Председатель совета директоров «Метафракса» Армен Гарслян — о том, почему стоит инвестировать в производство метанола

Мировые цены на метанол сегодня находятся на минимальных значениях. Впрочем, участники рынка говорят о том, что падение компенсирует растущий внутренний спрос. В перспективе структура потребления принципиально изменится — этот продукт найдет массовое применение в новых отраслях, заверил НАДЕЖДУ ЕМЕЛЬЯНОВУ председатель совета директоров «Метафракса» АРМЕН ГАРСЛЯН.

— «Метафракс» производит треть российского метанола. Целесообразно ли сохранять достигнутые объемы производства в условиях продолжающегося падения мировых цен?

— Метанольный рынок сейчас действительно очень сложный. Мы полагали, что корреляция цен с нефтью произойдет раньше, но почему-то возникла задержка. А с конца года цены пошли вниз, причем прилично. Я считаю, точка падения уже достигнута и дальше мы будет наблюдать рост. Но таких цен, которые были в 2014–2015 годах, не будет еще два-три года.

На самом деле в первом квартале мы сократили чистую прибыль на 10%. И если бы мы не имели продуктов переработки, мы бы сейчас уверенно падали.

Одновременно с этим потребление метанола в мире растет. У этого продукта есть много интересных перспектив, и в ближайшее время мы увидим, что метанол будут использовать в тех сферах, о которых ранее мы не могли и по­думать. Приведу в пример аккумуляторы для мобильных устройств, работающие на метаноле. Широкое применение метанол имеет и в топливных элементах. Последние лет шесть каждая уважающая себя автомобильная компания имеет автомобили, которые заправляются топливными элементами на метаноле. И это потенциально огромный рынок, который увеличит потребление в разы. За последние годы произошел технологический прорыв. Это совершенно иной мир. Те, кто владеет технологиями, вырвутся вперед с колоссальным отрывом.

В России за последнее время построены два новых производства — «Аммоний» в Менделеевске (230 тыс. т) и «Щекиноазот» (450 тыс. т). Еще одно строится и еще одно планируется. Потребление действительно растет, и будет продолжать расти дальше, и производители это понимают.

— Каково соотношение в структуре выручки группы доходов от продажи метанола и его производных? Стоит ли задача его изменить?

— Существующее соотношение переработки и продажи нас устраивает. Но чтобы выйти на новый уровень, необходимо наращивать объемы переработки. Глобальная задача состоит в том, чтобы перерабатывать половину производимого метанола на наших площадках. Если в цифрах, после завершения реконструкции мы в состоянии производить 1,18 млн тонн и около 600 тыс. тонн должны перерабатывать сами. Такая стратегия защитит нас от внешней турбулентности.

«Метафракс» движется по пути переработки метанола в продукты более высокого передела. И здесь важно, преодолев сегодняшние ограничения, уйти в новое качество. Главное — удерживать свою нишу, то есть постоянно обновляться и следить за себестоимостью наших продуктов. Для того чтобы это удалось, нам нужно концентрироваться на метаноле и его производных. И мы планируем глобальные проекты в рамках этой стратегии.

В губахинскую площадку до 2020 года мы намерены инвестировать 60–65 млрд руб. Сейчас мы рассматриваем несколько проектов. Все они чисто химические, то есть профильные для нас.

Поэтому сегодня делаем ТЭО нескольких проектов одновременно. Окончательное решение во многом будет зависеть от того, насколько качественно мы сработаем с кредитными организациями, от этого же будет зависеть скорость реализации.

— Какие задачи будут решены на «Метафраксе» в рамках инвест­программы в этом году?

— Мы завершаем второй этап реконструкции установки метанола, что позволит увеличить мощность до 3375 тонн в сутки. Осенью должна быть запущена в эксплуатацию новая установка малометанольного формалина производительностью 90 тыс. тонн. Мы также продолжаем обновлять железнодорожный парк предприятия. Программа рассчитана до 2019 года и предусматривает приобретение более 900 вагонов-цистерн для перевозки метанола и формалина.

Значительные средства в этом году будут вложены в инфраструктурные проекты. Это, в частности, водоподготовка. Сетевое хозяйство требует нашего особого внимания сегодня, ведь каждая труба имеет свой срок. Около 250 млн руб. в этом году будет вложено в сети, а поскольку проект рассчитан на пять лет, всего за этот период в сетевое хозяйство мы инвестируем 1 млрд руб. Такие вложения никогда не дают мгновенной окупаемости, но без них ничего работать не будет.

— У банков, которые кредитуют вас, очень высокие требования к экологическим стандартам производства. Как вам удается им соответствовать?

— Уже много лет акционеры ставят перед нами простую задачу: все наше оборудование должно быть самым современным. Иногда даже более современным, чем в Европе. Это правда. Это позволяет нам даже наполовину не достигать лимитов на выбросы, установленных нормативами. В 2015 году выброшено в атмосферу 56% от допустимого за год количества. Даже после реализации крупнейших инвестпроектов компания будет укладываться в лимиты.

