Глава Федеральной палаты адвокатов Юрий Пилипенко рассказал "Ъ", почему в российских судах так редко оправдывают

Федеральная палата адвокатов (ФПА) попросила правительство повысить оплату работы государственных адвокатов по назначению минимум в четыре раза. Профессиональное сообщество надеется таким образом очистить свои ряды от "карманных адвокатов". Глава палаты ЮРИЙ ПИЛИПЕНКО рассказал корреспонденту "Ъ" АЛЕКСАНДРУ ЧЕРНЫХ, почему сейчас защита так редко добивается оправдательных приговоров, как судьи относятся к адвокатам и почему все-таки присяжные оправдали Веру Засулич.

— Недавно я читал на сайте "Медиазона" интервью с адвокатом "Агоры" Александром Попковым, где тот рассказывал, какое у него было сильное душевное волнение, когда он впервые — и пока единственный раз — добился оправдания клиента. Он заметил, что многие российские адвокаты за 20 лет работы ни разу этого чувства не испытывали. Обычному человеку кажется неправильным, что адвокат может за всю свою карьеру ни разу не добиться оправдания. Почему же в России так происходит?

— Любая профессия предполагает наличие определенных результатов деятельности. Что для адвокатов является таким результатом? Прежде всего, важный результат — смягчение обвинения, чтобы человеку не "навесили" того, чего он не совершал. Эта победа остается незамеченной, а ведь результатом является менее суровое наказание, чем просило обвинение или рассчитывало следствие. Условный срок наказания мои коллеги сейчас также уже рассматривают в качестве победы. Но главным результатом, действительно, должен быть оправдательный приговор. И в норме такие вещи у профессиональных защитников должны иметь место, пусть и не каждый год.

Многое объясняет одна потрясающая история. Есть небезызвестный человек — Владимир Колесников. В советское время он был руководителем ростовской милиции, лично задержал Андрея Чикатило, после этого карьера пошла в гору, он стал замминистра внутренних дел, заместителем генпрокурора, а потом и депутатом Госдумы. И вот лет семь-восемь назад он на телевидении обсуждал проблему независимости судов. Будучи депутатом, заявил: мол, у нас следствие очень хорошее, а суды — это всего лишь приложение к нему, некое подобие экспертных учреждений. Мол, поступает дело, судья должен взять материал, полистать, посмотреть, правильно ли страницы пронумерованы, все ли подшито — вот и вся работа суда, по мнению парламентария. Я лично был крайне изумлен. Казалось, что должна последовать какая-то реакция Верховного суда, Конституционного суда, кто-то должен был возмутиться, объяснить депутату, что он напутал. Но все промолчали. И знаете, он как будто накаркал.

Мы, адвокаты, постепенно стали на себе ощущать, что у судов меняется система координат. К адвокатам стали достаточно явно относиться как к субъектам, мешающим суду быстро применять закон. Одновременно суд стал заметно благосклоннее к обвинению. И в итоге страна имеет меньше 0,5% оправдательных приговоров. Подчеркну: страна, не адвокаты.

Если вы были в суде, вы видели, как это происходит. Адвокат встает с документом на 15-30 страницах, заявляет ходатайство. Аргументируя, указывает на постановление Конституционного суда, ссылается на практику ЕСПЧ, на позицию Верховного суда, просит суд учесть и то, и это. А потом очередь обвинения, которое оперирует одной-двумя фразами: "Доводы защиты не обоснованны, прошу отказать". И суд отказывает — примерно с той же формулировкой. Это уже стало общим местом. Знаете, я застал советские времена — тогда невозможно было представить, что доводы защиты не будут оценены судом и не будут изложены в судебном решении.

— В чем причина этих изменений?

— У нас страна особенная, у нас "человек с ружьем" — помните, был такой фильм про Ленина — постоянно пытается взять верх во всем, и небезуспешно. К тому же, с одной стороны, мы хотим жить в Европе и пользоваться всеми плодами мировой цивилизации. Но не хотим принять необходимые обременения — в частности, реальные процедуры судебной власти. Это ведь трудно, администрации легче заявить, что у нас органы никогда не ошибаются. И следовать интересам исполнительной власти комфортней, чем отстаивать правовые принципы.

