Ситуацию комментирует вице-президент Всероссийской федерации легкой атлетики Татьяна Лебедева

— На российский спорт только что обрушился допинг-скандал в легкой атлетике. И вот — новый, причем громче прежнего... Откуда они берутся?

— Честно: когда ночью я услышала о случившемся, спать не могла — до того расстроилась. Сначала Боброва, потом Шарапова, потом, когда уже "зимники" пошли, одна мысль крутилась: да как же так? Всем ведь говорили про этот мельдоний, что его запретили! Кто-то смеялся: мол, за что его в список WADA? Но мне казалось, что суть уловили — отныне это запрещенный препарат. А в итоге — такая безответственность на ровном месте!..

— Вас не удивляет, что мельдоний обнаружили в самых разных видах спорта — от тенниса до биатлона?

— Нет. Препарат этот очень популярен среди спортсменов. Его принимают как лекарство от нагрузок, когда аномалия в сердечном ритме. В свое время мне тоже прописывали курсы мельдония: я его принимала, и у меня фиксировали улучшение сердечного ритма... Словом, им пользовались. И в этой связи боюсь, что нынешние выявленные случаи — верхушка айсберга. Мы ведь слышим об атлетах топ-уровня. Никто не знает, что будет, если копнуть глубже.

— Когда пошли разбирательства в легкой атлетике, звучали версии антироссийского заговора. Новый скандал тоже называют американским заказом: именно антидопинговое агентство США предложило включить мельдоний в список запрещенных препаратов. Не слишком ли много политики мы пытаемся найти?

— Мы сами говорим, что Россия является великой спортивной державой. А раз так, мы должны быть осторожны во всем, что влияет на имидж и репутацию,— права на ошибку быть не должно. Сейчас я чувствую недоверие к нашим спортсменам со стороны Запада, и это тревожит.

— А какой-то выход вы видите?

— Нам не хватает системности. Когда в прошлом году под удар попала легкая атлетика, переключились на нее, забыв про другие виды спорта. Такого быть не должно: каждый должен вести системную работу в своем виде спорта. И когда говорят, что надо ввести уголовную ответственность за употребление допинга, я согласна. Каждый случай употребления должен рассматриваться как отдельное уголовное дело, и ответственность должны нести все, кто причастен: спортсмен, тренеры, врачи. Другой момент — введение обязательных образовательных программ. За последнее время мы потеряли очень много специалистов в области спортивной медицины и часто сталкиваемся с отсутствием базовых знаний. Стоит ли после этого удивляться тому, что происходит?

— А вам не кажется, что все эти допинг-скандалы от спорта отталкивают?

— Не согласна. Все давно поняли: спорт высших достижений — это не здоровье, а сверхнагрузки, травмы, восстановление и так далее. То, что приносит пользу здоровью,— это любительский спорт. А когда попадаешь на топ-уровень, начинается работа на износ. В свое время у меня не было ни врачей, ни психологов — никакой команды. Мы сами что-то читали, что-то искали, рассчитывали только на свое здоровье и образование. Конечно, какие-то препараты мы принимали — без них в профессиональном спорте невозможно. Но, с другой стороны, я вижу столько людей, которые спортом не занимаются, а у них дом уставлен какими-то банками от простуды, от головы, еще от чего-то, я даже таких названий не знаю. У меня, слава богу, хороший иммунитет, и я честно не знаю, что принимать, когда голова болит.

— Расскажите механизм: как спортсмены узнают о том, что препарат попал в список запрещенных?

— Когда попадаешь в сборную, на всех соревнованиях лежат памятки от WADA и РУСАДА. Там перечислены все действующие вещества, которые запрещены. Потом берешь препарат и читаешь состав: если такое-то вещество присутствует, принимать нельзя. При этом меня удивляло, как устроена система оповещения. Представители РУСАДА приезжали на соревнования, и ты мог добровольно пройти тест. Сдаешь, тебе очки начисляют, какие-то подарки... А мне кажется, каждый спортсмен должен все знать без подсказок и быть готов к подобным тестам всегда.

— Сейчас главные аргументы наших спортсменов: не знал, не видел. Насколько они эффективны?

— Не думаю, что WADA пойдет на послабления. Какое-то смягчение наказания может быть для Марии Шараповой, которая принимала лекарство в лечебных целях. Или возьмите астматиков: если спортсмен задекларировал, что у него астма, то он может пользоваться ингалятором, а если нет — ты уже принимаешь допинг... Или в 2010-м был случай, когда на допинге попался Лашон Мерритт — двукратный олимпийский чемпион в беге на 400 метров. Он пошел на сделку со следствием, получил дисквалификацию на 21 месяц, но зато смог принять участие в следующих Играх. Так что шанс смягчить наказание есть.

— Как вы оцениваете шансы наших легкоатлетов попасть на Олимпиаду в Рио-де-Жанейро?

— Ох, ситуация непростая. Мы сделали все, что требовалось, выполнили все установки, постарались полностью обновить тренерский состав, большие изменения в самой федерации... И тут 6 марта выходит очередной фильм ARD, третья часть. В нем, в частности, о тренере Владимире Мохневе, который продолжает работу, несмотря на рекомендации WADA о пожизненном отстранении. А теперь смотрите: у нас нет системы, когда вместе с дисквалифицированным спортсменом мы можем дисквалифицировать тренера. Тренер имеет право работать, пока идет разбирательство, он защищен трудовым договором. То, что показано в фильме, это наши пробелы в законодательстве. Сам Мохнев, кстати, говорит, что не работает, а консультирует, но как доказать? На то, что многие тренеры из тех, кто не должен работать, уже не работают, тоже не обратили внимания. В итоге вывод такой, что наша система как работала в прошлом году, так и работает. И в этой связи, конечно, то, что сейчас с мельдонием,— большой минус.

Беседовал Александр Беляев