И кстати, у российских банков требования к экологическим стандартам не менее серьезные, чем у европейских. Мы постоянно работаем в этом направлении.

— В начале мая стало известно о том, что «Метафракс» продал пакет в регистраторе «Интрако», и вы заявили, что это связано с оптимизацией структуры группы. О чем идет речь?

— Цель, которая сейчас стоит перед группой, — сосредоточить все силы на химических активах, химическом производстве, и в соответствии с этой целью мы ведем реструктуризацию. Почему нам без этого не обойтись? Группа «Метафракс» — это на самом деле весьма ограниченный круг специалистов. У нас нет раздутого штата, огромного звена управленцев, на плечи которых мы могли бы возложить свои непрофильные проекты.

И если предприятие находится в структуре группы, какой бы специфики оно не было и какими бы не были внешние условия, мы все равно внимательны к нему. Но ведь на все времени не хватает. Когда невозможно отделить главное от второстепенного, команда начинает испытывать дискомфорт. А значит, надо делать выбор.

— С какими еще активами вы готовы расстаться?

— Есть дорожно-строительная компания «Химспецстрой», которую мы создали семь лет назад. Сегодня она объективно лидирует среди компаний Пермского края по объему заказов, это действительно одно из самых сильных предприятий в своем сегменте. А с точки зрения финансовой устойчивости — я думаю, оно лидирует. Сейчас мы ведем переговоры с несколькими инвесторами о том, чтобы либо продать компанию, либо перейти в совместное управление. Совместное управление предполагает, что мы можем остаться финансовым партнером, а кто-то профильный, то есть опытный в этом бизнесе, будет управлять процессом. Такая конструкция тоже возможна. Решение будет принято в самое ближайшее время.

Другой наш актив — компания «Метатрансстрой» — должен будет уйти с внешних рынков и максимально сконцентрироваться на стройках группы. По сути, для этой цели мы и создавали это предприятие. Но пока было свободное время, мы увлеклись сторонними проектами и промышленным застройщиком быть перестали. Сейчас мы меняем стратегию: «Метатрансстрой» будет работать только на объектах группы, и только на промышленных стройках.

— Вам уже три года принадлежит производство смол в австрийском городе Кремсе. Что происходит с бизнесом на территории Европы в условиях санкций?

— Кремс — это наша опорная площадка на европейском пространстве, «окно в Европу». И мы намерены развиваться дальше. Мы купили в Австрии второе производство, и готовы инвестировать еще, только нужно понимать, какие направления сегодня интереснее остальных. Менеджмент нашего технического центра сейчас занят поиском самых перспективных технологических решений. Места там достаточно, весь технопарк в Кремсе является нашей собственностью. Австрия, кстати, очень лояльная к нам страна. Меня часто спрашивают: а как же санкции? И я отвечаю: пока мы видим только благосклонное отношение и помощь. Нам там комфортно.

Синтетические смолы — капризный продукт. Бывает, что две одинаковые установки не могут работать на одной и той же смоле. И поэтому у нас есть техническое сопровождение: мы под каждого производителя делаем свой продукт, подгоняем его под конкретные технологические процессы и самые узкие задачи. Это всегда индивидуальный продукт. Когда потребители запускают завод, они используют не только наши смолы, но и наши технологические решения. Но в то же время мы не забываем, что европейский рынок очень узкий. Наши специалисты ищут новые направления.

— Какие планы в отношении подмосковной площадки «Метадинеа»?

— Там мы продолжаем строительство второй установки формалина, которое планируем завершить через год. Сейчас все уже на стадии закладки фундамента. За этим последует и увеличение объема производства смол.

Мы гордимся тем, что смогли сохранить завод со столетней историей, пусть сейчас он носит другое название — «Метадинеа». Но площадка сохранила свой профиль, а мощности были нами увеличены в разы. Имя «Карболит» мы решили сохранить в названии технологического парка. «Карболит» станет технопарком. Мы готовы создавать там инфраструктуру, сети и все что нужно. Но пока процесс идет непросто.

— Как кризис сказался на производстве смол? Одним из основных их потребителей является строительная отрасль, а она всегда первой реагирует на сложности в экономике.

— Рынок древесных плит очень интересный. Он, как и многие другие, делится на два основных сегмента — «премиум» и «эконом». Так вот в кризис мы отмечаем снижение потребления смол в премиум-сегменте и рост массового сегмента. Высококлассный продукт всегда занимал около 15% всего рынка, и сократился он примерно на 5%. Зато массовый сегмент вырос очень существенно. Высокими темпами растет производство для дешевого потребления. Другой вопрос, что продукция, которая производится на российских заводах, а они в общей массе сейчас принадлежат иностранным собственникам, продается за границу. И они расширяют производство, но рынок уже не российский: плиты продают в Иран, Ирак, Сирию… На самом деле это неплохо, налоги все равно остаются у нас.

