Интервью

Будущее и тенденции развития мирового рынка газа в последние годы становятся все менее определенными. "Ъ" поговорил с одним из ведущих экспертов отрасли, главным исполнительным директором Lambert Energy Advisory Филипом Ламбертом, о конкуренции газа с возобновляемыми источниками энергии, влиянии на отрасль переговоров по климату и правильном позиционировании газа на рынке.

— Несколько лет назад много говорили и писали о наступлении "золотого века" газа. Теперь, если посмотреть на ситуацию на газовом рынке в Европе, эти ожидания кажутся слишком оптимистичными. Какой вы видите позицию газа в европейском энергобалансе на следующие 20 лет?

— Самый простой ответ на ваш вопрос в том, что доля какого-либо источника энергии зависит от того, насколько упорно этот источник борется за свои позиции. Будет ли какое-то топливо вступать в "золотой век" или погружаться в "темный век" своего существования, полностью зависит от того, как оно себя подаст на рынке. Вы ничего не получите просто так. Мое мнение в том, что если мир будет серьезно настроен получить доступное экологичное топливо, которое сможет бороться со смогом в городах Азии и обеспечит надежную систему энергоснабжения — тогда, да, нас может ожидать "золотой век" газа. Но вы знаете, есть в мире множество могущественных институтов, которые не хотят того, чтобы следующие 30-40 лет стали "золотым веком" газа. Если вы посмотрите на организации, которые были собраны на Климатической конференции в Париже в декабре прошлого года,— ООН, Демократическая партия США, ЕС, Международный валютный фонд, Всемирный банк, католическая церковь, то вы увидите, что эти могущественные, в основном западные, конечно, институты не хотят "золотого века" газа. Они хотят "золотого века" для возобновляемых источников энергии в секторе производства электроэнергии, а также господства электричества в транспортном секторе. Это мечта, и они мечтают не о газе, прокачиваемом по трубопроводам, или СПГ-танкерах — они мечтают о мире солнечных панелей и ветряков, о машинах Tesla, о безуглеродном мире, как они это называют. Действительно ли они мечтают о нулевых выбросах или на деле они мечтают о тех последствиях, которые принесут эти изменения? В самом деле, здесь очень многое на кону: и геополитически, и экономически, и в смысле распределения власти.

Давайте сперва рассмотрим последний момент. Сейчас мировая энергосистема работает в основном на угле, нефти и газе. Каждый день в мире потребляется 270 млн баррелей нефтяного эквивалента энергии. Из этого объема 95 млн баррелей — это нефть, 65 млн — это газ и 70 млн — это уголь. То есть примерно 230 млн баррелей из 270 млн, потребляемых каждый день, приходится на нефть, уголь и газ. В последние десять лет в мире было потрачено $2 трлн на развитие солнечной и ветряной энергии. И все эти огромные расходы создали источники энергии объемом 6 млн баррелей в день — только 6 млн из 270 млн. И сегодня мир по-прежнему обеспечивается энергией за счет нефти, газа и угля. Но политики не хотят, чтобы такая ситуация продолжалась. Аргументация, которая под это подводится,— борьба с выбросами углерода. СО2 — это тот меч, которым они сражаются с ископаемым топливом.

И, к сожалению, в этом споре очень мало различия делается между разными видами ископаемого топлива: между газом и углем — они просто все выброшены в этот грязный мусорный бак под названием "ископаемое топливо". Это очень удобно и является залогом очень успешной маркетинговой кампании. В этом году мир потратит $330-340 млрд на возобновляемые источники энергии, в основном на солнце и ветер. На газ мир потратит около $170 млрд. То есть мы собираемся потратить вдвое больше на то, что сейчас обеспечивает около 3% от мирового энергобаланса, чем на газ, который обеспечивает около 25%. Это огромное перемещение капитала в новую отрасль, и, видимо, цель политиков в том, чтобы этот процесс набирал обороты. Если вы посмотрите на некоторые цели, которые были установлены в Париже, а в апреле подтверждены в США, эти $330 млрд должны возрасти до $0,5 трлн в год, а возможно, и до более $1 трлн, потому что вам нужны громадные инвестиции для того, чтобы создать, по сути, новую энергосистему. И мы в Lambert Energy считаем, что если вы собираетесь потратить такие деньги — а эти деньги в основном идут из кармана потребителей энергии, в особенности беднейших потребителей, то очень важно провести правильный аудит.

