Как решились снова попытаться запустить «Союз»

Президент России Владимир Путин на космодроме Восточный после заседания государственной комиссии принял решение не улетать в Москву и засвидетельствовать еще один пуск ракеты «Союз». О том, как принималось это многострадальное решение,— специальный корреспондент “Ъ” АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ из Благовещенска, резиденции губернатора Амурской области и с космодрома.

После того как ракета «Союз» утром 27 апреля не полетела в космос в связи, как было сказано, с состоянием ракетного комплекса, а не нового космодрома Восточный, Владимир Путин вернулся с космодрома в Благовещенск, доехал до резиденции губернатора и лег спать. Видимо, происшедшее и в самом деле сильно повлияло на него.

После сна было назначено совещание по развитию Амурской области. Чем-то же надо было заполнить образовавшуюся брешь в расписании президента (правда, как выяснилось, он и самостоятельно способен был ее заполнить без остатка). И брешь, по мнению организаторов, была заполнена молниеносно и с блеском.

Для участия в совещании мобилизовали передовиков амурского производства: представителя энергетической компании, и. о. генерального директора фирмы «Мост» (лишний раз соединит Китай и Россию в ближайшее время в районе Благовещенска), генерального директора «Белогорского хлеба» и заместителя генерального директора «Амурагроцентра». Все оказались приветливыми словоохотливыми людьми, которым, впрочем, чтобы проявить свою словоохотливость, пришлось дождаться, когда президент проснется.

Губернаторы умеют устраивать себе резиденции. Вот этого у них не отнимешь. Обычно резиденции располагаются на берегу подручной реки — если рядом течет река. Здесь течет: Амур. Закипающая синяя гладь, деревянные срубы, высокопарный обрыв… Зачем в космос, когда при виде этой картины так клонит к земле… Не случайно, может быть даже, слово предоставили прежде всего Сергею Старкову из «Белогорского хлеба», который заранее навсегда благодарен этой земле. Но сначала высказался губернатор области Александр Козлов:

— Мы не стесняемся говорить,— обратился он к Владимиру Путину,— что к нам в область пришло колесо индустриализации (он вдруг заговорил неверным языком Остапа Бендера, и уж если так, то следовало сказать скорее, что прикатилось, что ли.— А. К.).

Между тем губернатор имел в виду не новый космодром, инвесторов он имел в виду.

Странно было, что Владимир Путин до сих пор ни словом не обмолвился про оставшуюся на земле ракету. Он ведь после того случая не появлялся на публике. И при этом уже про многое высказался. Так, по пути в небольшую комнатку для совещаний он проходил через просторный бильярдный зал и поинтересовался у журналистов, успели ли они в ожидании него наиграться (да как можно: проснуться ведь мог…); расспросил губернатора обо всем дотошно («делается что-нибудь, не делается… Если делается, то как делается… Чего не хватает…»). А чего, свободного времени теперь ведь много. Еще и завтра оно может появиться…

И господина Старкова, и остальных он расспрашивал, казалось, все более обстоятельно, все более не спеша… И они откликались всею душою, чувствовали потому что движение, в свою очередь, президентской души. И вот уже строитель частного китайско-российского моста через Амур Петр Романенко прямо попросил президента написать на бумаге китайским товарищам, с которыми он этот мост строит: «Здоровья и счастья этому проекту!», и как бы здоров и счастлив ни был этот проект, до сих пор даже представить себе немыслимо, каким бы он стал теперь. Не было бы здоровее и счастливее на земле и, рискну сказать, в космосе.

И президент даже пообещал оставить такую дарственную (а что же это еще), но не стал рисковать своим здоровьем (трудно представить, какому количеству проектов, учитывая к тому же, что в разгаре уже, можно сказать, предвыборная кампания, пришлось бы ежедневно желать и того, и другого).

И когда закончилось совещание, которое так и свелось к этим расспросам о житье-бытье на Амуре, Владимир Путин полетел на вертолете опять на космодром.

Это было другое дело. Там, на Восточном, начинала заседать правительственная комиссия по летным испытаниям средств выведения (к сожалению, средства выведения на этот раз с первой попытки вывести не удалось). В этом заседании, как и во всем происходящем, даже во встрече в резиденции губернатора на Амуре, была интрига. Так, было все-таки не ясно, будет ли второй пуск через сутки (или все-таки, скорее всего, позже) и задержится ли на него президент? Во время совещания с инициативными предпринимателями я слышал, например, как в другой комнате человек, который решает вопросы, рассказывал другому, видимо, такому же человеку:

— Залетим сейчас на госкомиссию и сваливаем уже отсюда!.. Да, вроде решили!..

Это решение предстояло утвердить на госкомиссии.

День 27 апреля был непростым для жителей Благовещенска. Они целый этот день наблюдали беспорядочные, как им, наверное, казалось (и так чаще всего оно и было) перелеты вертолетов над городом. И даже когда совсем стемнело, над резиденцией губернатора в кромешной тьме поднялись сразу четыре вертолета, в том числе и президентский, и взяли курс на космодром в 200 километрах от города.