С оправдательными приговорами вот какая история: вспомним Иосифа Виссарионовича Сталина — при нем было до 10% оправданий. Или возьмите блокадный Ленинград — мало кто знает, что там продолжали работать районные суды. Блокада, разруха, бомбежки, судьи ночевали прямо в здании суда — и даже в этих условиях они до 10% оправдательных приговоров выносили. Или вот позднесоветское время, от Хрущева. Оправданий, казалось бы, не так много — но при этом существовал вариант "направления дела на доследование". Это был сигнал от суда: ребята, прекращайте, мы не видим оснований для осуждения. И те же 8-10% дел возвращались следователям, где их тихо закрывали.

— Сейчас есть схожая практика, когда человека в явно неоднозначном деле признают виновным, но назначают ровно тот срок, который он уже отсидел в СИЗО.

— Да, наказание "по отсиженному" тоже рассматривается моими коллегами как победа. Конечно, это нездоровая ситуация. Но вообще в теме оправдания есть очень важная ментальная проблема. Мы, адвокаты, люди с пониманием. И отдаем себе отчет, что примерно в 85-90% случаев подсудимые вполне обоснованно осуждаются. Но 10-15% граждан привлекаются к уголовной ответственности без оснований. Либо они невиновны, либо их вина не доказана.

— Это говорит о непрофессионализме судейского корпуса? Или все-таки об отсутствии независимости судей?

— Я не хотел бы давать суду негативных оценок, тем более осуждать, ведь адвокатура — неотъемлемая часть правосудия. Пусть даже судейские к нам иногда относятся с плохо скрываемой осторожностью — бывают случаи, когда судья не здоровается со своим бывшим однокурсником, который стал адвокатом.

Сейчас, я думаю, никто особенно уже на судей и не давит. Мне кажется, что они сами себя "упаковали" в определенный стандарт мировоззрения: у них появилось стойкое внутреннее убеждение, что зря человека в суд не привезут.

Повторяю, 85-90% людей, которые попали на скамью подсудимых, сами выбрали эту судьбу. Но очень важно понять, что состязательный процесс предназначен не для того, чтобы их осудить. И Уголовно-процессуальный кодекс создан, и тома комментариев к нему написаны ради оставшихся 10-15% подсудимых — чтобы помочь невиновным. Общество, защищая их при помощи института адвокатуры, на самом деле защищает себя. Потому что если в местах лишения свободы оказывается невиновный человек — это как раковая клетка, которая будет разрастаться дальше.

Сейчас судьи нередко считают своей задачей пролистать дело и определить наказание. Они забывают, что их главная цель — освободить невиновных. Я разговаривал об этом с одним умнейшим человеком из Верховного суда, и он ответил: "А как же борьба с преступностью? Нас народ не поймет". Но для борьбы с преступностью есть специальные органы. И их много. А у суда совсем другая задача — защитить закон и справедливость.

Кадровая проблема тоже, безусловно, существует. Во многих зарубежных странах, например, для получения статуса судьи обязателен стаж другой юридической практики, в том числе адвокатской и прокурорской. Это дает возможность приобрести достаточный опыт и мудрость, чтобы в состязательном процессе действительно стоять "над схваткой" сторон. А у нас адвокат практически не имеет шансов стать судьей. Более того, принято решение, что у судьи не должно быть родственников в адвокатуре. Затем запретили судьям иметь родственников в прокуратуре, в МВД... На мой взгляд, излишняя замкнутость не идет на пользу судейскому корпусу — он рискует превратиться в закрытую касту с внутренними проблемами, которые дорого будут стоить стране.

— Что же делать?

— У меня нет короткого рецепта, как изменить ситуацию. Наша страна достойна самой лучшей судьбы, но если право не станет действительно высшей ценностью, а суд не встанет на защиту этого принципа с гораздо большей твердостью, то перспективы у нас не очень хорошие. А ведь у России есть все основания для того, чтобы быть и в правовом смысле великой страной. Вспомните юристов XIX века, присяжных адвокатов — это величайшие личности, они внесли вклад в развитие общественной мысли не меньший, чем великая русская литература. Когда люди приходили слушать судебные заседания, это было для них приобщением к чему-то великому, адвокатов на руках носили.

— Какой-нибудь человек в погонах вам сейчас сказал бы, что из-за таких адвокатов в итоге Засулич оправдали.

— Ее оправдали не адвокаты, а присяжные. Суд стал заложником общественного мнения — Россия того времени не признала Засулич виновной. Россия, кстати, и Октябрьский переворот приняла, и церкви потом "обезглавила". К ней вопросы.

