Как продавать и покупать искусство

Арт-рынок

ИД "Коммерсантъ в СПб" совместно с онлайн-аукционом искусств "Артлот 24", адвокатским бюро "Егоров, Пугинский, Афанасьев и партнеры" и коммуникационным агентством MediaBuzz провел круглый стол "Правовые отношения участников арт-рынка. Актуальные аспекты авторского права при покупке и продаже произведений искусства". Выяснилось: отнюдь не все стороны такого сложного процесса в курсе того, на что могут рассчитывать при покупке и продаже, и с кем они обязаны делиться.

Триптих Фрэнсиса Бэкона на аукционе послевоенного и современного искусства Sotheby’s в Лондоне

Фото: Ъ

Наталья Беляева

Руководитель юридической службы Государственного Эрмитажа Марина Цыгулева начала с анализа ситуации на арт-рынке: "Совсем недавно Госдума в первом чтении приняла очередные изменения в закон "О ввозе и вывозе культурных ценностей". (Его дальнейшее рассмотрение в силу огромного резонанса было перенесено на осень. — ред.). К примеру, проект закона вводил достаточно странную категорию "Эксперт до" и "Эксперт после" применительно к определенному в действующем законе запретительному сроку на вывоз культурных ценностей (100 лет). "Эксперт до" должен, по мнению авторов законопроекта, осуществлять свою деятельность по выдаче свидетельства на вывоз от имени Министерства культуры, "Эксперт после" — почему-то от имени Федерального архивного агентства. Эксперты эти наделялись весьма широкими полномочиями, что, со всей очевидностью, могло стать коррупциогенным фактором.

В целом законопроект содержит плохо сформированный, некорректный категориальный аппарат: к примеру, понятие "культурная ценность" в нем определено в диапазоне от "исторически значимой художественной вещи" до... "товара". Для меня как для юриста это решительно непонятно. Мы долго добивались (в частности, в отношениях с таможней) неприравнивания культурной ценности к товару, — подчеркнула Марина Цыгулева. — Я очень боюсь этого слова. Как только появляется определение "товар", на него перестанут распространяться преференции, существующие для культурных ценностей".

По мнению госпожи Цыгулевой, законопроект, если он будет принят, существенно ухудшит положение участников арт-рынка.

В самом начале выступления Дарьи Сергеевой, старшего юриста адвокатского бюро "Егоров, Пугинский, Афанасьев и партнеры", Арсений Блинов, художник и арт-директор ИД "Коммерсантъ" в Санкт-Петербурге, задал ей вопрос: "Можно ли защитить произведение искусства от копирования, когда оно выражается в одной идее? Очень известные и дорогие художники для создания своих работ используют 3D-принтер. Объекты получаются очень сложные, но воспроизвести их с помощью машины все же возможно. Как не нарушить здесь авторские права?"

"Сейчас это делается с помощью 3D-принтера, раньше для этих целей использовались подмастерья, ученики, помощники, — объяснила Дарья Сергеева. — В любом случае, есть конечный результат творчества. И любое его воплощение в точно таком же или похожем виде будет называться копированием, а оно законодательно запрещено третьим лицам. На практике все вопросы первенства будут решаться в суде".

Есть пример другого рода: художник выложил изображение своей картины в интернет, а некое издательство поместило его на обложку книги — без разрешения автора и без уплаты вознаграждения. Художник может потребовать возместить ущерб, и по закону сумма выплат ему составит от 10 тыс. до 5 млн рублей. Такая большая дельта объясняется следующим, говорит Дарья Сергеева: "Доказательство убытков — это очень непростой момент. Законодательство предлагает альтернативу: либо искать доказательство, либо платить компенсацию без него. Иногда бывает выгодней, для обеих сторон, выбрать компенсацию без доказательств. По отношению к некоторым произведениям и пять миллионов — небольшие деньги. Но, как показывает моя практика, баснословных сумм в качестве компенсации у нас не получают".

