Владимир Чуров дал “Ъ” свое единственное интервью после отставки

Специальный корреспондент “Ъ” АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ встретился с экс-председателем Центризбиркома ВЛАДИМИРОМ ЧУРОВЫМ, чтобы выяснить, почему тому еще два года назад стало понятно, что он не будет работать больше двух сроков, зачем на подоконниках в его доме столько помидорной рассады, для чего он восстановил членство в Российском географическом обществе, встречался ли он в эти дни с Эллой Памфиловой и кто и зачем звонил ему из Кремля во время подсчета голосов. И кто нужнее на избирательных участках страны и в самом ЦИКе: полиция или ведомственная охрана. И можно ли провести сентябрьские выборы на Украине и в Сирии.

Обязательно надо было с ним поговорить. Как-то странно он ушел. Просто исчез, и все. Растворился в воздухе. Отказывался разговаривать с журналистами. Так не бывает. Так не должно быть.

Воздух, в котором он растворился, оказался между тем очень чистым и кислородосодержащим. Это километрах в сорока от Москвы, и не в лучшем, как принято считать, от нее направлении. Небольшой, честно говоря, домик. Совсем не большой для домика; метров двести, может. В коттеджном поселке экономкласса. Некоторое горе, на мой взгляд, в том, что поселок этот только еще строится, и грязь тут кругом просто выдающаяся. Мимо домика, пока я только парковал машину, из техники проехали два бульдозера и один экскаватор. Остальное я и за технику сразу перестал считать.

— Но знаете,— убеждает он меня, здесь очень хорошо!.. И недорого… Вы знаете, сколько метр стоит?.. Во-о-от, удивляетесь! И я удивился! Часть сразу заплатил, еще 3 млн руб. в кредит взял… Воздух-то какой! Единственное — до Москвы ездить долго… Но главное: вы видите?! Смотрите! Да вон туда смотрите!..

Я вижу. Аккуратная машинка стоит перед входом, даже слишком аккуратная.

— Я ее 30 декабря прошлого года купил,— рассказывает он.— Ничего жене не сказал! А ведь без машины тут невозможно даже мусор вынести! Угадали, что за машина? Kia Rio! Как вам?!

Мне хорошо.

— Осваиваюсь за рулем,— говорит Владимир Чуров.— 22 года назад я уже водил машину, еще в Питере. А теперь опять пробую. Пока, конечно, только тут, по местным дорогам. Но скоро и в Москву собираюсь! Главное, выехать на Калужское шоссе, и там только прямо, по Профсоюзной…

В центр. Но уж не в Центризбирком.

— Только пробки на Калужском шоссе сейчас очень уж громадные,— сомневаюсь я.— Может, лучше через Подольск…

— Так это же хорошо! — восклицает он.— Это очень хорошо! В пробке все едут медленно, друг за другом…

Прав. Отчасти.

В доме мне все нравится. Здесь много чистой белой мебели из IKEA, чудесный вид на пять с половиной соток, доставшихся ему вместе с домом.

— Меня спрашивают: «А сколько у вас земли?» Я говорю: «Пять с половиной». Все уточняют уважительно: «Гектаров?» — «Соток!»

На подоконнике и на полу — помидорная рассада… Мне все кажется, что это неправда какая-то, и что она сейчас закончится, и что он, только что ушедший с четвертой должности в стране, засмеется, махнет рукой, к дому подъедет Audi А8L с многозначительным сопровождением и отвезет нас туда, где он на самом деле живет и где нет места рассаде в старорежимных пакетиках из-под кефира. И выяснится, что шутка, может, удалась.

Но нет, ничего такого не происходит и произойти не может. Он так живет. И он так и будет жить.

Владимир Чуров и правда между тем смеется:

— Жена хочет все это высадить под окнами и уверена, что вырастет. А я эти грядки братскими могилами называю… Там столько всего, такой мусор…

— Да он даже не знает, сколько плодородной земли я сюда навезла!..— говорит его жена.— А у меня не только помидоры. В гараже розы, гортензии посажены… Виноград…

— Раз, два, три…— загибает он пальцы.

— Ой, считать до трех ты умеешь…— кивает она.

И это он, сосчитавший столько миллионов бюллетеней…

— Так вы что же, отсюда и не выезжаете особо? — решаюсь спросить я.— На Kia Rio…

— Нет,— подтверждает он.

— Нет,— говорит и она.— Великое чуровское сидение продолжается.

И я начинаю что-то понимать. Действительно, может, и не просто так он тут сидит. Кому-то что-то, наверное, и доказывает. Или нет.

