млрд, но он очень быстро растет. И в этом плане рынок для нас становится только больше. Вообще, количество разных платформ сильно выросло, поэтому и наша ниша только выросла.
А как вы пришли к идее этого бизнеса, как поняли, что на Западе это будет востребовано?
— Бизнес по разработке программного обеспечения начал Сергей Белоусов в конце 90-х. Очень скоро мы поняли, что не хотим просто перепродавать что-то чужое, лучше создавать свой софт. В 1999 году мы основали SWSoft — тут я выступал как совладелец. Тогда был пик доткомовского бума, и мы видели компании, у которых был оборот $10 млн, и они приносили убытки, но выходили на биржу с оценкой в миллиарды долларов. Мы подумали, что тоже хотим столько денег.
Мы нашли проблему, которую еще никто не решал: в дата-центрах нельзя было с одного сервера обслуживать несколько клиентов. Тогда же мы купили самого большого производителя контрольных панелей в России — компанию Plesk. С 2003 по 2007 год мы стали самым большим производителем такого софта, и практически все крупные хотстинг-компании мира стали использовать нас. Все продавали по подписке.
В конце 2004 года мы купили очень маленькую команду Parallels. Она занималась виртуализацией на десктопе. Нам просто повезло, что в конце 2005 года Apple c процессоров IBM перешла на стандартные Intel, что позволило сделать виртуализацию для их компьютеров, то есть фактически запускать программы для Windows на Mac. Буквально в течение трех месяцев мы выпустили нашу программу. Большинство приложений тогда было под Windows, и люди, которые хотели покупать Mac, не могли многое использовать.
Все это время вы работаете в России, но основную прибыль получаете в других странах.
— Сейчас у нас 45% продаж в США, 35% — в Европе, 15% — это Азия, а в России — 1% всего. При этом большинство разработчиков — тут.
Получается, Россия для IT — как Китай для швейной промышленности: производи там, где дешевле, продавай, где дороже.
— Не совсем так. IT дешевле всего в Индии, и у многих западных компаний именно там находится значительная часть разработки. В России мы были изначально. Это не было дешево: если забыть про последние два года, в России зарплаты долгое время стабильно росли, и мы почти догнали многие страны. А когда рубль упал, мы индексировали зарплаты и выплачивали бонусы. Так что это не про дешевизну, нам просто так удобнее.
Все равно девальвация рубля должна была положительно на вашем бизнесе сказаться, учитывая географию продаж.
— Тут тоже я бы не стал сильно радоваться, потому что у нас примерно 35% продаж в евро, а он упал где-то на 15% к доллару. У нас отчетность в долларах, значит, и оборот из-за этого уменьшается. Плюс иена больше чем на 20% упала, а Япония для нас тоже большой рынок. Так что падение рубля отчасти перекрылось для нас падением других валют.
Недавно вы все же открыли офис в Таллине и перевезли туда часть людей из России.
— Вообще офис в Таллине открыли в надежде привлечь проджект- и программ-менеджеров, отказывающихся ехать к нам, в московский центр разработки, из Европы. А здесь рынок таких специалистов с опытом в создании продуктов для глобального рынка весьма ограничен. Что касается перевода своих сотрудников, то туда мы перевезли очень небольшое количество людей просто потому, что надо было ввести новых сотрудников в Эстонии в курс дела. Мы многим предложили переехать добровольно, но очень маленькая часть проявила к этому серьезный интерес. Это только кажется, что все разработчики хотят уехать из России, а, как доходит до дела, оказывается, что это не так.
Нет сомнений, что там зарплаты и качество жизни выше, и я хорошо понимаю, о чем вы. Я сам часто читаю новости, и складывается впечатление, что при первой же возможности половина разработчиков покинет Россию. Но на самом деле это не так, максимум — 10-15%, потому что у людей тут семьи, корни, язык и многое другое. Люди, конечно, теряются из-за миграции в другие страны, но не в таком количестве, как можно подумать, если судить по новостям.
Недавно вы продали часть бизнеса — разработку средств автоматизации с брендом Odin — компании Ingram Micro. Почему вы решили от него избавиться?
— Вообще-то, мы не собирались продавать этот бизнес, специально покупателей не искали. Но они сами на нас вышли. Мы решили продать, потому что внутри компании автоматизация была как бы в стороне от нашей основной сферы деятельности. Пересечения по клиентам с автоматизацией не было, и синергии с другими направлениями бизнеса не было. Вот мы и решили, что выгоднее этот бизнес продать, чем развивать.
И за сколько продали, если не секрет?
— Точную цену называть не имею права, но могу сказать, что за сотни миллионов долларов (в отчете Ingram Micro говорится о $163,9 млн за вычетом приобретенных денежных средств.— "Деньги").
Вам доверили разработку российского софта для облачных вычислений в связи с импортозамещением. Как же вы сможете участвовать в этой истории без Odin?
— Мы сами проявили инициативу, но контракта по этому поводу у нас не было. Были определенные наработки в этом направлении, но теперь мы этим не занимаемся.
Parallels — одна из немногих компаний российского происхождения, выросшая до масштабов транснациональной корпорации. Думаете ли вы, что таких компаний в ближайшей перспективе будет существенно больше?
