Олимпийский тяжеловес советской школы назначен исправлять ситуацию

В пятницу на встрече с членами правительства президент России Владимир Путин обнародовал свою новую идею — о создании общественной антидопинговой комиссии в рамках демонстрации своей готовности идти до конца в деле сотрудничества с МОК и WADA. Специальный корреспондент “Ъ” АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ пытается разобраться, зачем он это сделал.

Владимир Путин когда-то, как известно, сам был спортсменом. Он не претендовал на участие в Олимпийских играх и, может быть, именно поэтому лучше даже спортсменов-олимпийцев понимает, что значит не поехать на Олимпиаду.

Его заявление по поводу создания комиссии на встрече с членами правительства прозвучало, конечно, неожиданно — в том числе и для членов правительства. По данным “Ъ”, эта громоздкая на первый взгляд конструкция была придумана в результате мозгового штурма в администрации президента и предложена Владимиру Путину на рассмотрение. Идея произвела на него впечатление, тем более что ни у кого, в том числе и у него, не было сомнений в кандидатуре главы такой комиссии.

— Необходимо максимально тесно сотрудничать с дисциплинарной комиссией Международного олимпийского комитета, Всемирным антидопинговым агентством (WADA.— “Ъ”), международными спортивными федерациями по олимпийским, да и по неолимпийским видам спорта,— произнес Владимир Путин, и это был приговор всему, что делалось в этом направлении до сих пор, то есть не делалось вообще.— Считаю целесообразным обратиться с предложением к Олимпийскому комитету России создать независимую… хочу подчеркнуть, именно независимую… общественную комиссию, куда могли бы войти кроме российских специалистов и зарубежные эксперты в области медицины, юриспруденции, авторитетные общественные и спортивные деятели и специалисты.

Мало кто помнит, что в свое время для всех абсолютной неожиданностью стало назначение главой следствия по делу «Трех китов» петербургского следователя, который этим делом до тех пор вообще не занимался. Владимир Путин тогда сделал такой выбор (которого от него вообще никто не ожидал), потому что, видимо, совсем перестал верить, что те, кто занимается делами сейчас, способны не то что разобраться, а быть хотя бы более или менее беспристрастными.

Между тем и нынешняя логика была примерно такая же.

— Конечно,— сказал Владимир Путин на встрече с членами правительства,— возникает вопрос о том, кто мог бы возглавить эту комиссию. Ответ тоже понятен: возглавить такую комиссию должен человек с безупречной, абсолютно безупречной репутацией, пользующийся доверием и уважением олимпийской семьи. Такой человек в нашей стране есть, это Смирнов Виталий Георгиевич, дуайен Международного олимпийского комитета, член Международного олимпийского комитета с 1971 года (сейчас уже почетный член МОК.— “Ъ”). Думаю, мы должны обратиться к нему с просьбой эту комиссию возглавить.

Действительно Виталий Смирнов, с которым я созвонился вечером 22 июля, еще утром этого дня не был готов к такому повороту событий («Такое на меня обрушилось!..»).

Но спешить следовало: кто знает, что в конце концов повлияет на мнение членов МОК, которые будут в воскресенье решать, поедет ли сборная России на Олимпиаду. А вдруг это капля, которая переполнит чью-то чашу сомнений, и на этот раз — в пользу России?

Я спросил у Виталия Смирнова, понимает ли он уже, кто может войти в эту комиссию.

— Да,— сказал Виталий Смирнов.— Это, безусловно, наши члены МОК — Александр Жуков, Шамиль Тарпищев, Александр Попов... Со всеми уже поговорил, все согласились. Председатели международных спортивных федераций: Алишер Усманов — вот с ним не удалось пока переговорить, пока не знаю, как он отнесется… Владимир Лисин… Выдающиеся спортсмены, такие как Александр Карелин,— поговорил, он готов… Представители медицинских организаций — из Академии наук и так далее.

— А представляете себе, кто из иностранцев может войти в такую комиссию?

— Одного точно знаю, он уважаемый юрист из Швейцарии, имя называть пока не могу, тоже поговорил с ним, он очень заинтересовался, но попросил, чтобы я обсудил эту тему с Бахом (Томас Бах — глава МОК.— А. К.). Понимаете, нам с той стороной нужны нормальные человеческие отношения, которых сейчас нет! И мяч сейчас, между прочим, на нашей поляне. Это у нас с ними нет контактов! Весной этого года проходил критически важный для нас конгресс WADA — сотни участников, десятки мировых информационных агентств!.. А вот вы что-нибудь слышали об этом? Вот именно! А кто-нибудь туда поехал?! А нам бы туда поехать, постучать, может, даже ботинком!.. Выступить, доложить…

— Разве вы успеете на что-нибудь повлиять? Или вы уже слишком хорошо понимаете, каким будет это решение МОК, и думаете о том, что делать и как жить после него? И комиссия нужна больше для этого?

— Ну нет! Не настолько! Надежда теплится у нас! Там, конечно, на членов очень мощное давление, в том числе со стороны прессы… Но могут и выстоять. И мы уже работаем!

— Какие полномочия у вашей комиссии? Если она на первом заседании даст рекомендацию назначить нового министра спорта, к такой рекомендации прислушаются?

— Ну прямо такую задачу мы не должны перед собой ставить… Главное в этом смысле — исключить индивидуальное влияние на спорт и сделать независимыми все службы допингового контроля!

Я понимал, что Виталий Смирнов, этот культовый человек, один из старейших и мощнейших членов МОК, чей авторитет так долго был не востребован, на самом деле примерно представляет себе результаты воскресного голосования, но ни за что, конечно, не поделится сейчас своими очень вероятными предположениями. Но он и в самом деле больше думает о том, что будет с российским спортом в мире после Олимпиады в Рио. В этом и задачу свою видит.

Он рассказывал, что Дика Паунда (глава WADA с 1999 по 2007 год, член МОК.— “Ъ”) знает с 1974 года, а также Ричарда Макларена (глава независимой комиссии WADA по России сейчас.— “Ъ”), и вообще… Напоминал, как Россия потеряла свое место в WADA и что надо как можно скорее его вернуть…

— Да все можно сделать,— говорил он, и удивительное, между прочим, дело: становилось сразу как-то спокойнее от этого его голоса и уверенности, что все еще можно поправить, да и быстро поправить, и что именно этот человек сейчас поговорит сначала с одним, потом с другим, а потом дело-то и пойдет!..

Но как только он умолкал, я мгновенно оставался один на один с очевидным фактом: нет, не пойдет.

— Были же и острей ситуации! — восклицал Виталий Смирнов.

— Неужели? — переспрашивал я.— Когда, например?

— А Олимпиада после событий 1956 года в Венгрии? А? А в 1968 году — после Чехословакии? Не помните? И ничего, прошли через это! Договаривались! Слышали друг друга!

Примеры, даже против его воли, были, а вернее, били в точку.

Андрей Колесников