Мы поднимаемся в его кабинет, он показывает длинный кухонный стол из IKEA:

— Никогда в жизни у меня такого нормального кабинета не было!

Он тут сейчас работает с утра до вечера. Владимир Чуров написал ведь много книг. Если быть точным, пять. Вернее, это те, что вышли. А теперь еще и на подходе три. Они все исторические. В том смысле, что про историю.

— Вы собираетесь вернуться к псевдониму Джон Сильвер? — спрашиваю я.— Я знаю, у вас в детстве, когда вы писали в газету «Ленинские искры», был такой.

— К сожалению, нет… По одной простой причине. В интернете столько развелось Джонов Сильверов, с различными номерами… По-моему, более нескольких тысяч. Поэтому очень затасканный стал псевдоним.

— То есть мемуары про жизнь в ЦИКе будете все-таки под своей фамилией писать. Все равно же будете писать. Это ведь явно самая интересная часть жизни была. Вы не сможете об этом забыть.

— Вряд ли буду писать. Потому что у меня в планах, кроме книги о Монголии, еще «Любовь к орденам» о русско-польской войне 1831 года, нужно дописать последнюю главу… В-третьих, также не дописанная мемуарная книга «Бронзовые люди». Это о периоде до 2003 года, о моей работе в Петербурге, о встречах с людьми, о памятниках, которые мы устанавливали…

— А как же быть с Центризбиркомом? Забыть? Как прекрасный страшный сон?

— У меня в гараже хранится теперь почти десяток картонных коробок с вырезками из газет, журналов, на протяжении девяти лет я их собирал. Вот, пусть потомки в них роются. Там все написано. Вы говорите, самый яркий период… Не уверен.

— Это неожиданно.

— Не уверен. Я к любой работе отношусь одинаково. Мне поручили. Я выполнял ее максимально старательно. И точно так же я работал в Смольном. Точно также работал в КБ аэрокосмической аппаратуры. И всегда находил и удовольствие в своей работе. Я недавно с удивлением узнал, что в одной из серий наших спутников, которые до сих пор запускают, до сих пор используются два комплекта аппаратуры разработки нашего КБ тридцатилетней давности.

— То есть когда вы там работали. Хорошо ли использовать такие разработки до сих пор?..

— Хорошо! И в одной из этих разработок я принимал самое непосредственное участие. То же самое касается работы в Смольном. Ведь в этом году 25 лет со дня создания комитета по внешним связям. В Смольном. То есть вот летом. Формально это с 1 августа.

— Будете отмечать?

— Безусловно, будем отмечать это. Там, в Петербурге, уже готовятся… Собирают воспоминания как раз.

— Главу комитета-то уж, наверное, пригласят?

— Я думаю, что пригласят, вряд ли забудут.

— Поэтому, наверное, так и готовятся…

— Про первого председателя комитета вы, таким образом, знаете. К сожалению, второй председатель комитета умер. Третий, Саша Прохоренко, на пенсии отдыхает. Четвертый — ныне действующий. Так что я думаю, всех пригласят на этот юбилей. 25 лет все-таки совместной работы. И тоже очень много ярких событий было. И трех человек я считаю своими учителями. Геннадий Андреевич Лахтанов, к сожалению, очень рано умерший, мой научный руководитель. Академик Кирилл Яковлевич Кондратьев, один из основателей мировой науки по дистанционному зондированию Земли. И Анатолий Александрович Собчак, который, собственно говоря, пригласил меня к сотрудничеству в Ленсовете, а затем на работу в Комитет по внешним связям. И до 1996 года, до его ухода с поста мэра города, мы по целому ряду направлений — в основном два направления, по которым мы с ним сотрудничали,— он был моим учителем, старшим товарищем. Последняя тема, которой мы с ним занимались, материалы по которой я ему готовил,— это были вопросы, связанные с укреплением федеративной России. У нас, кстати, и Центральная избирательная комиссия федеративно устроена. Это, пожалуй, единственно во власти реально коллегиальный орган, где 15 членов, и все по статусу равны, а председатель, два заместителя и секретарь — избранные среди равных.

— Теперь-то уже будет один. А говорят, что второй зам был не по закону. Ненастоящий.

— Вот один заместитель — Станислав Владимирович Вавилов. Он был сенатором, был одним из руководителей Еврейской автономной области в самый сложный период начала 1990-х годов… Но что он сделал в Центральной избирательной комиссии РФ? На нем лежала обязанность организовать установленные законом финансовые проверки. Законодательство предписывает проверять текущие финансы партий, расходы и доходы избирательной комиссии, избирательных фондов, имущественное состояние кандидатов, наличие у них собственности и активов за рубежом… Кроме финансовых проверок, это проверки на судимость, даже снятую и погашенную, это проверка наличия гражданства РФ и отсутствия гражданства или вида на жительство зарубежных стран…

— Можно уже остановиться! Большой объем работы, понятно…

— И вот все это было организовано под руководством Станислава Владимировича Вавилова, и эффективно. Очень эффективно работал. А также Ивлев Леонид Григорьевич — совершенно незаменим был на своем месте.