В практике адвокатского бюро — множество историй, связанных с защитой авторских прав. Например, история с торговой маркой "Смешарики": симпатичных персонажей копируют все кому не лень. Если раньше владельцы торговой марки, обнаружив чужую шоколадку или игрушку с Крошем, Ежиком и Барашем, подавали в суд и требовали компенсации за изображение в целом, то теперь они умножают сумму на количество персонажей на упаковке.

Об особенностях арт-рынка в сфере реализации права следования рассказал арт-эксперт, исполнительный директор онлайн-аукциона искусств "Артлот 24" Александр Губанов: "Право следования — это право автора на долю доходов от публичной перепродажи оригиналов произведения. Начиная со второй продажи художнику полагается определенный процент от суммы сделки. Это точные цифры, устанавливаемые правительством: согласно постановлению N 258 от 19 апреля 2008 года, если сумма до 100 тыс. рублей, то автор получит 5%, если от 100 тыс. до 1,7 млн — 5 тыс. рублей плюс 4% от суммы, и так далее. Речь идет, конечно, о подтвержденных продажах: если картина продана по устной договоренности, без каких-либо соглашений и документов, у автора нет формального основания претендовать на процент".

Александр Губанов добавил, что недавно "Артлот 24" вступил в Международную конфедерацию антикваров и арт-дилеров: у объединенного сообщества есть несколько предложений к государству. Когда эксперт размышлял, чем российский арт-рынок отличается от зарубежного, он пришел к выводу: наш просто еще очень молод — ему меньше 30 лет, в противовес более чем 300-летней истории рынка европейского. Невозможно за такой короткий срок сделать так, чтобы все было идеально, прозрачно и понятно.

Праву следования — меньше 100 лет: впервые о нем заговорили в 20-х годах ХХ века во Франции, когда картина "Анжелюс" Жана-Франсуа Милле была продана сначала за 1000 франков, а через 30 лет перепродана за 750 тыс. Родственники Милле посчитали, что это несправедливо, когда художник при жизни ничего не получает или получает очень мало. В 1940-е годы была принята Венская конвенция — своего рода конституция для всех авторских правовых норм. Право следования было включено туда официально. Но в Великобритании, например, оно заработало лишь в 2008 году — даже для Европы это сравнительно новый прецедент.

В России у арт-сообщества есть большие вопросы к механизму реализации этого права.

В 2015 году в Москве на Антикварном салоне прошел круглый стол, который устраивала компания УПРАВИС: это некоммерческое партнерство управляет правами в отношении изобразительного искусства и авторских рукописей. Компания была учреждена в 2008 году, и одна из ее функций — сбор процентов по праву следования и перечисление их художникам. "Сперва аккредитация была получена на пять лет, потом УПРАВИС переаккредитовалась еще на десять. На круглом столе прозвучал вопрос: за первые пять лет хотя бы одна копейка была отдана художникам? Ответ был отрицательным, — добавил господин Губанов. — Для того чтобы схема начала работать, нужно в первую очередь создать базу данных художников. За границей в штате подобной компании работает около 40 человек. У нас — пятеро".

"На сегодняшний день это единственная аффилированная при Минкульте организация, которая осуществляет сборы с продавцов живописи, графики, скульптуры, фотографии и так далее, — подчеркнул Михаил Суслов, вице-президент Международной конфедерации антикваров и арт-дилеров, вице-президент Ассоциации антикваров Санкт-Петербурга. — Но она совершенно не заинтересована и не осуществляет функции по поиску и заключению договоров с правообладателями, которым обязана перечислять эти суммы. Если вы, художник, сами придете к ним, они скажут: "Да, деньги ваши лежат, мы готовы выдать"".

Резюме собравшихся было следующим: нужно как минимум начать с методичной просветительской работы среди людей искусства. "Я опросил двадцать знакомых художников. Из них ни один не знал, что такое право следования, — сказал в подтверждение Александр Губанов. — Причем это были довольно известные художники, чьи работы продавались на Sotheby's и Christie's".

Вся лента