В данный момент у нас есть энергетическая система, которая работает. Это удивительная история, поскольку еще 35 лет назад в мире только 1,5 млрд человек были потребителями нефти и газа, а теперь у нас 6 млрд потребителей. Произошел огромный рост мирового благосостояния, который напрямую связан с потреблением энергии. Весь последний экономический рост в Азии был обеспечен доступом к разумно дешевой энергии, и это работало. Если теперь вы решите отказаться от ископаемого топлива, то нет абсолютно никакой уверенности, что это будет работать. Будет ли такая энергия доступной, будет ли она надежной и, в конце концов, будет ли она вести к тому, о чем говорят политики,— к сокращению выбросов? Потому что в противном случае это революция, которая может закончиться слезами. Это очень важный вопрос, в том числе для будущего газа, но в настоящий момент газовая отрасль проигрывает этот спор.

Давайте посмотрим на ценовой аспект этого аудита. Сейчас газ торгуется на уровне примерно $30 за баррель нефтяного эквивалента (интервью взято в апреле.— "Ъ"). В среднем возобновляемые источники в четыре-пять раз дороже.

— Однако многие защитники возобновляемых источников энергии (ВИЭ), в том числе в Германии, говорят о том, что эти ВИЭ дороги только во время выхода проекта на окупаемость — в первые 10-15 лет, а потом солнце и ветер могут производить очень дешевую энергию.

— Что ж, в таком случае им не нужны субсидии. Но реальные затраты на возобновляемые источники с учетом всех факторов в три-четыре раза больше, чем на газ. Вы заговорили о Германии — давайте посмотрим. Уровень загрузки газовых электростанций может составлять 90%. В Германии в 2014 году коэффициент использования мощности по ветряным станциям составил 17%, по солнцу — 10%. То есть мы замещаем то, что может работать постоянно, тем, что работает примерно 10-20% времени. Это неслыханный эксперимент. Стоимость этого прерывающегося производства электроэнергии — и здесь не нужно быть нобелевским лауреатом по экономике — будет высокой. Собственно, в этом все дело. По моей оценке, объем "налога на возобновляемую энергетику", который фактически взимается с потребителей в Германии, в этом году составит €25 млрд. Стоимость электроэнергии для немецких домохозяйств сейчас почти вдвое выше, чем, например, где-нибудь в окрестностях Парижа, где пока очень немного возобновляемых источников. То есть большая часть сектора возобновляемых источников с очевидностью не проходит ценовой аудит, но политики не хотят об этом слышать. Люди, к которым мы должны обращаться,— это потребители. И российская газовая отрасль должна говорить прежде всего с европейскими потребителями и спрашивать их: вы хотите иметь такое же доступное и надежное топливо, каким, например, уже 40 лет является российский газ? Хотите ли вы, чтобы ваши расходы на энергию росли или чтобы они стабилизировались, если не снизились?

Вторая вещь, на которую мы обращаем внимание,— это аудит конкурентоспособности. Я руковожу своим бизнесом, я не управляю государством, но если бы управлял, то очевидно, что важнейшая вещь для конкурентоспособности вашей страны в мире — это ваши расходы на энергию. И если ваши энергетические расходы растут, вы не сможете конкурировать. Политики забывают в этой борьбе против ископаемого топлива, что они несут ответственность за создание рабочих мест, за экономический рост, за благосостояние. Вы знаете, что сейчас сталелитейная отрасль в Великобритании находится в сложном положении: под угрозой множество рабочих мест, и мы обвиняем в этом Китай. Но одна из вещей, которую именно мы сделали: мы резко увеличили затраты на энергию для сталелитейной отрасли из-за этой новой политики по поддержке возобновляемых источников.

Газовая отрасль должна серьезно относиться к своему будущему, а не просто рассуждать и мечтать о "золотом веке": потому что сейчас мы движемся скорее к "темному веку" газа, то она должна бороться. Она должна спросить себя: какова стоимость моего топлива для моих потребителей? И должна задавать вопросы потребителям в Европе: вы хотите стать менее конкурентоспособными, чем Китай, чем Соединенные Штаты? Потому что китайская экономика опирается на очень дешевый уголь, а у США теперь есть очень дешевый газ. Можно, конечно, говорить о "зеленых" рабочих местах, но давайте скажем честно: возобновляемая энергетика не создает много рабочих мест. И что важнее — несколько десятков тысяч "зеленых" рабочих мест в новой отрасли или миллионы рабочих мест, которые будут потеряны, если европейская экономика утратит конкурентоспособность?