— Может быть, наша судебная система тоже стала такой из-за общественного мнения?

— Вообще с правом Россия не всегда дружила так хорошо и основательно, как во второй половине XIX века. Хотя и в позднесоветский период — тогда я уже был адвокатом — наша профессия была более весомой, чем сейчас, мы могли влиять на ход процесса. А сейчас нам снова нужно возвращаться к истокам. Объяснять, что суд — это не придаток исполнительной власти, что он сам — власть. Когда после распада Советского Союза начала строиться новая Россия, была возможность создать вместо судебной системы судебную власть. Но у меня такое ощущение, что этой возможностью не вполне воспользовались. Денежное довольствие — как у власти, все остальное — как у системы.

— Суд потерял этот шанс в какой-то конкретной ситуации? Или это постепенно накапливалось?

— Мне кажется, такая возможность была до середины нулевых годов. Потом слово "либерал" стало ругательным, а под понятие "либерализм" почему-то подпали и правовые ценности. Хотя право — самый что ни на есть консервативный феномен.

— Вы произнесли фразу: "Сейчас на судей особенно уже и не давят". Получается, что на судей все-таки возможно надавить?

— Скорее да, чем нет. У нас, у адвокатов, есть мнение, что это может каким-то образом происходить. Был период, когда суды, с нашей точки зрения, более свободно принимали решения и выносили приговоры. Но тогда заговорили о коррупции — о том, что адвокаты им деньги якобы носят. Не буду отрицать, иногда и такое имело место. Но под благовидным предлогом борьбы с коррупцией каждый оправдательный приговор стали объяснять взяткой. А судьи тоже люди, им не хочется постоянно оправдываться — поэтому стало проще вынести обвинительный приговор.

— А во время процесса кто может давить на судью?

— Повторяю, у нас нет доказательств прямого давления. Но неплохо было бы и следствию, и оперативным службам держать более длинную дистанцию от суда. Возможно, раньше эта дистанция была еще короче — и за то время в судебной системе успели сложиться определенные "обыкновения". Но мне меньше всего хотелось бы выступать в роли обвинителя судебной системы. Я ее адвокат и уже не раз говорил: к сложившейся ситуации привело прежде всего безразличие общества. Если суд остается один на один с оперативными службами, он не сможет устоять. Для того чтобы стать независимой властью, ему нужна поддержка других ветвей власти, адвокатуры, СМИ, всех институтов гражданского общества.

Кстати, когда мы начинаем давать негативные оценки, то чаще всего имеем в виду уголовное судопроизводство, громкие дела, когда действительно возникают вопросы. Но ведь есть огромная масса рядовых уголовных дел, по которым суды выносят вполне обоснованные приговоры. И таких дел большинство, нельзя этого отрицать. А еще есть гражданское судопроизводство, арбитражные дела, где наш суд более чем достойно выглядит по сравнению с западными судами. И у нас есть целая плеяда адвокатов, которые практикуют по гражданскому, налоговому праву, занимаются консалтингом. Они могут в полной мере проявлять свои профессиональные качества и добиваться побед.

А вот в области уголовного судопроизводства мы попадаем в очень узкий коридор возможностей. И этот коридор постепенно сужается, хотя потребность в уголовных адвокатах возрастает. Мы иногда с горечью шутим, что экономикой страны пытаются управлять с помощью Уголовного кодекса, а не Гражданского.

Нас радует, что власть заметила эту проблему: президент России внес в Государственную думу пакет законопроектов, цель которых сократить риски ведения предпринимательской деятельности, исключить возможность давления на бизнес с помощью механизмов уголовного преследования. На недавнем экономическом форуме опять же Владимир Владимирович Путин отметил необходимость улучшения судебной деятельности.

— А как обстоят дела у ваших непосредственных противников? Каков уровень прокуратуры и следствия?

— Следователи, конечно, заточены на то, чтобы человека посадить, тут ничего не поделаешь. Но есть и другие проблемы. Вот частая ситуация: в Москве возбуждают крупное уголовное дело по экономической статье и бросают на него следователя из региона. Спрашиваешь у него: "Знаешь, что такое банковская проводка? А что такое свифтовка? Ты вообще занимался подобными делами?" А он отвечает: нет, я в Йошкар-Оле только убийства расследовал. И ему поручают крупнейшие экономические дела, в которых не всякий специалист разберется.