— Считается, что второй зам вам не полагался.

— По закону мы имели полное право решить, сколько должно быть замов. Эта должность была необходима.

— Ну и таких председателей ЦИКа, скажем так, больше не будет.

— Это, как говорится, жизнь покажет. Каждый следующий председатель старается быть лучше предыдущего. Нас всего-то пятеро! И все пятеро живы. Николай Тимофеевич Рябов. Александр Владимирович Иванченко. Александр Альбертович Вешняков. Владимир Евгеньевич Чуров. И Элла Александровна Памфилова. Я, кстати, на днях звонил Александру Альбертовичу в Ригу. Доложил ему, что кабинет оставляю ровно в том же состоянии, в каком он мне его оставил. Ничего не изменил. То есть когда я увез свои вещи, а я начал вывозить их в сентябре еще… И оставил кабинет ровно таким же.

— Вообще ничего, что ли, за столько лет не поменяли?

— Можно сравнить снимки кабинета после Александра Альбертовича и после меня! Я очень аккуратно относился к мебели, к казенному имуществу. За девять лет мы не делали ремонта в кабинете. Он как новенький!

— Ни одного стула нового не появилось?

— Нет! А, да… Единственное что — кресло поменял. Я кресло, в котором я сидел, действительно, заменил на простое… Более простое по отношению к этому гарнитуру испанскому. А ведь эти гарнитуры, вот эти кремлевские…— это ведь то, что покупал еще Пал Палыч Бородин массово для всех казенных учреждений… Зеленой кожей обитые… В кабинете в ЦИКе стоит такой же точно испанский гарнитур. И кресло к нему полагается ужасно зеленое. Такое, с развернутыми ушами… И, между прочим, по моим наблюдениям, практически все, кто является обладателем этих гарнитуров и этих кабинетов, от этого кресла избавлялись. Остальное ничего не заменено! И это действительно мебель неизносимая! Пал Палыч Бородин был прав! Может быть, можно было купить и менее дорогую, но зато эта вот, смотрите, уже сколько лет стоит.

— Из того, что вы рассказали, я понял, что в сентябре для вас все стало уже совершенно понятно.

— Конечно. Мне это понятно, было, собственно говоря, еще пару лет назад. Я прекрасно понимал, что ни один председатель больше двух сроков не работает.

— Но ведь по закону глава ЦИКа может работать вообще бессрочно.

— Да. И я к тому же ушел несколько иначе, чем мои предшественники. По одной простой причине. Здесь не надо искать каких-то глубоких корней, Александр Альбертович уходил девять лет назад, будучи на девять лет моложе. Он мой ровесник. Ему было 54. Работать да работать еще. Я ухожу, и мне 63. Все мои предшественники уходили более молодыми. Поэтому меня вполне устраивает работа дома. На пенсии. Еще хочу сказать, у меня обширные планы.

— Не лукавьте… Насчет того, что вас устраивает работа на пенсии… А если сейчас предложат какую-то работу не на пенсии?

— Я никогда не отказываюсь ни от какой работы. Если мне ее предлагает Владимир Владимирович Путин.

— Значит, видимо, он пока не предложил.

— Еще раз хочу сказать. Меня устраивает мое нынешнее положение! И у меня обширные не только планы, связанные с книгами. Но есть еще работа в Военно-историческом обществе! Есть работа в Географическом обществе! Я ведь недавно восстановил членство в Географическом обществе!

— А, вы еще из тех, идейных советских членов Географического общества…

— В архиве в Петербурге нашли, наконец, протокол моего приема… В 1979 году. За подписью академика Трешникова, нашего известнейшего полярного исследователя. Я горжусь тем, что я лично его знал… И вот я попросил Сергея Кужугетовича (Шойгу, президента Российского географического общества.— А. К.) восстановить мое членство в Географическом обществе. Начиная с 1979 года. Я теперь снова член Географического общества с билетом членским. Взносы плачу. Вот. Так что…

— Да я не сомневаюсь, что вам есть чем заняться!

— И тоже мы договорились с Сергеем Кужугетовичем уже о целом ряде проектов! Включая фотовыставки, то есть мои работы…

— А по каким признакам вам два года назад стало понятно, что больше двух сроков вы не проработаете?