Третий вид аудита, который нужно сделать, и, возможно, самый важный,— действительно ли все эти меры и траты на возобновляемые источники энергии сокращают выбросы углерода. Вся эта революция была затеяна под лозунгом "если у вас будет возобновляемая энергетика, вы спасете мир". Но, знаете, сокращение выбросов — это не такая простая вещь. Если вы замещаете угольные станции, которые работают в базе, на возобновляемые источники, которые работают в зависимости от того, светит ли солнце и дует ли ветер, то вам нужен резерв. И в этом случае ваша система может производить даже больше СО2, чем если бы она работала на ископаемом базовом топливе, особенно если таким топливом будет газ. В результате "зеленой революции" в Германии получился удивительный результат: объем выбросов СО2 на душу населения там на 40% выше, чем в других европейских странах.

Если политики действительно всерьез озабочены выбросами, а не тем, как перераспределить власть и деньги, то им следует обратить внимание прежде всего на газ. Потому что единственный реальный путь серьезно сократить выбросы в обозримой перспективе — это не строить ветряки за огромные деньги, что займет много времени, а просто заменить уголь в качестве топлива на газ. И этот переход может произойти очень быстро. В моем родном Лондоне в середине 1950-х годов была ужасная проблема со смогом из-за сжигания угля, и вы знаете, что в Азии эта проблема серьезно ухудшает условия жизни 1,5 млрд человек. И в Лондоне мы просто запретили уголь — мы не изобретали сложную ценовую систему, налоги на выбросы и так далее, что сейчас обсуждается. Так что можно просто запретить сжигать уголь на электростанциях и заменить газом. Ирония в том — и это очень неудобная правда, что страна, которая делает это быстрее всех,— США. Они делают это не из-за политики или регулирования, а просто потому, что так диктует рынок: газовые станции стали выгоднее из-за снижения цен на газ. И неожиданно выбросы СО2 в США стали падать по мере сокращения потребления угля.

Ужасно то, что газовая отрасль не указывает на все эти вещи, а думает, что потребление газа вырастет автоматически, но это заблуждение. Самый страшный враг газа среди всех тех институтов, о которых мы говорили вначале,— это система образования на Западе. Каждому подростку на Западе сейчас рассказывают, что ископаемое топливо — это грязная и вымирающая отрасль. Так что нам нужно развеивать мифы, нам нужно показывать, что если потребители в Европе и Азии действительно хотят чистую и доступную энергию, то решение — это не возобновляемые источники и машины Tesla. Просто заменив уголь газом, а это можно сделать практически за один день, мы добьемся сокращения выбросов СО2 на 60%. Но важнее то, что мы сразу уничтожим наиболее опасные выбросы, которые в первую очередь отравляют жизнь людей: оксиды серы, тяжелые металлы, большую часть оксидов азота. Если бы я управлял российской газовой отраслью, я бы обратился прямо к людям в азиатских городах и спросил их: вы хотите избавиться от смога за одну ночь?

И, наконец, важный момент — это аудит надежности. В случае возобновляемых источников система всегда будет ненадежной, потому что вы зависите от погоды.

— Эту проблему предлагается решить за счет мощных батарей, которые будут покрывать пики.

— Пока что этих батарей, которые были бы достаточно дешевыми, нет. Если вы скажете мне: замените компьютерную систему в вашем бизнесе на что-то, что работает 10% времени, но мы очень стараемся разработать батареи, чтобы срок работы вырос. То я отвечу: мне это не нужно — мой бизнес умрет раньше, чем вы это разработаете. Где эти батареи, о которых все говорят? Если действительно произойдет прорыв в технологиях, тогда мы посмотрим, как это все будет работать, но пока его нет.

И сейчас наши оппоненты среди защитников ВИЭ, которые хорошо понимают всю уязвимость их системы с точки зрения надежности, пытаются обратить эти аргументы против газовой отрасли. Они говорят: мы не можем развивать нашу энергетику на основе газа, потому что российский газ ненадежен. Раньше они говорили, что российский газ дорог, но теперь это уже не так. Это было так некоторое время назад, потому что, честно говоря, газовая отрасль пыталась получить слишком много от своих потребителей. Мы привязали стоимость газа к цене нефти...

— Вы считаете, это была ошибка?

— Да, потому что цена на нефть непредсказуема. Я не знаю, какой она будет через три года.

— Но спотовая цена на газ тоже непредсказуема.