— В связи с этим вы намерены увеличивать объемы производства?

— Сейчас мы производим около 800 тыс. тонн смол в год. И планируем увеличить производство смол в ближайшей перспективе на 50–60 тыс. тонн на каждой российской площадке.

— Но в Перми завод KronoGroup, видимо, вряд ли появится…

— На самом деле проект не закрыт. И насколько я знаю, земельный участок в Краснокамске переоформлен на предприятие ООО «Кроностар» в Костромской области, в городе Шарья, где у них работает завод. И после того как будет завершен американский проект, они планируют вернуться. Ведь есть разрешение на строительство, есть проект…

«Метафракс» является главным поставщиком KronoGroup , и потому нам, в общем-то, неважно, где в России будет развиваться производство. Но я лоббирую строительство завода здесь потому, что это дополнительное развитие для Пермского края. Очень жалею, что мы в свое время упустили «Кроношпан»... В Башкирии они работают успешно, и уже строят вторую очередь. Мы готовы содействовать тому, чтобы вокруг нас появлялся бизнес. «Мета­фракс» сам вкладывает деньги в инфраструктуру: покупаем специальный автотранспорт с холодильными установками для перевозки смол и передаем управление местным предпринимателям. Хотя это для нас опять-таки непрофильная деятельность.

— «Метафракс» в прошлом году попал в список предприятий, оказывающих существенное влияние на отрасли российской промышленности и торговли. Какие дивиденды принесло вам это событие?

— Мы получили субсидии по кредитной ставке. Да, это не огромные суммы, но поддержка ощутима. Это реальные деньги, которые мы получили в 2015 году. Наш проект по строительству установки параформальдегида попал в перечень проектов, которым оказывается господдержка в рамках импортозамещения. Это тоже предполагает определенные льготы. Очень хорошая тема, которая в прошлом году была запущена в регионе, одном из первых, — специнвестконтракты. Мы посчитали, что наш новый проект, даже предварительно, если он будет поддержан специнвестконтрактом, получит очень существенные льготы по налогу на имущество.

В структуре группы «Метафракс» мы создали команду, которая предметно занимается вопросами гос­поддержки. Они в теме, благодаря им мы во всем участвуем, и могу сказать, что с точки зрения развития бизнеса Пермский край — самый демократичный регион, столица российской демократии. Это на самом деле так. Мы работаем во многих территориях и можем сравнивать. Чиновники, как и везде, конечно, могут бездействовать. Но противодействовать — нет, здесь этого нет.

— Вы стали одним из инициаторов возобновления парламентской депутатской группы «Промышленники Прикамья». Промышленное лобби в Пермском крае далеко не публично. Зачем нужна эта структура?

— Возникло некое турбулентное состояние, и, чтобы стабилизировать ситуацию, мы были вынуждены объединиться. Руководители промышленного сектора, как люди, ответственные за трудовые коллективы, в своих решениях более стабильны. Когда у тебя работает 5 тыс. человек и ты понимаешь, что от тебя зависит их благополучие, это реальная ответственность. Это нас и объединило.

Взаимодействовать нужно было и для того, чтобы «провести» через парламент ряд системных документов, которые бы качественно изменили инфраструктуру для привлечения в регион высокотехнологичных производств. Те же специнвестконтракты.

— Большая часть парламентариев-промышленников одновременно входит во фракцию «Единая Россия». Сейчас именно ее рег­отделение занялось разработкой промышленной политики края. Вы решили, что, кроме вас, этим вряд ли кто-то может заняться профессионально?

— Это площадка, которая позволяет взаимодействовать и придумывать интересные вещи. Последние десять лет министерство промышленности было «министерством кисломолочных дел». Я серьезно. Мы не понимали, чем все эти чиновники там занимаются. С кем общаются, если не с нами? Никто из них не спросил нас, кто мы и чего мы хотим.

Сегодня уже принят ряд принципиальных решений. Создан Фонд поддержки промышленности Пермского края. Кроме того, депутатской группой решено закрепить за каждым крупным промпредприятием одну из территорий края, чтобы корпоративные службы включались в решение юридических вопросов на местах. Поясню. Приходит ко мне глава Красновишерска и рассказывает: чтобы попасть в программу развития моногородов, нужна стопка документов. И выбор у главы таков: либо искать мешок денег, чтобы оплатить работу юристов, либо эта территория в эту программу никогда не попадет. Где выход? Промышленники договариваются между собой, что, условно, «ЛУКОЙЛ» будет оказывать такую поддержку Красновишерску, а «Метафракс» — Горнозаводску. И это уже механизм поддержки моногородов и проблемных территорий края.

Это решение уже принято. Оно позволит в будущем развивать регион. Сегодня только сильный в состоянии что-то изменить. А если таких несколько, и большая часть из них еще и неравнодушна, а остальные просто боятся признаться в обратном — следовательно, тоже согласны действовать сообща, — значит их надо объединять. Это тоже управленческий механизм.