Членов комиссии оказалось много, несколько десятков человек. Все они производили на меня впечатление умудренных жизнью и испытаниями вроде сегодняшнего. И вряд ли они в этот день, например, обедали (судя по их слегка бешеным и в то же время усталым глазам) или хотя бы причесывались (судя по их прическам). Нет, эти люди не для того становились членами госкомиссии. Они становились ими для того, чтобы нести коллективную ответственность за происходящее. Проблема (и не только их проблема) в том, что раньше эта ответственность была персональной, а не коллективной.

И только перед самым началом заседания в зал вдруг вбежала и встала, прислонившись к стене, потому что свободных мест уже не было, девушка в военной или полувоенной форме с короткой стрижкой (может, даже не член комиссии, а секретарь ее, что ли), и я замер: да, это же была Надежда Савченко! Что же она тут делала? Как добралась сюда? Кто помог?.. И что же будет?.. Сходство было просто вопиющее, его, казалось мне, никак нельзя теперь будет игнорировать… (Еще минуты через три вошел президент и проигнорировал.) Я удивился, что все это время один пожилой член госкомиссии что-то напевал: с одной стороны, себе под нос, но с другой — ведь громко. Возможно, этот убеленный сединами человек сейчас был совсем не с нами… И даже скорее всего.

Президент вспомнил, что впервые побывал здесь в 2010 году (на Lada Kalina), «смотрел на тайгу, где мы собрались строить и вот сейчас строим этот космодром». «Надеюсь,— говорил он,— у меня будет еще возможность поблагодарить людей, которые здесь добросовестно работают». Ключевое слово было, разумеется, «добросовестно». И уже даже из одной этой фразы было понятно, что он собирается тут остаться до завтрашнего дня (вряд ли он имел в виду, что хочет сказать «спасибо», вручив этим людям медали в Екатерининском зале Кремля). А главное, таким образом, пуск будет, хотя решение, хоть и предварительное, требовало от всех его участников немаленькой все-таки решимости, и видимо, отказ систем управления оказался не критическим.

Но во всем этом еще предстояло убедиться.

— Было немало проблем во время строительства космодрома, пришлось возбудить шесть уголовных дел, четыре человека арестовано… двое из них, правда, находятся под арестом, а двое в СИЗО сидят, но если вина тех, кто подозревается в совершении правонарушения, будет доказана, то им придется сменить теплую домашнюю постель на тюремные нары, в этом нисколько не сомневаюсь,— сообщил президент.

Таким резким он бывает на людях редко. И сейчас он хотел, чтобы его таким видели.

— Сегодня сбой пуска связан,— повторил Владимир Путин,— не с состоянием космодрома, а с самим ракетным комплексом… разумеется, мы с вами знаем, что в 1990-е годы мы вообще чуть не утратили эту отрасль… слава богу, что вовремя опомнились, сориентировались…

Владимир Путин рассказал, что «пришлось предпринять героические усилия для того, чтобы выковыривать государственные деньги из карманных банков (а это еще одна очень интересная история.— А. К.)». Добавил, что сбои возможны и что людей, «которые стремятся к результату, но сталкиваются с проблемами, а потом их преодолевают, решают, нужно только поддержать».

Но сказал это, видимо, прежде всего для того, чтобы произнести потом вот это:

— Но если мне руководитель отрасли (Игорь Комаров.— А. К.) рассказывает, что из четырех сбоев пусков на Куру два — из-за непогоды, а два — из-за того, что агрегат какой-то, гироскоп, оказался в ненадлежащем состоянии (см. «Первая попытка — пытка» на сайте “Ъ” от 26 апреля), возникает вопрос: его что же, не могли доставить в нужной кондиции или не могли проверить перед тем, как монтировать? Это что такое?! Это что, разве сложные математические расчеты? На мой взгляд, это связано с разгильдяйством и недостаточным контролем над всеми элементарными процессами!

Владимир Путин, видимо, понимал, что он должен все это произнести вот именно этим людям прямо тут, прямо в глаза — просто потому, что никого другого они уже, видимо, не в состоянии воспринять как надо, потому что и так уже не раз воспринимали.

Президент объяснил, что хочет только послушать, как идет разбор таких полетов, не вмешиваясь в этот процесс, и попросил немногочисленную прессу оставить его наедине с залом.

Впрочем, по данным “Ъ”, совсем не вмешиваться ему не удалось. Хотя заседание было коротким, минут на сорок. По информации “Ъ”, причины, по которым не состоялся пуск, были признаны и в самом деле непринципиальными, и хотя госкомиссия должна была подтвердить новый пуск только в три утра по московскому времени 28 апреля, стало сразу очевидно: Владимир Путин остается в Благовещенске, а пуск состоится, по крайней мере попробует опять состояться.

Владимир Путин, конечно, очень хотел дожать эту историю. Это для него, как говорят актеры, был материал на сопротивление.

И он сопротивлялся.