Интервью с Дмитрием Брусникиным

Дмитрий Брусникин о новой должности в театре «Практика», принципах «Мастерской» и тостах после премьеры.

Отличная новость от брусникинцев: «Мастерская» стала резидентом театра «Практика». “Ъ-Lifestyle” поговорил с Дмитрием Брусникиным об этом, а заодно о будущем российского театра, «лишнем» опыте, порядочных артистах и тостах после премьеры.

— Дмитрий Владимирович, недавно «Мастерская» стала резидентом театра «Практика». У вас есть четкий план действий?

— «Практика» станет основной площадкой для новых спектаклей «Мастерской» на ближайший год. На днях здесь состоялась премьера «Девушек в любви» — спектакля по пьесе современного драматурга, ученицы Коляды Ирины Васьковской. С Максимом Диденко мы собираемся сделать «Чапаева и Пустоту». Сейчас мы работаем над новой, специально для нас написанной пьесой Ивана Вырыпаева. Какой и о чем — я пока не хотел бы говорить. Но ставить, я надеюсь, будет он сам в середине следующего сезона. Хотим сохранить в репертуаре замечательный спектакль UFO. Иван играл его один, но в самой пьесе девять персонажей. Вообще с «Практикой» у нас налажен контакт, нам здесь невероятно комфортно. И я очень благодарен Эдуарду Боякову и Ивану Вырыпаеву за то, что они три года назад нас пригласили. Это был дебют «Мастерской» и чрезвычайно эволюционный, сильнейший ход их обоих как руководителей. Я не помню, чтобы что-то подобное когда-нибудь происходило в истории театра — дать возможность первокурсникам сделать спектакль на «взрослой» сцене.

— Что заставило Ивана и Эдуарда разглядеть потенциал ваших студентов?

— Вербатим «Это тоже я» (серия монологов горожан, заставившая критиков говорить о брусникинцах как о самой перспективной актерской команде столицы. — “Ъ”) изначально был экзаменационной работой. Иван ее видел и рекомендовал Эдуарду. Так началось наше довольно плотное сотрудничество. Я стал регулярно там появляться (улыбается), был приглашен в спектакль «Благодать и стойкость» в качестве артиста. Потом случился приговский «Переворот» в постановке Юрия Муравицкого, я сыграл в спектакле Казимира Лиске Black & Simpson. Так что «Практика» для меня — особое место.

— Можете пояснить?

— Это чуть ли не единственная площадка в стране, где драматурги могут заявить о себе. Много лет назад мы с Володей Гуркиным пытались организовать молодых авторов сами. Мишу Угарова, Елену Гремину, Елену Исаеву, Машу Арбатову… Встречались по понедельникам, пили чай и слушали пьесы. Потихоньку подтянулись режиссеры, актеры. Еще чуть позже возникла «Любимовка». Но в театр, тем не менее, драматургам вход был заказан. Чудовищное было время. И вдруг появились «Театр.doc» и «Практика», главной целью которой была и есть современная драматургия. До сих пор в этом театре первый тост после премьеры — тост «За драматурга».

Практика — единственная площадка в стране, где драматурги могут заявить о себе

— Как устроен ваш театр? Все о вас говорят, но кого ни спроси, никто не знает, как именно он существует. У брусникинцев есть продюсер?

— Это все не просто. Все работы «Мастерской» вырастали из учебных задач. Появились спектакли «Бесы», «Это тоже я», «Второе видение». Их видели профессиональные менеджеры: с нами работают Дарья Вернер, Женя Петровская, Наталья Тинякова. Каждый проект прикреплен к продюсеру, который отвечает за его сохранение и развитие. Так сложился репертуар. Понимаете, «Мастерская» — это открытая система. Любой из артистов может подойти ко мне и рассказать о том, что ему запомнилось, что он хочет сделать на сцене, кого пригласить в театр. У нас многие педагоги работают за идею. Например, режиссер и хореограф Саша Андрияшкин делал с нами спектакль «Слон». Это человек, развивающий особую философию тела. То, чего ему удалось добиться, занимаясь с ребятами, меня очень сильно удивило и порадовало. Я стараюсь собирать вокруг «Мастерской» талантливых людей. И выявлять таланты внутри нашей группы. Недавно выяснил, что мои артисты умеют писать великолепные пьесы. Дал всем задание написать работу в конце первого года обучения. Даже название придумал — «Моя жизнь в искусстве спустя один год». Когда прочитал — поразился. До них никто из моих учеников не умел так точно и талантливо выражать свои мысли на бумаге. Может быть, век такой, все эти гаджеты, СМС. Не знаю.

— Как рождаются новые названия в репертуаре?

— В результате долгих размышлений. Сидим, разговариваем с актерами, режиссерами, драматургами. Они частые гости «Мастерской». Много с нами общаются. (Улыбается.)

— Брусникинцы сегодня — такой же феномен, как женовачи или фоменки. Как вы относитесь к этому факту?

— Спокойно. Педагогической деятельностью я занимаюсь очень давно. На моих глазах уже не первый курс пытается сохраниться, пытается быть труппой, театром. Брусникинцы — это и выпускники Романа Ефимовича Козака (мы преподавали вместе, были два худрука на одном курсе) и Аллы Борисовны Покровской. И вообще все, кто когда-то учился в нашей «Мастерской». И Сергей Лазарев, и Александра Урсуляк, и Дарья Мороз.

