Главная пьеса Островского в питерском БДТ

Премьера театр

Под занавес сезона режиссер Андрей Могучий, чей контракт на руководство БДТ продлен Минкультом еще на три года с пожеланием чаще обращаться к классике, поставил самую известную пьесу Островского. О новой "Грозе" рассказывает АЛЛА ШЕНДЕРОВА.

Это не штамп и не метафора — "Гроза" давно уже стала неким русским мифом, о котором написаны тома и в котором не только каждая реплика — каждый звук истерт сотнями интерпретаций. Изучая это мифическое пространство, Андрей Могучий с точностью и тактом ученого фиксирует то, что сегодня проглядывает из этой бездны.

Уездный город Калинов в версии художницы Веры Мартынов похож на огромную палехскую шкатулку. В черной глубине сцены то и дело возникают серые облачка и всполохи грозовых разрядов, на Катерине — красное платье, прочие исполнители одеты в черное. Из темноты доносятся барабанный бой и какое-то предгрозовое, но как будто знакомое дрожание звуков (композитор спектакля — Александр Маноцков). В звенящем от напряжения пространстве начинает свой монолог механик-самоучка Кулыгин (Анатолий Петров). Зритель готовится слушать всем известный текст — не тут-то было. Звучит уездный русский рэп — помесь частушки, прибаутки и рэпа. Поют все, у каждого своя партитура и говор — помесь северного и южного, в котором есть и фрикативное "г", и оканье, и интонации вверх. Здесь "видять своими глызами", "ждуть, как муж пыреедеть", а Кабаниха всех "со свету сживат и никого не слушат". Главную же фразу на разные лады повторяют все: "Грыза заходить". Говора нет у Бориса, который, как мы помним по Островскому, вырос в Москве. В спектакле Могучего он и не говорит вообще, а поет текст как оперную арию (на роль приглашен солист Михайловского театра Александр Кузнецов). На пике страсти Борису вдруг подпоет Катерина (многообещающий дебют Виктории Артюховой) — косноязыкая, сморщенная от слез в начале, она после возвысит голос до любовной арии.

Все это виртуозы БДТ проделывают с нескрываемым удовольствием. Зал хохочет, смакуя каждую деталь. Черный кокошник на тиранше Кабанихе (прекрасная Марина Игнатова) очень напоминает треуголку Наполеона. Дремучий Дикой носит цилиндр: маленький, бородатый и в цилиндре, он выезжает на постаменте, украшенном золочеными быками,— постамент, как в японском театре но, вывозят люди в черном. "Блаалепная" Феклуша (Мария Лаврова) рассказывает о своих странствиях, вальяжно сидя в кресле, откинув руку с папироской, сдвинув на бок цилиндр и выставив из-под балахона ногу в кожаной лосине. Все есть в этой сцене: и точно схваченный стиль, и порок, и гротеск, и классический текст, и сегодняшний день. И даже историческая правда: судя по старым снимкам, уездное купечество времен Островского действительно носило цилиндры.

С легкостью соединяя вроде бы несоединимое, Андрей Могучий, а вместе с ним Вера Мартынов и Александр Маноцков создают тот самый пресловутый русский космос, в котором перемешано все. Как есть все на одном из "палехских занавесов" спектакля: на черном шелке — кремлевская звезда, мифические звери, аэроплан, парашют и даже парочка целующихся парней — словом, это Москва, в которой, как говорила Феклуша, всех смущает нечистый.

Какая уж там "затертая пьеса" — зритель, подобно жителям Калинова, каждую секунду сомневается: разразится ли беда или все кончится общей пляской под "Калинку-малинку" — вот, оказывается, что за звуки заставляют дрожать тьму в глубине сцены. Впрочем, никакой трагедии. В Калинове давно знают, что из этой черной шкатулки вырваться можно, только если станешь птицей. И с привычным любопытством поглядывают на трех персонажей, названных в программке ласточками. Им позволено спархивать со сцены на узкий подиум, уходящий далеко в зал. По нему расхаживает и сумасшедшая барыня (Ируте Венгалите) — единственная, у кого нет говора и чьи слова про "геенну огненную" будто утешают Катерину. Ближе к финалу покажется, что эта барыня и есть Катерина в старости. Но старости не будет. Катерина превратится в птицу — ее финальный монолог потихоньку превратится в птичий клекот, а трагический танец — во взмахи крыльев. "Хорошо тебе, Катя",— первым догадается Тихон. А она легким движением запахнет занавес — и что там еще случится в этой шкатулке, мы не узнаем.