— Именно по тем, что все мои предшественники уходили максимум после двух сроков. Знаете, я не обсуждаю. Я горжусь тем, что я проработал в ЦИК РФ дольше всех предыдущих председателей. Девять лет. Так получилось объективно, что второй срок пять лет был. Александр Альбертович проработал восемь лет. Потому что два по четыре было. Но еще был четыре года секретарем ЦИКа. То есть у него общий стаж больше…

— А осенью окончательно стало понятно… И вы еще как-то неодобрительно летом высказались про перенос выборов на сентябрь этого года…

— У меня не было никаких сомнений. У меня не было никаких сомнений. Как только Элла Александровна Памфилова заняла пост уполномоченного по правам человека, сменив Владимира Петровича Лукина, мы стали приглашать ее на наши селекторные совещания, видеоконференции с председателями комиссий субъектов федерации… Мы уже как-то вот эти две системы стали понемножку сближать. Тем более что у нас и был прецедент... Вот в Ярославле, например, председатель избирательной комиссии становился уполномоченным по правам человека…

— То есть обкатан был этот вариант? Хорошая версия…

— Системы стыковались уже! Но да, это разные работы. Защита прав избирателей и организация выборов. Причем, мне кажется, что защита прав избирателей — это более политическая функция. А организация выборов должна быть максимально деполитизирована. Вот как это ни странно, все девять лет я старался держаться как можно дальше от политики. Я старался держаться как можно дальше от политики. Даже не отвечал на политические выпады. Абсолютно.

— Очень многие считали вас политиком.

— И те, кто считал меня политиком, серьезно заблуждались. В самом начале я попросил не включать меня ни в какие политические рейтинги… Влияния там… Пытались меня включать. Я просил этого не делать, потому что хотел быть максимально далеко от политики. Потому что организация выборов, на мой взгляд, не политическая процедура. Сами выборы — это политика. А организация выборов должна быть максимально деполитизирована.

— Но вы же не хотите сказать, что не было никогда никаких звонков из Кремля?

— С указаниями о том, какой нужно дать результат или что нужно сделать…— не было никогда. Не скрою, ночью в день подсчета голосов был звонок, и даже два, с самого верха…

— С самого-самого?

— Для того, чтобы узнать промежуточные результаты. По одной простой причине: наверное, в тот момент у этого человека не было под рукой интернета. Потому что мы все результаты — при мне, вы знаете,— начали транслировать непосредственно со счетчика в интернет, и я мог назвать только ту цифру, которая была на экране и в моем кабинете, и в зале информационного центра, и в интернете…

— Но все равно человеку проще, наверное, вам было позвонить, чем что-нибудь другое предпринять.

— Наверное…

— Все-таки это на президентских выборах было?

— На президентских. И Владимир Владимирович, и Дмитрий Анатольевич интересовались. Все. Никаких других указаний я от них не получал. Нет, вру! Однажды на докладе мне было сказано: ты сможешь предотвратить приписки? Я сказал, что сделаю все, чтобы предотвратить.

— Удалось все-таки не все, я так понимаю? Потому что эта знаменитая история про 146% в Ростове-на-Дону...

— Вы же понимаете прекрасно, что это не наша история, она вообще не имеет отношения к избирательной системе… Таких цифр в избирательной системе не было. Были иные цифры: в Петербурге, на выборах местного самоуправления, многие кандидаты получили более 100%. Был системный сбой при подсчете голосов по многомандатным округам, и нам пришлось принять достаточно жесткие меры, несколько председателей территориальных избирательных комиссий вынуждены были сменить место работы. Правда, сопротивлялись страшно…

— Как это вообще могло произойти? Сбой в системе…

— Мы не думали, что подобные элементарные ошибки могут быть допущены… Да еще где — в Петербурге! Пришлось ввести специальный фильтр ГАС «Выборы», теперь машина будет сама отсекать подобного рода фантастические результаты.

— То есть вы и так успели подготовить систему к сентябрьским выборам.

— Многое сделано, многое еще предстоит сделать нашим преемникам, сентябрь уже совсем близко — собственно говоря, кампания официально начнется через два с небольшим месяца, апрель-май пролетят незаметно, а с последнего дня мая можно уже ожидать решения о назначении выборов депутатов Государственной думы VII созыва.

— Как раз к этому времени к ним все потеряют интерес, потому что будут отдыхать…

— Тут действительно есть несколько вещей. Представительность новой Государственной думы заведомо будет ниже, чем ныне действующей.

— Представительность — это ведь не то, что явка?