— Нам нужно увязывать стоимость газа со стоимостью альтернативного источника энергии, который есть у потребителя. Сейчас газ практически не конкурирует с нефтью в Европе — он конкурирует с углем, атомной энергией и возобновляемыми источниками. Именно к этому и следует привязываться, а не связывать будущее прекрасной газовой отрасли с тем, что невозможно предвидеть и невозможно контролировать. Я против того, чтобы привязывать цену на газ к углю, потому что уголь будет умирать все быстрее и по мере этого он будет все больше дешеветь. Я бы формировал цену на газ исходя из моих представлений, как производителя газа, о том, какая цена позволит мне выиграть конкуренцию и завоевать долю на рынке. Ошибка была в том, что газовая отрасль устанавливала цену без оглядки на спрос, а когда спрос упал, то цена упала вне зависимости от того, что происходило с ценой нефти.

Возвращаясь к вопросу надежности. Многие в ЕС утверждают, что российский газ ненадежен, и приводят в пример газовые кризисы на Украине. Мы говорим: хорошо, вот история поставок российского газа в Европу: 17,5 тыс. дней надежных поставок. Возможно, была одна неделя в 2009 году, когда эти поставки были ненадежны. Одна неделя из 17,5 тыс. дней. Знаете, если бы у меня был работник, который бы из 17,5 тыс. дней не работал одну неделю, я бы считал его очень надежным. Особенно если сравнивать с чем-то вроде станций на солнце или ветре, которые работают 10-20% времени. Российская газовая отрасль была и остается невероятно надежной, но она потеряла репутацию надежного поставщика, потому что такая репутация неудобна для врагов газа. Не врагов именно российского газа, а врагов любого газа. Я часто слышу это и в Великобритании: газовое будущее означает зависимость от Ближнего Востока, России, украинской проблемы и так далее. Это понятно, потому что эти сторонники "альтернативной возобновляемой энергетики" понимают, что та система, которую они предлагают взамен, ненадежна, так что они должны поставить под сомнение надежность нынешней системы. И пока мы проигрываем.

И в результате того, что мы проигрываем, у нас огромное количество газа на мировом рынке — больше, чем когда-либо. Становится все проще найти газовые месторождения, и сейчас мир обеспечен газом на 500 лет вперед. И большую часть этих запасов газа в принципе можно извлечь по вполне разумной цене — $60-70 за баррель нефтяного эквивалента. И если мы не сможем создать спрос на этот газ, то придем к долгосрочному перенасыщению рынка и очень низким ценам на газ на годы вперед. Например, смещение энергобаланса Китая на 5 процентных пунктов в сторону газа даст прирост спроса на 160 млрд кубометров. Поэтому очень важно показывать потребителям, какие преимущества газ может им принести, а не сидеть и ждать "золотого века". Пока что я этого не слышу, а слышу другое: добыча газа в Европе падает — им нужен российский газ, и там будет рыночная ниша для российского газа. Необязательно, потому что политики не хотят этого.

— Но здесь есть и другой момент. Импортер энергоресурса всегда опасается попасть в зависимость от своего поставщика и стремится иметь собственные источники энергии, как уголь в Китае и газ в Великобритании. В этом смысле возобновляемые источники выглядят более безопасными.

— Да, это очень важный момент. Безопасность поставок — это вопрос ощущения, поскольку все хотят использовать прежде всего собственные ресурсы. Например, Россия полностью самодостаточна с точки зрения энергии. Российская энергосистема сейчас, возможно, наиболее экологичная из всех крупных энергосистем в мире. Ваш энергобаланс состоит из 50% газа, при этом у США до сих пор 40% угля, у Германии — 45%, у Китая — 60%, у Индии — 70%. Сейчас у России, возможно, один из самых низких уровней выбросов углерода на душу населения среди крупных экономик, и при этом у России есть огромные леса — натуральные хранилища СО2. Почему российская делегация не рассказывала об этом в Париже? Что у России есть великолепный опыт по снижению выбросов и что Россия готова экспортировать газ, чтобы также помочь Европе и Азии в решении этой проблемы?

Если вернуться к вопросу безопасности поставок, то, на мой взгляд, он упирается в проблему цен на топливо. Потому что для клиента, который готовится импортировать большой объем газа и на десятилетия связать себя с этим топливом, чрезвычайно важны предсказуемость и прозрачность рынка. И лучший способ справиться со страхом зависимости от импорта — обеспечить множество источников и маршрутов поставки газа. И особенно опасна в этом смысле привязка цены газа к нефти, потому что нефтяные цены могут снова взлететь в силу обстоятельств абсолютно вне сферы влияния России. Я хочу подчеркнуть, что сейчас идет битва — это борьба за выживание для всей газовой отрасли, и самая большая ошибка, которую можно сделать,— это за счет высокой цены разрушить спрос, который сейчас так требуется для достижения "золотого века" газа.

Интервью взял Юрий Барсуков