Посетил Дмитрий Гуржий

Увлечение этнографией привело бизнесмена, коллекционера и основателя марки Gourji Дмитрия Гуржия на Русский Север. Маршрут, занявший неделю, прошел через старообрядческие деревни Кенозерья, средневековый Каргополь и дремучие вологодские леса.

Меня всегда интересовали трансграничные места, в которых сходятся и пересекаются разные цивилизации. На территории России их множество, таких, где происходило или происходит смешение разных культур, образов жизни, больших и маленьких цивилизаций. И я по возможности стараюсь побывать там — не просто сходить в музей, а постараться увидеть нечто большее, тот образ жизни, которого больше нет, но можно предположить, догадаться, представить себе, каким он был, как жили эти люди. Меня всегда интересовала тема староверов и концепция раскола, можно сказать, с самого детства. Мой отец работал в посольстве в Румынии и занимался связями с соотечественниками. Там была огромная старообрядческая колония липован, и я помню, как еще подростком ездил и смотрел, как живут эти люди, как они сохранили язык и культуру, несмотря на то что были изгнаны из России и в общем-то румынские власти их тоже никогда не жаловали. Когда мы с друзьями, нашим неформальным клубом этнографов-культурологов — непрофессиональных, конечно, решили посмотреть старообрядческие деревни, мы собрались, естественно, на Русский Север. Мы разработали недельный маршрут и сели в поезд Москва--Архангельск на Ярославском вокзале. Вышли на станции Плесецкий — той, что рядом с космодромом, сели в заранее арендованные уазики "Патриот" и поехали на Кенозеро. Национальный парк, знаменитое место посередине между Архангельском и Вологдой, та самая русская цивилизация, которой, как считается, больше нет, которая пропала и куда-то исчезла. Как было принято говорить, деревня умирает, население спивается. Знакомые, которые бывали в этих местах в 70-80-х годах прошлого века, перед моей поездкой говорили мне, что больше они туда не поехали бы ни за что и никогда, что ничего худшего они не помнят в своей жизни: комары, тоска, повальное пьянство. Когда я добрался до Кенозерья, я понял, что давно не видел ничего более прекрасного. Это необычайной красоты реки, леса, холмистые рельефы и деревни — большие староверческие деревни с гигантскими домами и деревянными церквями с росписями, которые называются "небеса". Там все церкви шатровые, у них перекрыт купол и вместо потолка нарисованы "небеса" — это особенная вещь. После увиденного я заказал рисунок у московской художницы Сони Уткиной, с которой мы много работаем, и мы сделали платок, который так и называется — "Небеса Кенозерья".

До Кенозера мы ехали по хорошим дорогам — грунтовым, но очень ровным. В этой местности нет мостов, вместо них есть переправы, и это, скажу я, необычайно круто — переправляться вместе с огромным траком, который везет лес. Ни одного горького пьяницы в пути нам не встретилось — может, правда, все они уже спились и давно в земле сырой? Остались только непьющие, которые заняты работой, детьми, и пить им особо-то и некогда. Они открывают частные музеи, гостевые дома — идет такая реальная жизнь. Первый человек, которого мы встретили на Кенозере, был тот самый почтальон из фильма Кончаловского "Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына". Он действительно существует и на самом деле развозит почту на своей лодке. Так же, как сказочные терема из иллюстраций Билибина и Бакста: нам кажется, это что-то былинное, нереальное, а они есть, они тут существуют на самом деле. Совершенно удивительная архитектура, деревянное зодчество, церкви, целые города деревянные, храмовые многоэтажные деревянные комплексы — и все это стоит, это чудо света, вот оно, здесь, на Кенозере. Большинство деревянных храмов в отличном состоянии. Самое удивительное, что многие из них в 1990-е годы были восстановлены одним из норвежских фондов, то есть на норвежские деньги. Когда мы стали узнавать почему, выяснилось, что в Норвегии считают эти места и этих людей частью своей культуры — нордической, поэтому посчитали, что должны профинансировать реставрационные работы, чтобы все это сохранилось. Норвежцы много успели сделать и готовы были продолжать, но их оттуда попросили: времена изменились — деньги теперь выделяет наше Министерство культуры. Представители местной власти — отдельная тема, в отечественном кино вроде фильмов "Самый лучший день" или "Горько!" они обычно все такие гладкие, в новой форме и так изъясняются, что думаешь: в жизни такого никогда не увидишь, это художественный вымысел. Но на Кенозере я себя поймал на том, что сотрудники национального парка здесь так и выглядят, как в кино: подтянутые, подчеркнуто вежливые, корректные, строгие. Когда мы заехали на джипах на берег, в песок, несмотря на то что вокруг людей не было вообще, к нам уже через несколько минут подошли и очень вежливо попросили сдвинуться на другое место, специально предназначенное для туристов. Там же есть гостевой дом, конечно же, деревянный, весь в этой стилистике — такая большая изба. Я впервые видел русскую печь таких гигантских размеров, в ней готовят всю еду для гостей. Кенозерские цены --на порядок меньше московских: когда находишься там, начинает казаться, что вещей дороже 1 тыс. руб. просто не существует, 50 руб.— вполне себе деньги, а 200 руб.— это уже сумма.

