В Кремле не связывают уход топ-менеджеров РБК с политикой

РБК остался без руководства. Шеф-редактор РБК Елизавета Осетинская, главред информагентства РБК Роман Баданин и главред газеты Максим Солюс покидают холдинг. Осетинская работала шеф-редактором РБК с конца 2013 года, до этого руководила русской версией журнала Forbes, была главным редактором сайта Vedomosti.ru. Солюс был назначен главредом газеты РБК весной 2014 года, ранее почти 10 лет работал в газете «Ведомости» заместителем главного редактора. Баданин возглавлял информационное агентство РБК с января 2014 года, до этого был шеф-редактором Forbes.ru. Председатель комиссии по гражданским свободам и гражданской активности Совета по правам человека, журналист Николай Сванидзе побеседовал с ведущим «Коммерсантъ FM» Анатолием Кузичевым.

РБК — один из ведущих мультимедийных холдингов России. Ведет операционную деятельность в сегментах интернета, телевидения и прессы. Холдинг РБК входит в группу ОНЭКСИМ, владельцем которой является миллиардер Михаил Прохоров. Пресс-секретарь президента Дмитрий Песков заявил в четверг, что глава государства в последнее время не встречался с Прохоровым и никакого давления на холдинг РБК не оказывалось.

— Есть два основных комментария о произошедшем с РБК. Один комментарий связан с трактовкой происходящего — что это исключительно политическое давление. Другой комментарий, в основном от представителей власти мы его слышали и слышим, — то, что дело это сугубо экономическое, и, кстати сказать, рост акций того же РБК после объявления об уходе топ-менеджеров компании косвенно подтверждает эту непопулярную в народе версию об экономической подоплеке. А может, кстати сказать, не подтверждает и не опровергает версию первую. Но, как бы то ни было, это факт — акции выросли после ухода редакторов. Николай Николаевич, как вы относитесь к происходящему? Что это за уход, что это за разгром?

— Как мне кажется, это попытка сохранить компанию, уволив ее команду. Это намек на то, что будет контент, что будет другой подход к событиям, и не трогайте нас. Может быть, я ошибаюсь, но, на мой взгляд, это форма защиты с позиции слабости, защиты от рейдерского захвата.

— Если это рейдерский захват, у него цели и задачи политического характера?

— Двойные. Цели и задачи у рейдерского захвата, если он связан с какой-то собственностью, имеющей финансовую ценность, двойные: в данном случае и политические, и чисто финансовые, коммерческие.

— А политический компонент является поводом и аргументом?

— Совершенно верно, политический компонент является и одной из причин, и в то же время поводом и аргументом, да.

— А что касается экономического компонента, мы про политический сейчас тоже поговорим, медиа — насколько это серьезный бизнес? Ведь есть медиа, очень много привлекательных элементов в том, чтобы заниматься ими, но, мне кажется, с точки зрения бизнеса, если абстрагироваться от всего остального, это не самая привлекательная отрасль народного хозяйства, или я не прав?

— Я, к сожалению, не готов поддерживать диалог на эту тему, потому что я никогда не занимался этим как бизнесом, я был и остаюсь действующим журналистом, я был менеджером, но бизнесменом от медиа я никогда не был.

— Тогда давайте прямо, конкретно про РБК. Предположим, ваша версия, очень-очень похожая на правду, мне, по крайней мере, она кажется безупречно логичной — избавиться от ряда персонажей, в некоторых трактовках одиозных, ради того, чтобы сохранить сам актив, саму компанию. Что не так с РБК было?

— Я думаю, что РБК — это был излишне независимый орган, излишне независимое средство массовой информации, а независимость сейчас путается с оппозиционностью. А оппозиционность сейчас путается с враждебностью.

То есть если ты независим, то ты оппозиционер, если ты оппозиционер, то ты враг. Это прямая логическая цепочка, она сейчас всегда выстраивается, она не имеет никакого отношения к реальности, но, тем не менее, она выстраивается.

И плюс к этому, помимо общего контентного фона, содержательного, были еще и конкретные претензии — скажем, известная часть информации, связанная с членами семьи президента.

— То есть вы полагаете, что это было если не причиной, то, по крайней мере, болезненным элементом работы этого независимого холдинга?

— Я не исключаю, что это могло послужить и в качестве причины, потому что у нас часто бывают причины абсолютно субъективного свойства, и они перешибут любые объективные. Как известно, семья президента — это сфера, которой касаться уже давно нельзя, и за это наказание следует неотвратимое, быстрое и жесткое. Я не исключаю, что это именно тот случай.

— Давайте порассуждаем на неприятную тему. Насколько это универсальный подход в нашей стране, и насколько он будет экстраполирован на все остальные СМИ — оппозиционность путается с враждебностью, а независимость путается с оппозиционностью? Это для всех актуально?

— Это актуально для всех. Просто кому-то разрешают до определенной поры и, может быть, до определенного предела демонстрировать свою независимость и оппозиционность, а кому-то не разрешают. У нас же система очень зыбкая, она не отработанная, очень много зависит от человеческих отношений, от личных лоббистских возможностей и талантов главного редактора или владельца, много от чего. Кому-то можно, кому-то, как выясняется, нет. Пусть кому-то повезет, а кому-то нет, как раньше пелось в песенке КВН.

— Когда вы говорили про пределы, получается, что, на первый взгляд, пределы, за которые переступила РБК, — это семья президента? Другого я ничего не услышал.

— Во всяком случае, это одна из возможных версий.

— Да, понятно. А скажите, пожалуйста, если бы вы были главным редактором РБК, я понимаю, что вопрос немножечко из наивной категории — «если бы я был президентом, я бы прекратил все войны на планете», но, тем не менее, если бы вы были главным редактором РБК, пошли бы вы тем путем, которым эта компания шла к неизбежной проблеме, я уж не говорю к закрытию, разгрому в последние годы, сумели бы как-то славировать, договорились бы о берегах, или ни то, ни другое, ни третье не избавило бы вас от этого риска?

— Вопрос действительно очень сложный, потому что все здесь индивидуальны. И всегда легко сказать, бить себя в грудь, как самец гориллы, гулко, и говорить: «Я бы, мне бы, и только давай, я бы справился». Я думаю, что есть ситуации, в которых справиться чрезвычайно сложно, поэтому я могу говорить не о том, что бы я делал и как бы я был в этом великолепен, а о том, в каком направлении я бы пытался действовать. Я думаю, что это не оригинальное направление. Я бы пытался сохранить лицо издания и свое собственное лицо, но при этом был бы предельно внимателен и осторожен во взаимоотношениях с власть имущими, пытался бы понемножку расширять себе жизненное информационное пространство, но при этом не делать резких телодвижений и слишком рисковать. Потому что ответственность очень высокая. Ответственность, кстати, не только моя журналистская и менеджерская, и профессиональная судьба, но и вся команда. Поэтому очень аккуратно я бы пробовал расширять жизненное пространство, но вовсе не уверен, что это бы мне удалось.

— Предположим, звучит звонок, и приятный мужской голос говорит: «Николай Карлович, слушайте, ну, зачем вам эта тема? Неужели это действительно главное — про семью президента? Да возьмите, я не знаю, мало ли, что ли, тем интересных на свете?» Что вы ответите мне?

— Я не могу вам сказать абсолютно, не могу вам ничего на эту тему сказать. Это зависит от обстоятельств, от наших с вами отношений, от степени моей остервенелости, от степени моей уверенности в себе и от того, насколько я смогу на этой дорожке удержаться. Не готов, ничего определенного сказать.