— Что, как вам кажется, отличает брусникинцев от других артистов?

— Мне кажется, их отличает некая традиция, школа. Я ученик Олега Николаевича Ефремова, а его главный завет был «главное на сцене — это актер и, стало быть, человек». Поэтому в театре я стараюсь заниматься человековедением.

В театре я стараюсь заниматься человековедением

— Чему вас еще научил Ефремов (и вы, может быть, возвели это в принцип)?

— Относиться к театру чрезвычайно серьезно. Театр — это не развлечение, это наука о человеке и отражение нашей жизни. Театр не имеет права быть несовременным.

— Что для вас значит «современный»?

— Театр, живущий сегодняшним днем. Это не значит, что он не имеет права анализировать классику, но он должен делать это через призму сегодняшних реалий и сознания. Современный театр — это театр, в котором работают личности. Я хочу, чтобы брусникинцы ассоциировались именно с личностями. Интересными, развитыми, умными. Они должны многое уметь — петь, двигаться, танцевать, играть на инструментах, быть невероятно заразительными, темпераментными. И самое главное — они должны быть порядочными людьми.

— Как вы это определяете?

— Как правило, это происходит на уровне личного контакта. Понимаете, если ты собираешься пройти с человеком какую-то дорогу вместе, нужно доверять друг другу. Даже больше — верить друг в друга. Должна быть взаимность.

— Какие у вас требования к себе как к педагогу?

— Терпение. Это самое главное, когда обладаешь большим опытом (не знаю, как сказать, чтобы не звучало хвастливо). Опыт иногда мешает. Надо как можно чаще начинать все с нуля и не руководствоваться тем, чем привык руководствоваться всегда. Скажем, не сложились отношения с тем или иным абитуриентом. Мне все говорили, что принимать его — ошибка. Но я основывался на опыте. И опыт меня подвел.

— Могли бы вы рассказать о своих взглядах на театральное образование в России?

— Российская театральная школа — очень сильная. Но иногда она бывает настолько консервативной. Это опасно. Тогда театр становится консервированным продуктом. То, что мы пытаемся делать в нашей «Мастерской», — это открывать театру мир, а миру — театр. Пытаемся слышать жизнь вокруг, учиться у кого-то или чего-то. Словом, не сидеть на академических креслах, утверждая, что только мы знаем о том, как нужно играть Чехова или Толстого. Вообще нужно иметь смелость открывать новое.

— Кстати, про новое. На какие тенденции современного театра вы смотрите с радостью, а какие, может быть, вас огорчают?

— Огорчает внутренняя, корпоративная жизнь театра, довлеющая ситуация нетерпения и ненависти. Перехода всяких этических норм. Жизнь в театре стала похожа на гражданскую войну. Перестал вестись диалог. Причина? То, что происходит вокруг нас. Театр не может не реагировать на общественную и политическую жизнь. Тем более такую напряженную, как сегодня. Важный момент — часто именно в такие напряженные моменты происходят серьезные открытия. На Венском фестивале спектакли Богомолова и Кулябина прекрасно были приняты. «Три сестры» многие называют художественным явлением. Но посмотрите, на родине спектакля никакого анализа не происходит. У кого-то чужой успех вызывает агрессию, зависть. А что касается радостных тенденций. Я со страниц вашего издания хочу заявить: я рад, что Серебренников, Богомолов, Кулябин — наши талантливые парни — добились признания в Европе.

Жизнь в театре стала похожа на гражданскую войну

— За ними будущее?

— Будущее за талантливым театром. Когда вы сидите в зале и вас захватывает действие, вы начинаете неровно дышать, плакать, смеяться. Такой театр будет и через пять лет, и через 25. И он прав — театр есть, театр был, театр будет. Да, он переживает разные периоды, но как институция все равно остается. Разве может что-то такое случиться в мире, чтобы люди перестали писать стихи, сочинять музыку, рисовать, вообще заниматься творчеством? Что?

— А у вас были периоды разочарования в театре?

— Конечно. Но это всего лишь периоды. Потом я, скажем, приходил на спектакль Някрошюса, Васильева, Гинкаса, Бутусова и снова становился счастливым. Начинал верить в то, что театр — невероятная сила, что с помощью этой силы можно переделать мир, влиять на людей.

И сегодня я в это верю. Спектакль «Мастерской» «Конармия», который идет в Центре имени Вс. Мейерхольда, думаю, как раз пример такого театра. Он предупреждает, меняет людей.

— Что или кто является предметом вашей гордости?

— Мои ученики. Например, почти все участники спектакля Бутусова в театре имени Пушкина — мои ученики. Я горд, что востребованными в кино становятся Петр Скворцов, Вася Буткевич, Марина Васильева. Если бы я мог, я бы в обязательном порядке пригласил всех смотреть спектакль «Сван» моего ученика Юрия Квятковского, который он поставил с брусникинцами (остроумная антиутопия по стихотворной пьесе Андрея Родионова и Екатерины Троепольской о том, как в выдуманной тоталитарной стране ввели экзамен по стихосложению. — “Ъ”).

— То, что многие к вам относятся как учителю, гуру, вас не смущает? Как вам удается не бронзоветь?

— У меня прекрасный учитель — Олег Николаевич Ефремов. И еще мне кажется, что бронзоветь — это не интеллигентно. (Смеется.)

Наталья Витвицкая