Кенозеро — это огромное водное пространство, передвигаться по которому можно только по воде. Дорог вокруг озера нет: берег очень извилистый, и проложить их сложно — чтобы добраться до окрестных деревень, мы брали плоскодонку. К историям о том, что деревни умерли — в каждой, где мы побывали, живут люди. Из 15-20 домов обитаемы 3-4, но летом приезжают наследники из Москвы и Петербурга, во многих домах организуют летние художественные лагеря. Как-то в одной из деревень мы видим, что навстречу идет человек вполне столичного вида, мы поздоровались, познакомились, и оказалось, что это очень известный художник из МАРХИ Ермолаев. Много лет он арендует в этих местах, что ближе к Каргополю, большие крестьянские дома, что-то даже перестроил для своей летней художественной школы для детей ТАФ. Староверческие дома огромны, они выглядят как гигантские деревянные дворцы с очень большими жилыми помещениями и отдельно отгороженным пространством для домашнего скота. Все под одной крышей — такой дом-хозяйство, староверческая общинно-семейная система, когда все поколения семьи живут вместе. В каждой деревне есть церковь, совершенно необычайная и интересная в том смысле, что мы ведь знали: в этих местах и на Кенозере жили беспоповцы. Когда мы просили показать нам храм, чтобы осмотреть его, приходила бабушка с ключами и на вопрос "А где же ваш батюшка?" отвечала: "А есть, есть батюшка". "А где он?" — спрашиваем. "А там" — "А служите в церкви, венчаете?" — "Служим, служим". И поскорее от нас уходит. Явное отсутствие батюшки они афишировать не хотят: вдруг про них вспомнят, да и пришлют кого-нибудь.

Из Кенозера мы двинулись на юг, в сторону Вологды, и доехали до Каргополя. Каргополь — чудо позднего русского барокко, это средневековая история и архитектура, и там уже встречаются большие каменные храмы. Когда-то он был важным торговым городом, но потом потерял свое значение, поскольку железная дорога прошла мимо. Сейчас Каргополь — забытое Богом место. Его судьба в этом смысле схожа со многими городами, такими как тот же Торжок, например. Тем не менее раньше народ в Каргополе жил очень богато, там не было крепостного права, поэтому в нем селились те самые староверы и люди, которые не хотели быть в крепостной зависимости. И Каргополь, и все эти деревни, старообрядческие хутора в смысле цивилизации говорят о том, что русские люди могут самоорганизовываться, жить богато, чисто, хорошо, без барина и без царя, никого не трогая, но и к себе никого не подпуская. Староверческий уклад — наглядный образец. Конечно, большевики все это разрушали, но худшим разрушением стали хрущевские реформы. Небольшие хутора по 10-15 домов стали укрупнять, заставлять людей съезжаться в большие деревни, вводить налоги на их фактически натуральное хозяйство — Хрущев закончил то, что не удалось даже большевикам. И, конечно, война: во всех больших деревнях стоят памятные доски, сколько человек было до войны и сколько осталось после нее, была тысяча мужчин, а осталось 300. Всю эту работу ведут местные этнографы, никто им не платит, все на чистом энтузиазме. Кажется, что таких людей не бывает уже, но они есть, и чем дальше от Москвы, тем чаще их встречаешь. Я не идеализирую: там мало людей, но они вот такие.