— Представительность — это параметр, не зависящий от явки. Это количество избирателей, проголосовавших за кандидата, ставшего депутатом, который будет представлен в парламенте, по отношению к общему числу избирателей, принявших участие в голосовании. То есть, грубо говоря, это процент людей, которые довольны результатом своего голосования. Их представитель есть в парламенте. Вот в ныне действующей Государственной думе представительность более 90%. Это хороший среднеевропейский уровень. То есть девять из десяти пришедших на избирательные участки имеют своего представителя, и только один проголосовал впустую.

— А почему представительность-то по итогам сентября будет ниже?

— Поскольку сейчас будет больше политических партий в выборах участвовать, плюс смешанная система, а в одномандатных округах понятно, что победитель получает все… То есть заведомо количество людей, которые проголосуют за кандидата, который не станет депутатом, будет больше. Второе — это активность избирателей. Теоретически, вы знаете, в России может проголосовать примерно 80%, явка может столько составить. По разным объективным причинам. Превысить эту цифру, на мой взгляд, тяжело. Я имею в виду в среднем по стране. В отдельных регионах, в горном ауле или на корабле, понятно… там больше цифры будут… А 10% в любой европейской стране никогда не ходит голосовать. Поэтому нормальным уровнем на парламентских выборах я считаю активность избирателей примерно 60%. Посмотрим, какой будет результат в сентябре. Тем более что массово будут проходить предварительные выборы в «Единой России». Часть избирателей может предположить, что они уже проголосовали, и соответственно не прийти…

— Правильно, что у нас тоже появились праймериз?

— Чем, вы считаете, отличаются американские праймериз от предварительных выборов в «Единой России»?

— Всем!

— В Америке праймериз идут синхронно, у двух партий, участвующих реально в выборах президента. Сейчас вы следите: Клинтон—Трамп, республиканцы—демократы. Обе партии, претендующие на пост президента, находятся в равных условиях. «Единая Россия» выступает как единственный участник предварительных выборов. Поэтому она получает как дивиденды предварительных выборов, так и весь негатив. Другие партии смотрят со стороны. Вот главное различие системы праймериз в США и у нас. К сожалению, мне кажется, что не все это понимают.

— Вы имеете в виду какой негатив?

— Определенное количество проблем, возникающих в результате внутренней конкуренции. Из тех проблем, которые еще следует отметить при подготовке к сентябрю, конечно, выборы за рубежом. Впервые придется организовывать голосование за рубежом в условиях такой серьезной конфронтации, серьезного осложнения международной обстановки. Причем как связанного с Россией непосредственно, так и непосредственно с Россией не связанного. Очень простая вещь: как организовать голосование на Украине?

— Да никак.

— А кроме этого, безопасность в том же Египте… А мы должны организовывать безопасность везде, где есть наши диппредставительства. В Сомали, в Мали… Кроме того, как организовать голосование среди наших граждан, находящихся сейчас в Сирии? Никогда в такой сложной обстановке не приходилось организовывать выборы! И я бы хотел обратить внимание именно на эту составляющую!

— Может, и хорошо, что все это уже не ваши проблемы…

— Но тем не менее! А организация безопасности голосования внутри страны? Я целый год протестовал против сокращения числа сотрудников Министерства внутренних дел. Меня заверяли в Министерстве внутренних дел, что нет, мы справимся с выборами… Прошлый сентябрь показал, что да, справились. Но в этом году следует очередное сокращение, и мы уже получаем предложение, например, организовать ведомственную охрану на выборах!

— Ах вот как? На выборах будут дежурить нанятые вами люди, а не полиция?

— Мы запросили у ОАО РЖД секретную информацию о том, сколько стоит им ведомственная охрана. Ведь у нас впервые в истории России железные дороги охраняет ведомственная охрана. То жандармерия, то полиция, то милиция были, железные дороги ведь стратегический ресурс… Так я вам скажу, что если из бюджета будут браться деньги на ведомственную охрану, то это в сумме значительно превысит всю прибыль от сокращения сотрудников МВД!

— Да и в целом идея впечатляющая.

— Да! Представляете, ЦИК организует при себе ведомственную охрану! Да еще будет охранять 94 тыс. участков! Меня беспокоит это! Ключевая роль должна принадлежать Министерству внутренних дел. Никакие там дружины народные и все прочее не справятся с такой задачей. Где-то, может быть, в каких-то регионах это возможно все. Но в основе своей отвечает за безопасность населения Министерство внутренних дел РФ.

— Вам предложили это как реальную историю, которой пора начинать заниматься?

— Нам предложили в конце прошлого года. Я пришел на согласование проекта закона: что министерства, ведомства и ЦИК имеют право создавать ведомственную охрану. Мы встали на дыбы и сказали, чтобы нас из этого законопроекта выбросили.

