В чем дщерь Петрова перещеголяла своего отца

Воцарившаяся в 1741 году императрица Елизавета Петровна запомнилась современникам как первая красавица Европы, которую прочили в мужья французскому королю Людовику XV. А потомкам — как истинная дочь своих родителей: царственная, как Петр I, и простая, как Екатерина I, которую знать за глаза величала портомоей. И модницей, гардероб которой насчитывал 15 тысяч платьев.

В царствие Анны Иоанновны цесаревна Елизавета Петровна вела себя неприметно, стараясь не навлечь гнев двоюродной сестры. Но после ее смерти, когда императором был объявлен младенец Иоанн VI, а регентшей, сместив герцога Бирона, стала мать императора Анна Леопольдовна, дщерь Петрова стала проявлять свой истинный характер. Ее с юных лет числили среди первых красавиц Европы. В 1741 году посол персидского Надир-шаха привез сказочные дары повелителя своего прекраснейшей из принцесс, вести о красоте коей дошли и до Мешхеда. Но первый кабинет-министр А. И. Остерман воспретил послу наносить визит пребывавшей в полуопале цесаревне. Узнавшая об этом Елизавета вспылила. Она сказала, что этот бывший писарь, возвышенный ее отцом, не смеет так с ней обращаться и что она ему этого не простит.

Прослышавший о том Остерман решил как можно скорее выдать цесаревну за какого-нибудь захудалого иностранного принца и тем самым навсегда избавиться от нее. Но для Елизаветы Петровны, которую тринадцати лет от роду прочили в жены французскому королю Людовику XV, это было еще горшее оскорбление. И участь Остермана была решена.

После воцарения Елизаветы Петровны над Остерманом учредили следствие, обвинили во всех грехах прошлых правлений и приговорили к колесованию. На плахе смерть заменили вечным заточением в Березове, где он и умер, как говорили, голодной смертью.

***

Правительница Анна Леопольдовна, получив бразды правления, вскоре отставила от всех постов генерал-фельдмаршала Миниха, организовавшего устранение герцога Бирона. А Елизавете Петровне сказала, что устранить Миниха ее уговорили муж — принц Антон-Ульрих и Остерман. Цесаревна потом в кругу приближенных заметила:

— Надобно иметь мало ума, чтобы высказаться так искренне. Она совсем дурно воспитана, не умеет жить.

***

В ночь смещения Анны Леопольдовны верные Елизавете Петровне гвардейцы ворвались в спальню главнокомандующего генерал-фельдмаршала Ласси, от поддержки которого зависел успех переворота. Под его рукой стояло в столице семь полков.

— Какой государыне вы служите? — спросили гвардейцы разбуженного старика.

Тот, рассудив, что что-то произошло, но, не зная что, скоро нашелся:

— Я служу ныне правящей государыне,— не уточняя имени.

***

По примеру своего батюшки Елизавета Петровна любила устраивать маскарады. Одно время ей вздумалось приказать, чтобы на придворных маскарадах все кавалеры являлись в женских нарядах, а дамы — в мужских, и притом без масок. Такие метаморфозы вовсе не нравились мужчинам; они приезжали на маскарады большею частью в самом дурном расположении духа, потому что не могли не чувствовать, как были безобразны в дамских нарядах, с взбитой прической, поддельными косами и в огромных юбках на китовых усах. С другой стороны, женщины казались какими-то жалкими и неловкими мальчиками. Только императрица при ее высоком росте и стройности была чудно хороша в мужском платье. На нее нельзя было довольно налюбоваться, в особенности, когда она со свойственной ей грацией танцевала.

***

Опасаясь заговоров, Елизавета Петровна имела обыкновение спать в разных местах, так что заранее нельзя было знать, где она ляжет. Это приписывали тому, что она превращала ночь в день и день в ночь. В 11 часов вечера, она отправлялась только в театр, и кто из придворных не являлся за нею туда, с того брали 50 рублей штрафу.

***

Спать государыня ложилась в пять часов утра? утро и часть дня посвящались сну. Засыпая, Елизавета Петровна любила слушать рассказы старух и торговок, которых для нее нарочно брали с площадей. Они сиживали у ее постели и рассказывали всякую всячину, что видели и слышали в народе. Императрица, чтобы дать им свободу говорить между собою, иногда притворялась спящею; не укрылось это от сметливых баб и от придворных, последние подкупали первых, чтобы они, пользуясь мнимым сном императрицы, хвалили или хулили кого им надобно в своих шушуканьях между собою. Под рассказы и сказки их кто-нибудь чесал императрице пятки, и она засыпала.

***

В среду и пятницу у государыни вечерний стол был после полуночи, потому что она строго соблюдала постные дни, а покушать любила хорошо, и, чтобы избежать постного масла, от которого ее тошнило, она дожидалась первого часа следующего непостного дня, когда ужин был сервирован уже скоромный.

***

Императрица очень любила церковное пение и сама певала со своим хором? к Страстной и Пасхальной неделе она выписывала из Москвы громогласнейших диаконов, и почтмейстер барон Черкасов, чтобы как можно лучше исполнить державную волю, не давал никому лошадей по всему тракту меж двух столиц, пока не приедут диаконы.

***

Государыня была большая охотница до таких негармонических вещей, как, например, кваканье лягушек, которых она очень усердно распложала в своих садах.

***

В числе особенных странностей государыни было то, что она терпеть не могла яблок, и мало того, что сама их не ела никогда, она до того не любила яблочного запаха, что узнавала по чутью, кто ел недавно, и сердилась на тех, от которых пахло ими? от яблок ей делалось дурно, и приближенные остерегались даже накануне того дня, когда им следовало являться ко двору, до яблок дотрагиваться.

***

Когда государыню одолевала хандра, помогало то же самое средство, что и ее батюшке. Звали шутов, и проделки их возвращали императрице доброе расположение духа. Но случались и промашки. Раз в ее шатер вошел шут Аксаков. Он держал в своей шапке ежа, и сказал, что был на охоте и поймал редкостного зверя. Елизавета Петровна захотела узнать, что это такое было, и подошла к нему, чтобы посмотреть, что он держал в шапке, в эту минуту еж поднял голову. Государыня страшно боялась мышей, а тут ей показалось, что голова ежа была похожа на голову мыши, она пронзительно вскрикнула и бросилась бежать со всех ног к палатке, которая служила ей спальней. Но потом вспомнила, что называла себя экономной и рачительной хозяйкой, и приказала, несмотря на то, что гости ее не поели, убрать накрытый к обеду стол.

***

Двоюродная сестра императрицы, графиня Марья Симоновна Гендрикова, влюбилась в обер-секретаря Сената А. И. Глебова, человека весьма умного и красивого. Когда государыня узнала, что Глебов сделал Марье Симоновне предложение, то воскликнула:

— Сестра моя сошла с ума, влюбившись в Глебова. Он ей неровня.

Однако Марья Симоновна столь настойчиво умоляла императрицу согласиться на этот брак, что она наконец уступила ее просьбе, сказав:

— Не отдавать же тебя замуж за подьячего.

И произвела Глебова в действительные статские советники, и назначила обер-прокурором.

***

Однажды канцлер А. П. Бестужев-Рюмин на аудиенции у императрицы назвал себя великим канцлером.

— Запомните,— сурово ответила ему императрица.— В моей империи только и есть великого, что я да великий князь Петр Федорович, да и то величие последнего не более чем призрак.

Публикация Александры Жирновой