Территория, когда-то называвшаяся Поморьем, центр русского раскола, живой памятник деревянного зодчества — суровый, малолюдный и необыкновенно красивый Русский Север всегда привлекал искателей духовных истин, художников и этнографов. Древние монастыри, старообрядческие скиты, деревянные храмы — та самая русская цивилизация, по свидетельствам очевидцев, все-таки существует, занимая на карте России обширное пространство, в которое сейчас входят Мурманская, Архангельская, Вологодская, Ленинградская области, Карелия и Республика Коми.

От Каргополя мы поехали в сторону Вологды — там есть дороги, по которым можно мчаться на высокой скорости, а есть совершенно дремучие места. Можно ехать по основной дороге, а можно уйти в дремучий лес с речушками, с чащами, и получится самое настоящее трофи. Это на любителя, конечно, но мы сами напросились, спрашивали все время: а где же дремучий русский лес? В итоге нам сказали: "Хотите — пожалуйста", и дальше 30 км мы ехали пять часов. Пришлось друг друга тянуть, вытаскивать, в ход шли лебедки, время от времени из леса появлялись странные люди, которые выходили, молчаливо помогали нам и так же молчаливо растворялись. От наших провожатых мы узнали, что недалеко от этих мест была зона и лесоповал. Потом зону упразднили, но народ там так и остался жить, по привычке. Вот эти странные, молчаливые люди и были ее жителями. До них можно было доехать, пощекотать себе нервы, но мы решили: если люди спрятались в лесу, зачем их беспокоить? За трофи некоторые едут на Бали или в Индонезию, а оказывается, все здесь есть, рядом, любой экстрим, даже люди из леса, как в Папуа — Новой Гвинее, которые то ли съедят тебя, то ли нет.

Следующей нашей остановкой было уже более широко известное место — Ферапонтов монастырь с фресками Дионисия. Ферапонтов и находящийся неподалеку от него Кирилло-Белозерский монастырь — это русское средневековье в великолепной форме, масштаб строений, фресок сопоставим с Тосканой. Я не хочу сравнивать, но то, что мы увидели, абсолютно того же уровня, а фрески Дионисия — это уровень лучших мастеров Ренессанса. Сохранность всего этого просто потрясающая, там же находится великолепный музей, от видов на Сиверское озеро захватывает дух. Там нет туристических толп, хотя летом везут иностранцев по воде из Петербурга, людей мало, в основном это художники, которые приезжают на лето рисовать. На озере молодая пара построила прекрасный экоотель, в котором все абсолютно экологично. То, что ты ешь, находится здесь же: во дворе бегают курочки, в озере ловится рыба, в огороде растут овощи, и все это стоит очень небольших денег.

Монастыри находятся в немногим более 100 км от Вологды — мы оказались в ней в тот момент, когда там проходил международный молодежный фестиваль хорового пения, и это было чудесно, нам очень повезло. Весь город пел, это были молодые люди любых национальностей: корейцы, поляки, башкиры, французы — все пели, танцевали, и не рок-н-ролл, а народные песни. Это было необычайно красиво, невероятно искренне. Вологда, конечно, интересный город, недалеко от нее также есть замечательный музей деревянного зодчества, в нем собраны деревянные церкви и дома со всей округи, но с монастырями это несравнимо — Ферапонтов и Кирилло-Белозерский монастыри обязательны к посещению. Москва--Вологда — очень легкая поездка: есть фирменный поезд, где проводницы в белых фартучках наливают тебе уху и предлагают стопку водки, наутро ты уже в Вологде. На самом деле из Москвы это путешествие выходного дня. Наш маршрут был сложным и занял неделю потому, что мы хотели посмотреть цивилизацию — в музее, даже самом замечательном, жизни ты не увидишь.

Путешествуя по старообрядческим деревням с культурологическими целями, постоянный автор Travel Дмитрий Гуржий тем не менее отметил встреченные по пути экоотели и привез из поездки идею для нового платка Gourji "Небеса Кенозерья".