Большой театр завершает оперный сезон премьерой "Осуждение Фауста" Гектора Берлиоза. "Драматическая легенда" французского композитора на столичной сцене не ставилась никогда.

Стоит уточнить: в концертной версии "Осуждение" звучало в стенах Большого и прежде нынешней постановки, которую готовит патриарх немецкой режиссуры Петер Штайн. Причем исполняли "Гибель Фауста" (так тогда называли берлиозовский опус, что по смыслу, пожалуй, вернее), как специально, сплошь в непростые переходные времена. Сначала в 1907-м, когда страна только-только оправилась после событий 1905 года — и тут же получила парламентский кризис и Третьеиюньский переворот. Второй раз — на излете военного коммунизма, в 1921-м, под эгидой Луначарского, увидевшего в партитуре Берлиоза натурально "глубокую жалобу гения-интеллигента, до кончиков пальцев затерявшегося в буржуазном мире". И наконец, уже в текущем столетии очередное исполнение "Осуждения Фауста" (2002) стало одним из первых больших событий эпохи Анатолия Иксанова.

Тогда дирижировал Александр Ведерников, музыкальный руководитель Большого в ту пору. Нынче за пульт встанет Туган Сохиев: теперешнему музикдиректору, очевидно, и принадлежит инициатива, в результате которой "Осуждение" получит полноценную сценическую версию. Составы, сразу стоит сказать, многообещающие; Маргариту будут петь литовская прима Юстина Григите, перспективная выпускница Молодежной программы Большого Юлия Мазурова и солистка Музтеатра Станиславского Ксения Дудникова, Мефистофеля — Дмитрий Белосельский и Александр Виноградов, главного героя — два заметных заграничных тенора, албанец Саймир Пиргу и мексиканец Артуро Чакон-Крус, и еще один солист Музтеатра Нажмиддин Мавлянов. Все, как на подбор, молоды да обаятельны, находка для любого режиссера — хотя, как ни странно, само произведение даже и не из тех, что прямо-таки взывают с мольбой о сугубо реалистичной режиссерской трактовке.

Прежде всего, в пригодности "Осуждения" для театральной сцены сомневался сам Берлиоз. Его "драматическая легенда" (а авторский подзаголовок именно таков) мало похожа на типичную "большую оперу" конца 1840-х — организацией драматургии, огромными автономными ролями оркестра и хора, переменами обстоятельств без оглядки на сценичность и, наконец, экстатическим финалом, который все-таки трудно представить себе на конвенциональной оперной сцене XIX века. С обожаемым им текстом Гете Берлиоз тем не менее обошелся без всякого пиетета. Действие начинается в Венгрии — собственно, только потому, что композитор хотел вставить в партитуру свою обработку исконной венгерской мелодии — Ракоци-марша (этот оркестровый эпизод под названием "Венгерского марша" стал впоследствии едва ли не самым популярным симфоническим номером из "Осуждения Фауста"). Берлиозовский Фауст — не ученый старец, обуянный жаждой абсолютного знания, а романтический "лишний человек", который фатальное решение отдать свою душу врагу рода человеческого принимает во внезапном порыве ближе к концу оперы, причем исключительно ради спасения Маргариты. И вечную участь своего героя Берлиоз решает, как можно догадаться по названию, безжалостно: под восклицания демонов "тайна ужаса совершилась!" душу ученого поглощает преисподняя.

Впервые "Осуждение" поставили почти полвека спустя после его создания (на концертных сценах оно звучало регулярно, как и нынче) — и без особого успеха. Сценическая судьба берлиозовской "драматической легенды" в последние сто лет вроде бы благополучна, но с "Фаустом" Гуно ей все равно тягаться трудно. Именно в этом и преимущество — "Осуждение" не успело обрасти штампами и клише, и поэтому довольно естественно воспринимаются интерпретации последних лет, где режиссеры соревновались друг с другом во всякого рода грандиозных визуальных новациях — Робер Лепаж в Метрополитен-опере, Терри Гиллиам в Английской национальной опере, Алвис Херманис в Парижской опере. К этому списку надо прибавить и Астраханский театр оперы и балета — так получилось, что именно в этом сезоне там тоже поставили "Осуждение Фауста", и в смысле чистой зрелищности с тамошним спектаклем Константина Балакина, перенасыщенным видеопроекциями и прочими спецэффектами, тягаться не так-то просто. Тем занятнее интрига: в распоряжении Большого вся технологическая мощь обновленной исторической сцены, а также многоопытность Петера Штайна, сулящего величественный спектакль с аккуратнейшим следованием идеям композитора.

Сергей Ходнев (AD)