разработчик новых лекарств, в том числе от болезни Альцгеймера и рака), эксперт в области биотехнологий, защитил докторскую диссертацию в области молекулярной и клеточной биологии в университете Техаса, постдокторскую работу выполнил в Рокфеллеровском университете в Нью-Йорке. Возглавляет американское подразделение российской фармкомпании "Р-Фарм" R-Pharm Overseas, Inc., Сан-Диего, Калифорния:

— У России прекрасные перспективы в геномике (исследования генома), здесь важен не столько уровень развития биотехнологий, сколько интеллектуальный потенциал. В России любой 19-летний мальчик, который пишет приложения для "Яндекса" или "Лаборатории Касперского", может точно так же заниматься геномикой, а то и лучше. Из каких этапов складывается работа: во-первых, доступ к тканям пациентов с определенным заболеванием, во-вторых — секвенирование нужных генов, то есть определение последовательности аминокислот в них. Десять лет назад это было очень дорого, сейчас цена настолько упала, что секвенировать может кто угодно и где угодно. Третий этап — интерпретация полученных данных, это уже сложнее. Здесь сконцентрирована вся реальная наука и будет создаваться вся интеллектуальная собственность в ближайшие годы. Во многих западных странах, в том числе в США, рынок биотехнологий чрезмерно зарегулирован. FDA, церковь, республиканцы, различные моральные устои — все это тормозит многие инновации. Россия в силу более ограниченного регулирования может сделать, допустим, первого в мире биоробота для проведения антитеррористических операций и занять эту нишу.

Я пришел в индустрию из университетской среды, где занимался старением. Мой первый большой грант был как раз от National Institute of Aging, когда я работал ассистентом профессора в Техасском университете в конце 90-х. Многие люди, которые ассоциированы со здравоохранением и с фармацевтикой в разных странах мира, хотят протащить старение как отдельное заболевание под разным соусом в различные государственные и научные программы. Есть ряд людей с достаточно известными в науке именами, которые с этим подходом не согласны. Они считают, что старение — это нормальный физиологический процесс. Я себя отношу ко второй категории. Старение, как бы вы его ни рассматривали, является единственным и основным фактором возникновения целого ряда заболеваний, которые дают самую высокую смертность: сердечно-сосудистые заболевания, онкологические, болезнь Альцгеймера. Наша задача — максимально отодвинуть во времени их начало. Но не факт, что, отодвинув начало заболеваний, которые я перечислил, на более поздний период, мы не столкнемся с новыми. Дожить до 120 лет абсолютно реально, в этом нет ничего запредельного. Я думаю, что даже при нашей жизни мы увидим, что люди станут значительно чаще доживать до этого возраста. А потом будут жить еще дольше. Но надо понимать, что после 100 лет у людей будут развиваться болезни, с которыми мы еще не знакомы. Если вы посмотрите на историю 200-300-летней давности, то практически не увидите там рак и уж тем более болезнь Альцгеймера (она была фактически неизвестна до ХХ века) среди причин смерти. Генная терапия может оказаться одним из методов лечения старения, но, по моему мнению, вряд ли она будет основным. Основная проблема — никто не знает ген старения. Науке он неизвестен. Скорее всего, это даже не один ген, а целый набор. Даже если в будущем мы эти гены сможем определить, заменять сразу несколько генов для того, чтобы остановить старение, кажется слишком сложной и рискованной идеей. Вряд ли это будет применяться в обозримом будущем.