Один из лидеров оппозиции острова о методах давления на режим Кастро

Патриотический союз Кубы (UNPACU) сегодня можно назвать самой влиятельной оппозиционной силой страны. О том, что не устраивает кубинцев, корреспонденту “Ъ” ПАВЛУ ТАРАСЕНКО рассказал бывший политзаключенный, исполнительный секретарь UNPACU ХОСЕ ДАНИЭЛЬ ФЕРРЕР.

— Как возникла ваша организация?

— Патриотический союз Кубы родился 24 августа 2011 года, через четыре месяца после того, как я вышел из тюрьмы, где провел восемь лет и пять дней. До заключения я был членом организации, которая называлась Христианское движение освобождения (ХДО). В тюрьме у меня было много времени для раздумий и анализа. Выйдя на свободу, я поговорил с руководством движения о том, что нам надо лучше вести прямую работу с населением. Кубинцы не защищают свои права, так как боятся репрессий. Мы, кубинцы, не трусы. Просто более 50 лет мы получали информацию только из СМИ, полностью контролируемых тоталитарным государством. Большинство людей верило, что других вариантов и не существует.

Но постепенно население избавлялось от страха и начинало бороться за свои права. В итоге некоторые активисты ХДО, представители других организаций, а также те, кто никогда ранее ни в чем подобном не участвовал, сформировали UNPACU — единую организацию, которая пытается изменить ситуацию в стране при помощи ненасильственной борьбы. То есть методами, которые в свое время использовали Махатма Ганди в Индии, Мартин Лютер Кинг в США, «Солидарность» в Польше и оппозиция в Чили, которая боролась с диктатурой Аугусто Пиночета. Мы решили, что так можно создать по-настоящему массовое движение и привлечь в наши ряды максимально возможное число людей, надавить на режим, заставить его представителей сесть за стол переговоров и заняться поиском решений серьезных проблем в стране.

— О каких проблемах идет речь?

— О несоблюдении фундаментальных гражданских прав человека, а также других прав — экономических, социальных, культурных. Куба по-прежнему остается в полной нищете. Сейчас в разгаре самый серьезный кризис за всю нашу историю. Мы уверены, что больше всего влияет на жизнь людей «внутренняя блокада», внутреннее эмбарго на права человека, которое установлено режимом братьев Кастро.

— Вы — это кто?

— За пять лет, которые существует UNPACU, мы стали объединением кубинской оппозиции номер один — как по числу членов, так и по уровню активности. В авангарде у нас чуть более 3 тыс. человек — это люди, которые готовы участвовать в демонстрациях и открыто работать с нами, не боясь репрессий. Но еще 9–12 тыс. человек сотрудничают с нами тайно из-за опасений потерять работу. Такие люди у нас есть даже в МВД — их немного, но они есть. Нам помогают и многие сотрудники государственных компаний, коих на Кубе большинство.

— Речь идет о Гаване?

— Нет, основная база сторонников живет на востоке страны. В Сантьяго-де-Куба у нас больше активистов, чем во всех остальных городах, вместе взятых. Но мы растем и развиваемся в столице. У нас здесь есть отважные активисты, которые день за днем доносят до населения наши идеи. То же самое происходит и во всех остальных частях острова.

— Что конкретно вы делаете?

— Много чего. Чтобы достичь наших целей, надо присутствовать среди всех слоев населения. Например, у нас каждую неделю проходят демонстрации, в которых принимают участие в общей сложности 300–400 активистов. Это много для нашего острова, потому что демонстрантов всегда задерживает полиция. Она действует жестко, однако марши, митинги проходят в разных провинциях почти ежедневно.

— А кроме уличной деятельности?

— Мы пытаемся привлекать внимание населения в целом. У нас есть проект по раздаче продовольствия старикам и больным людям, которым не хватает еды. У нас есть проект по работе с молодыми артистами и певцами (мы помогаем им записать свои песни). Хосе Марти (кубинский поэт и революционер.— “Ъ”) говорил: «Когда нет свободы, единственное оправдание искусства и его единственное право на существование — в служении свободе! Все в огонь, вплоть до искусства, лишь бы разжечь пламя свободы!»

Сейчас на Кубе появилась возможность подсоединиться к интернету, и наши активисты пытаются мотивировать молодежь получать там информацию. Мы рекомендуем те или иные сайты, предоставляем возможность войти в сеть — часто у людей на это просто нет денег.

— Сотрудничаете ли вы с другими объединениями?

— Мы работаем над одним проектом вместе с другой оппозиционной группой, которая называется Otro18 («Другой 2018 год»). Диктатор Рауль Кастро сказал, что в 2018 году отдаст свой мандат (главы государства.— “Ъ”). Кроме того, говорят, что к этому времени будет разработан новый закон о выборах. Мы не ждем от него слишком многого, если говорить о свободах, но все равно выдвигаем свои предложения. Необходимо, чтобы разрешили проведение свободных выборов на конкурентной основе. Сейчас это не так. Мы также готовим кандидатов, делая работу сообща, усиливая представительство (независимых политиков.— “Ъ”) в своих районах.

— Возможно ли это?