— И где сейчас этот законопроект?

— Где-то есть. И как бы он не сработал в нужный момент…

— Вы встречались с Эллой Александровной Памфиловой?

— До ее выдвижения в ЦИК — да. А сегодня первый раз встретился и после. Вячеславу Викторовичу Володину (первый заместитель главы администрации президента России.— А. К.) и ей я изложил свои обеспокоенности.

— И Вячеславу Викторовичу непременно?

— Это моя обязанность — докладывать в администрацию президента вопросы недофинансирования, вопросы, связанные с безопасностью... Поэтому Вячеслав Викторович в курсе.

— Но я даже не об этом сейчас. Ведь за эти девять лет вы столько всего придумали и сделали, что странно было бы всем этим пренебречь, даже не поизучав, не поговорив с вами.

— Я думаю, что в этом нет большой необходимости. Все, что нами было сделано, все имеется. Мы разместили на сайте, уходя, достаточно компактный отчет по всем направлениям деятельности за девять лет. Можно посмотреть его, и там все написано.

— То есть вы предусмотрели разные варианты ухода…

— Разные. Кроме того, не надо преувеличивать роль личности в истории. Все, что наработано за более чем двадцатилетнюю историю, конечно, сохраняется. Другое дело, что можно относиться к этому наследству более бережно. Но еще раз хочу сказать, не надо торопиться, в том числе с оценками, всегда нужно очень взвешенно подходить ко всему. У нас в век информации устная информация не самая главная, при желании все можно найти, все можно изучить…

— Но это же при желании. Вы уверены, что такое желание возникнет? Вы же не присутствовали и на выборах нового председателя, и никто из членов комиссии не присутствовал.

— Никто не присутствовал… Еще раз хочу сказать… Не надо спешить.

— А когда вы пришли председателем ЦИКа, Александр Вешняков тоже присутствовал на первом заседании?

— Присутствовал. Более того, выступал. Более того, его наградили в нашем присутствии орденом «За заслуги перед Отечеством», если не ошибаюсь, II степени. Что вы! И у нас с ним сохранялись контакты на протяжении всего этого периода ровно так же, как и с Николаем Тимофеевичем Рябовым, и с Александром Владимировичем Иванченко! Но я не комментирую такие вещи. Каждый человек имеет свой характер, поэтому не будем спешить. Время покажет, рассудит, я доволен своей судьбой, доволен своей работой, вы знаете прекрасно, что я не очень тщеславный человек… Потом что такое тщеславие? Ну чего мне не хватает? Наград? Все есть. Собака есть, жена есть, сын есть. Машина есть и полдома есть. Что мне еще надо?

— Собака на первом месте стоит, да?

— Да. Знаете мой любимый анекдот, что такое традиционная семья? Традиционная семья — это муж, жена, сын и собака. А нетрадиционная? Муж, жена, сын и кошка. А все остальное — это вообще не семья.

— И видимо, названия некоторых политтехнологий, которые вы придумали, уйдут в прошлое. Я помню, например, «Янтарный гамбит». Это же вы придумали.

— Технологию придумал не я.

— А название?

— Название я придумал. Честно скажу, я никогда не скрывал своей особой нелюбви к политтехнологам. Потому что, собственно говоря, в избирательной системе это наиболее опасное звено. То есть применение политтехнологий вместо свободного волеизъявления избирателя. Я честно скажу, что не всем нравится наше особое рвение при финансовых проверках. Ну, например, одна из технологий известна. Получаешь какое-то количество денег на издание печатной агитационной продукции, договариваешься с типографией, тратишь в два раза меньше с тиражом в два раза меньше декларируемого, но с заведомой ошибкой так, чтобы тираж арестовали как незаконную агитацию… Ну и концы в воду.. Это я рассказываю о том, что доказано в суде было в нескольких случаях.

— Это, видимо, самый еще невинный способ.

— Да, есть и другие способы обналичивания! Например, мы раскрыли финансирование через офшоры, когда государственные компании финансировали избирательную кампанию из своих офшорных «дочек». То есть конечный владелец — офшор. А это запрещено. И большие суммы! Все ли эти суммы тратились на избирательную кампанию только или планировалось истратить их не только на избирательную кампанию? Мне это неизвестно. Мы заставили эти суммы вернуть.

— И вернули?

— Вернули. А куда деться? Иначе кандидат снимается. Регистрация аннулируется.