— Я думаю, что российские компании имеют одни из лучших в мире позиций. Сейчас сложилась уникальная ситуация, когда почти все основные технологии в IT разрабатываются частными компаниями в США. Но если сравнить нас с любой другой страной, кроме США, то в ближайшие пять лет нет ни одной страны, которая составит нам конкуренцию. Да, есть Индия и Китай, там индустрия развивается быстро, но пока им до нас далеко. В первую очередь это определяется уровнем кадров. Конечно, уровень высшего технического образования в России падает по сравнению с 80-ми годами, но он падает с очень высоких позиций.
А будет ли способствовать росту индустрии объявленный правительством курс на импортозамещение?
— К импортозамещению в софте в его нынешнем варианте я очень скептически отношусь и считаю, что с нуля для российского рынка нельзя что-то создавать, потому что он слишком мал. Это дорого, тяжело, долго, и далеко не факт, что потом вы заработаете деньги.
Разве что называть импортозамещением обычную адаптацию продукта...
У нас, например, уже были разработки для западных рынков, и надо было просто их доработать под российские реалии. То есть этим можно было заниматься, но мы решили, что выгоднее это направление продать.
Я бы не согласился, что создание софта, ориентированного только на российского потребителя, не может быть хорошим вложением. А как же, например, 1С?
— В этом случае, конечно, все так, но только потому, что бухгалтерский рынок очень фрагментирован, и в каждой стране свои правила работы: в Америке безусловный лидер Intuit, в Австралии — Myob, в Скандинавии — Visma. В случае же инфраструктурных и горизонтальных проектов, как у нас, это невозможно. Операционные системы нельзя сделать прибыльными, создавая их специально для России. Я лично не вижу способа это сделать. Разве что это будут тоже какие-то специфические ниши, системы для определенной техники военного назначения... Но это совсем небольшой бизнес.
Чиновники приводят пример Китая и говорят, что там импортозамещение вполне удалось.
— Потому что там огромный внутренний рынок — в десять раз больше нашего. Все! Сравнивать после этого Китай и Россию нельзя, и все выводы на эту тему будут неверными. К тому же в Китае смотрят вперед на 40-50 лет, а у нас — на три--пять. Попытка импортозаместить что-то, грубо говоря, в следующем году — это бред.
В России рост индустрии, безусловно, возможен, но государство должно не руководствоваться импортозамещением, а создавать условия для появления в России таких компаний, которые будут делать востребованный во всем мире продукт. Само государство в этом случае не строит компании, а помогает бизнесу.
Но призывы к импортозамещению в IT звучат главным образом под лозунгом безопасности. Задачи вырастить собственную прибыльную индустрию тоже ставятся, но уже не так отчетливо, о них больше говорили, когда создавали Сколково и другие кластеры.
— Нет, помогать создавать стратегическую отрасль не значит делать что-то зря. То, что подразумевается под импортозамещением,— давно устоявшаяся практика государственного регулирования стратегически важных отраслей экономики. В любой стране существуют инвестиционные программы поддержки местных производителей, предоставления налоговых преференций, закупочной политики. Вопрос, будет ли государство помогать кому-то, у кого есть разумные шансы на успех, и где импортозамещаемое будет использоваться. Действия французского правительства в отношении технологической компании Bull — это делать себе во вред. Bull вела неплохой бизнес до тех пор, пока была ориентирована на разных клиентов. Как только ее единственным потребителем стали государственные структуры, все разладилось. Сегодня она скорее пример плохой реализации стратегии государственной поддержки. Американское правительство в лице Пентагона активно инвестирует в поддержку нескольких уже успешных компаний, занимающихся разработкой аналога российского ракетного двигателя HL-180. В случае успеха этих компаний такие действия позитивно скажутся и на бюджете, и на развитии национальной космической программы.
Под теми же лозунгами звучат и призывы регулировать интернет. Уже перешли к действиям: вспомним, например, как GitHub внезапно закрыли. Что вы об этом думаете?
— Техническая возможность закрыть какой-то ресурс, скажем с детской порнографией, должна быть в любой стране. И вообще, нарушающие закон сайты быстро заблокируют в любой стране мира, а не только в России. Но каким именно должно быть хорошее законодательство — это не ко мне.
Борьба с пиратством — еще одно провозглашенное направление в нашей стране. И насколько это полезно для бизнеса?
— Мне, конечно, положено относиться к пиратству негативно. Но в свое время я очень много времени и сил потратил на эту проблему и понял, что к ней нужно подходить прагматично. Если борьба принесет деньги компании — надо бороться, а если не принесет — не надо. Нам, например, пиратство не очень мешает. Но в Китае мы боролись с пиратством, потому что там рынок очень большой, и по количеству лицензий он вышел на второе-третье место (не по обороту — там цены гораздо ниже, а именно по числу подписок). Таким образом, заставив хотя бы небольшую часть пиратов приобретать лицензии, мы борьбу окупили. Но полной победы над пиратством не будет — это очень дорого и не нужно. Закончится все тем, что люди, которые вам раньше не платили, просто не будут вас использовать.