— Сейчас это сложно, хотя в теории возможно. Закон позволяет номинировать на уровне районов кандидатов в депутаты муниципальных ассамблей. Представители гражданского общества при этом не могут предлагать кандидатов в депутаты провинциальных ассамблей и национального парламента. Их выдвигают специальные комиссии, которые контролируются Коммунистической партией.

Конечно, номинировать в муниципальные депутаты того или иного человека можно. Но все знают, что главный работодатель у нас — государство. В условиях репрессий люди понимают возможные последствия для себя такого шага. Мы предлагаем закон, который легализовал бы различные политические организации и позволил демократическими методами избирать кандидатов не только в муниципальные органы власти. Но режим по-прежнему остается глух к нашим требованиям. Нынешние правила устроены так, чтобы Компартия всегда побеждала.

— Насколько сильны, по вашему мнению, протестные настроения?

— Нет ни одного кубинца, который был бы доволен тем, как государство взаимодействует с народом, кто был бы доволен нынешним уровнем прав и свобод. Все страдают от экономического кризиса, нехватки товаров. И даже те, кто живет лучше остальных, понимают: некоторые вещи надо изменить. Нет ни одного кубинца, который не хочет перемен. Наша цель — чтобы это желание стало требованием.

— Насколько это долгосрочная перспектива?

— Это абсолютно реально, хотя изменения происходят медленно. Наших целей не достичь с 500 и даже 3 тыс. активистов, но с 300 тыс. кубинцев это уже возможно. Это и есть наша задача. Изменилась же в свое время Восточная Европа. Польша, например, изменилась благодаря огромному числу поляков, которые состояли в «Солидарности». Так почему же мы не можем добиться подобной популярности?

— Одно из распространенных обвинений в адрес кубинской оппозиции состоит в том, что она якобы контролируется и спонсируется США. Что вы можете ответить?

— Еще в СССР так говорили о диссидентах: об Александре Солженицыне, об Андрее Сахарове, в Чехословакии — о Вацлаве Гавеле, в Польше — о Лехе Валенсе. Жаль, что некоторые так думают. Здесь в оппозиции есть разные люди. Есть стопроцентные патриоты, которые борются за лучшее будущее страны и не прислуживают никаким иностранным силам. Есть те, кто борется с системой и имеет связи с людьми за границей, в том числе в Майами (где живет многочисленная кубинская диаспора.— “Ъ”). И их я тоже считаю патриотами. А есть фальшивые оппозиционные группы, которые контролируются спецслужбами режима Кастро. Их задача — выбивать почву из-под ног реальной оппозиции, создавать о ней плохое мнение.

Повторюсь. Мы боремся за лучшее будущее Кубы при полной независимости от кого-либо. Куба может быть такой же страной как, например, Аргентина, Чехия, Южная Корея. Вот наша цель.

— Как вы оцениваете «перезагрузку» отношений между Кубой и США? К чему она может привести?

— Политика сближения более позитивная, чем политика изоляции. Это может способствовать, например, экономическим изменениям. Мы также ждем, что режим наконец перестанет говорить, что голод, нищета и другие проблемы у нас из-за американцев. Ждем, что народ поймет: во всем этом виновато правительство. При этом режим Кастро не предпринимает необходимые шаги в сфере соблюдения прав человека. Мы, кубинцы, своими силами должны отвоевать свои права. Визит Барака Обамы в чем-то поможет нам, но проблем не решит.

— Какие-то позитивные признаки вы видите?

— Например, мы видим рост числа туристов из США. Улучшается жизнь тех, у кого есть рестораны, жилье, которое можно сдавать. Улучшился доступ в интернет. Все больше людей связываются со своими родственниками по всему миру через Facebook, почту, мессенджеры. Это хорошо. Получая информацию, они меняют взгляды на жизнь, расширяют горизонты. Но важно изменить ментальность людей. Мы провели более тысячи интервью в различных районах, опросили людей разных профессий о том, как они оценивают визит Обамы. Большинство ответило: «Позитивно». Когда мы предлагали сказать это на камеру, многие отказывались, но большинство нам все же отвечали и выражали надежду, что визит может что-то изменить.

— Будете ли вы участвовать во встрече с Бараком Обамой?

— Надеюсь. Нас пригласили. Будет от 10 до 15 человек. Недавно меня задержала полиция на выходе из дома и отпустила только благодаря тому, что я попал в американские списки приглашенных.

— Планируются ли какие-то акции протеста на время визита президента Обамы?

— Политика — искусство возможного. На востоке страны демонстрации продолжатся. Что же касается Гаваны, то там до конца визита Обамы будут сконцентрированы все репрессивные силы. Мы задумались о том, что будет лучше: 500–600 задержанных активистов или возможность встретиться с иностранной прессой и президентом США. И решили, что фото и видео со встречи дадут всей Кубе куда больше: люди увидят нас по телевидению. Делая выбор, мы смотрим в будущее, а не в настоящее.

— Кстати, о будущем. Чего вы ожидаете от 2018 года, когда должен уйти Рауль Кастро?

— Главное, чтобы он не поступил так, как в 1952 году поступил Рафаэль Трухильо в Доминиканской Республике — сделал президентом сына (Эктора Трухильо.— “Ъ”), который должен был согласовывать с ним каждое слово. Или как в России, когда Владимир Путин ушел с поста президента в премьеры, а потом вернулся. Мы не хотим этого.