— И тем не менее я помню один из законов Чурова, который вы изложили еще в самом первом нашем с вами интервью, когда только пришли на работу в Центризбирком. Закон гласит, что если тебя не выносят с работы вперед ногами, значит…

— Ты плохо работаешь… Значит, вот так… Нужно признать, что я плохо работал. И зря меня вперед ногами не вынесли с работы. А я уехал на машине.

— То есть вы не готовы признать сейчас, что закон оказался несовершенным…

— Не готов. Закон суров, но это закон.

— То есть, я так понимаю, и первый закон Чурова в силе?

— Все в силе.

— И второй закон Чурова?

— Все в силе.

— Все-таки напомним, первый закон гласит, что Владимир Владимирович Путин всегда прав, потому что он не…

— Нарушает законов.

— Второй закон Чурова гласит, что…

— Я, предвосхищая ваш вопрос, сразу говорю: формирование нового состава ЦИК РФ произошло в точном соответствии с законодательством РФ! И еще хочу сказать о Леониде Григорьевиче Ивлеве. Мы настолько с ним сработались, что часто принимали одно и то же решение не сговариваясь, не обсуждая друг с другом. И последний раз это произошло накануне дня, когда мы покинули ЦИК РФ. История совершенно уникальная. Я часто захожу в букинистический отдел Дома книги на Новом Арбате. Я много очень нужных мне книг сразу там нахожу. И книг уникальных, скажем. Уникальные книги я привык покупать там, потом дарить. Журнал «Шпион и шпионки» 1914 года, третий номер, подарил Оле Таратыновой в Ратную палату в Царское Село… И вот недавно я купил тонкую книжечку «Пособие по техническому обслуживанию и эксплуатации автомобиля Форд А и грузового автомобиля Форд АА» выпуска 1928–1929 годов издания Харьковского общества развития автомобилизма. Полистал ее дома и обнаружил на нескольких страницах круглый штамп библиотеки Политехнического музея. С огромным трудом нашел главного хранителя Политехнического музея, они сейчас на АЗЛК переселились, в связи с реконструкцией музея… Сообщил, что у меня есть такая книжечка и что я ее высылаю. 25 марта мой последний день на работе, она мне звонит, благодарит: «Вы знаете, мы проверили, последнее упоминание о ней в библиотечном каталоге было перед войной». То есть эта книга была похищена из библиотеки при эвакуации из Москвы в октябре 1941 года. А дальше она такую странную фразу говорит: «Как-то у нас с Центризбиркомом в последние дни завязались особые отношения»… Я вешаю трубку, звоню Лёне, хвалюсь, какую я книжку подарил Политехническому музею, а он говорит: «А я с этим главным хранителем только что разговаривал! Они сейчас приезжают ко мне, забирают мою коллекцию старых радиоприемников…» То есть я ознаменовал свои последние дни в Центризбиркоме возвратом книги, похищенной в 1941 году из Политехнического музея, а он передал им на хранение свою коллекцию. Он же великий коллекционер старых радиоприемников, советских, довоенных, у него изумительная совершенно была коллекция. И я заходил к нему в кабинет, релаксировать, чтобы посмотреть и покрутить эти все старые радиоприемники… Они почти все работающие, и транзисторные, и ламповые, все… 50–40-х годов… Уникальная коллекция, уже гараж дома забит был. И вот ту часть коллекции, которая у него хранилась в задней комнате кабинета, он передал Политехническому музею. И еще раз говорю, такая экстрасенсорная связь не со всеми людьми устанавливается. Мы работали девять лет при абсолютном единомыслии.

— А это не лишнее — такое уж единомыслие?

— А это не означает, конечно, полного согласия!

— То есть были эпизоды?

— Например, был критичный эпизод, когда я просто решил подать в отставку. После выборов в Приморском крае, когда большинство членов ЦИК не согласилось с моей юридической оценкой… Для вашей газеты это будет слишком тонко…

— А мы попробуем…

— Эта правовая задачка очень тонкая на самом деле.

— А вдруг справимся?

— Там смысл очень простой. Местные выборы. Уровня районов, городов в Приморском крае. Выдвигается список кандидатов на региональной конференции «Яблока». На этой же конференции переизбирается руководитель регионального отделения, и он подписывает все бумаги на этих кандидатов. На всех. Затем по суду оспаривается правомерность его избрания председателем регионального отделения. И суд считает, что он неправомерно избран. При этом все документы, подписанные им на кандидатов, выдвинутых на этой региональной конференции, признаются действительными. И только в одном районе одного кандидата-«яблочника» снимают по тем основаниям, что председатель нелегитимный…

— И на чьей стороне оказались вы?