Все это усугубляется отсутствием ответственности за неправомерное уголовное преследование граждан. При советской власти, к которой сейчас модно апеллировать как к источнику благополучия, следователи и судьи серьезно отвечали за ошибки. Сейчас можно все, и ничего за это не будет.

Что касается обвинения — редко встретишь на той стороне коллегу, который находится в поле именно состязательного процесса. Чаще всего он оперирует набором из десятка фраз или просто зачитывает ранее подготовленную бумагу. Ну а зачем стараться, если перед тобой сидит профессиональный судья, который внутренне настроен на поддержку обвинения? Пришел, прочитал 30-100 страниц обвинительного заключения, сказал "прошу осудить". И пока не расширится компетенция присяжных, следствие и прокуратура не изменятся в лучшую сторону.

— А как суд присяжных исправит ситуацию?

— Чем больше дел будет рассматриваться с участием присяжных, тем чаще нужно будет стороне обвинения проявлять профессионализм. Ведь приходится не только судье, но и присяжным доказывать вину подсудимого. Но вместо того чтобы более ответственно относиться к расследованию и доказательствам, силовики несколько лет назад пролоббировали сокращение количества составов преступления, подсудных присяжным. Сослались на терроризм, на сложность дел, еще на что-то — и сократили.

Сейчас суды присяжных выносят 15-18% оправдательных приговоров, но за год рассматривают всего лишь 400-500 дел. А ведь Конституцией установлено, что граждане имеют право участвовать в отправлении правосудия. Мне представляется, что 500 дел в год — просто насмешка над этим конституционным правом. Хотелось бы, чтобы каждый десятый гражданин хоть раз в жизни побыл присяжным, взял на себя ответственность за вердикт. Решил, достоин человек снисхождения или не достоин. Суд присяжных — прямая связь между гражданами и государством. Более прямая, чем участие в выборах. Тотальное участие граждан в отправлении правосудия — лучшая прививка против любой нестабильности в стране.

Мне один серьезный политик говорил на днях: пройдет реформа, получите вы, адвокаты, свои 15 тыс. дел в суде присяжных, лучше вам станет? Но это получат не адвокаты, это получите вы — граждане. Россия получит только лишь 15 тыс. дел в суде присяжных из почти миллиона по году. Важный шаг, но короткий.

— Мы обсудили судей, следствие, обвинение — давайте теперь покритикуем и адвокатов. Правозащитники часто жалуются, что адвокаты по назначению нередко сотрудничают со следствием и наносят серьезный вред своим временным клиентам. Что вы думаете об этих претензиях?

— С адвокатами по назначению действительно есть проблемы. Но давайте сначала расскажу о деньгах. Для гражданина помощь такого защитника бесплатна, но адвокатам государство должно платить, ведь они выполняют публичную функцию. И сейчас адвокатам по назначению платят 550 руб. за один судодень. Вы понимаете, что это сумма неадекватная, унижающая наше профессиональное достоинство. А ведь 70% всех российских адвокатов задействованы исключительно в помощи по назначению — другой работы нет, особенно в регионах.

При этом начинающий федеральный судья, например, получает около 100 тыс. руб. в месяц. Переводчик — конечно, это особо значимый участник процесса — получает от 700 руб. в час. Подчеркну, в час, а адвокат — 550 руб. в день.

Нас недавно возмутила история с казаками. Судебный департамент города Москвы пригласил казаков охранять по периметру суды за 3 тыс. руб. в день. До этого мы думали: пока государство в сложном экономическом положении, не будем поднимать вопрос оплаты, попробуем как-то прожить. А теперь оказывается, что для казаков деньги у государства есть, а для адвокатов нет. И мы решили настаивать на повышении оплаты труда. Совет ФПА направил в правительство, Государственную думу, администрацию президента и Министерство юстиции обращение с требованием устранить дискриминацию в оплате труда адвокатов по назначению. Мы предлагаем повысить ставку до 3 тыс. руб. за один день участия в уголовном, гражданском и административном судопроизводстве или перейти на почасовую оплату труда с минимальной ставкой от 700 руб. в час. С сожалением могу констатировать: государство уклоняется от исполнения возложенной на него Конституцией обязанности по обеспечению граждан квалифицированной юридической помощью.