— Я исходил из принципа равенства прав всех выдвинутых кандидатов. А областной суд, когда признавал неправильность проведенных выборов, не сделал определения, что выдвинутые кандидаты выдвинуты, таким образом, незаконно. Если бы он сделал такое определение, надо было бы всех кандидатов снимать, все «Яблоко» целиком отстранять от выборов. И все остальные кандидаты, их несколько десятков, были зарегистрированы, все! Отменили регистрацию только у одного! Исходя из принципа равенства прав и единообразия подходов, я выступил за то, чтобы мы восстановили его в списках.

— Пока все логично.

— Меня поддержала Дубровина, ну она всегда за «Яблоко», и поддержал Эбзеев… (члены ЦИКа Елена Дубровина и Борис Эбзеев.— “Ъ”). Но мы остались в меньшинстве. Я сказал: «Ах вы так? Да тут совершенно очевидная правовая коллизия! Я подаю в отставку». Пошел в кабинет, написал заявление… Потом мы снова собрались, и у меня оказалось конституционное большинство при переголосовании. Большинство поддержало все-таки эту точку зрения. По-моему, без одного.

— А Ивлев?

— По-моему, Ивлев как раз голосовал против этого решения. В итоге наше решение, кстати, устояло. Этот человек был зарегистрирован, но он не выиграл, он занял третье место, почетное, на выборах.

— А как это большинство членов ЦИКа вдруг переменили свое принципиальное мнение на противоположное?

— Через час мы приняли правильное решение.

— Наверное, представили себе этот кризис избирательной системы… Не думали, что вы можете зайти так далеко… А это единственный случай был, когда вы писали заявление?

— Один. Единственный.

— Сохранили заявление?

— Нет… Хотя удивительно много сохранилось вещей, семейных прежде всего…

— Я вижу, тут везде в кабинете коробки, папки… «Семейные фотографии»… «Танки»… «Самолеты»…

— Да, это я модельки коллекционировал, из «Ашана»… А ставить некуда…

— Вы один раз слушателям академии журналистики «Коммерсанта» сказали, что физически не умеете врать. Даже жене насчет зарплаты…

— К сожалению, да. Я могу сказать не всю правду. Но сказать неправду не могу физически.

— Попытки-то были?

— Не было.

— Ну, может, просто надо попытаться. И пойдет дело.

— Нет. Это противоречит всему… Это было бы предать семейные традиции. Предать, потому что опять же я горжусь славой своих предков. Они не очень знаменитые, может быть, люди.

— А когда волшебником вас назвали…

— Ну это касалось моих сбывшихся прогнозов… В любом случае я добрый волшебник скорее. Злые волшебники — это те, кто реально фальсифицирует и наши выборы, и нашу историю. Это одни и те же люди, кстати! Вот. Я — добрый волшебник. Я никому зла не делал и не делаю. Из сказочных героев мне больше всего нравится Змей Горыныч из мультфильма про богатырей. Он там такой добрый, сознательный... Я даже одно время эксплуатировал образ Змея Горыныча… Даже кружку сделали агитационную в его честь. Вот она. В виде Змея Горыныча!

— О! «Обогреваю избирателей, испепеляю нарушителей, зажигаю без горючего!..» Три головы…

— И насчет волшебника… Ведь не так трудно некоторые результаты выборов предсказать. Скажем, явку. Сейчас это не печатайте, но запишите себе. Что явка в сентябре, по моим прогнозам, будет в пределах… (я записал.— А. К.). Посмотрим, волшебник я или нет. Если будет явка выше, значит, я не волшебник.

— Вы читаете, что про вас сейчас пишут?

— Нет. Начиная с 25-го числа не смотрю. Но, по-моему, нет волны какого-нибудь злорадства или… Более того, впервые меня хвалит оппозиция. Так, сквозь зубы, но что-то хорошее даже говорит иногда. Удивительная вещь! Может, только ради этого стоило завершить карьеру…

Тут он не удержался и все-таки добавил:

— В этой сфере.

Он проводил меня до дороги. По пути завел в крохотный гараж, где только Kia Rio и может разместиться, показал и тут стеллажи («Стоит 2700 руб. одна секция, причем собирали-собирали, крутили-крутили, а потом вспомнили, что у нас шуруповерт…») с книгами и папками, сапоги какие-то очень теплые из Монголии… Сказал, что стеллажи только в эту субботу-воскресенье собирали с сыном…да и понедельник-вторник захватили…

На улице он снова обратил мое внимание на машину:

— Она шустрая такая! У нее 123 лошадиных силы, а весит она тонну всего! Поэтому у нее хорошая скорость!

Я уже отошел от дома, когда услышал:

— А цвет-то, цвет нравится?! Такой благородный, серый...

Беседовал Андрей Колесников