Зачем московские предприниматели платили террористам

В 1906 году, когда бури первой русской революции стали немного стихать, пришло время подсчета убытков, нанесенных экономике Российской Империи бунтами, стачками и забастовками. Не избежали огромных потерь от них и те промышленники, которые годами финансировали антиправительственные партии и, казалось бы, могли рассчитывать на особое отношение революционеров. Поневоле возникал вопрос, зачем видные и опытные предприниматели собственноручно рубили сук, на котором сидели.

Евгений Жирнов

"Можно говорить лишь гадательно"

То, что происходило в России в 1905 году, современники называли беспрецедентным потрясением экономики. Известный русский экономист академик Петербургской академии наук И. И. Янжул писал:

"У нас в течение 1905 года забастовки сделались непрерывными в обоих видах, как в политическом, так и экономическом. Рядом с добровольным прекращением работы на многих промышленных и торговых учреждениях России имело большую силу, в особенности в последних забастовках, прямое принуждение и угрозы, поэтому русские забастовки отличались чрезвычайной распространенностью, в сравнении с Европой, и глубоким злом общего разорения, которые они наносили хозяйству страны... Наибольшей разрушительной силой отличалась крупная, можно сказать, неслыханная по размерам, политическая и экономическая забастовка в октябре 1905 г.; забастовка эта продлилась в общем около 2-х недель, а с повторением в конце года не менее полутора месяцев и явилась страшным средством для опустошения страны, бедствия которой трудно и перечислить".

Сложившуюся в стране ситуацию газета "Новое время" описывала так:

"Вся экономическая деятельность остановилась. Но остановилась не так, как это рассказано в известной сказке о Спящей Царевне, а с глубоким потрясением всего хозяйственного организма огромной страны! Города остались без продовольствия, фабрики без топлива и материалов, купцы без товаров, голодающие крестьяне без закупленного для них хлеба, банки с просроченными векселями и т. д.".

От забастовок пострадали и сами бастующие.

"По вычислению министерства торговли и промышленности,— сообщала та же газета,— забастовка текущего года легла тяжелым гнетом на бюджет русских фабрично-заводских рабочих. Подсчет еще не закончен, да и едва ли может дать вполне точные цифры. Однако уже и теперь можно отметить, что если принять за основание расчета цифру потерянных за время забастовок дней и средний размер получаемого рабочими заработка, то по одной только С.-Петербургской губернии рабочими уже до последней текущей забастовки недополучено около 4 756 000 рублей. По Московской губернии потеря заработка рабочих определилась, при средней поденной плате в 90 коп., в 2 с лишком миллиона рублей, а по Владимирской в 2 500 000 рублей при среднем заработке в 60 копеек в сутки".

Потери предпринимателей оказались гораздо сложнее. Академик Янжул писал:

"Считая недоборов по железной дороге 2 миллиона ежедневно за полтора месяца всех забастовок прошлого года, убыток для одних лишь железных дорог достиг 90 миллионов рублей, не считая всего расстройства в деловом обороте страны!.. Частные потери от забастовок несомненно громадны, но никаким учетам не поддаются, и о них можно говорить лишь гадательно".

Денежные источники никогда выяснить не удастся, в подполье это по необходимости было засекречено

Огромные потери понесло и "Товарищество Никольской мануфактуры", директором-распорядителем которой был С. Т. Морозов, на протяжении долгого времени финансировавший оппозиционеров всех направлений — от умеренных либералов до революционных террористов. Причем Морозов был далеко не единственным московским предпринимателем, дававшим деньги врагам устоев и трона. Сестра одного видного члена социал-демократической партии (РСДРП), Л. О. Мартова, и жена другого не менее известного члена этой партии, Ф. И. Дана, Л.О. Мартова вспоминала:

"Большевикам давали и очень богатые люди, например Савва Морозов — этот по линии масонов. Давали и другие масоны. Денежные источники никогда выяснить не удастся, в подполье это по необходимости было засекречено, и это никогда узнать не удастся, уже почти не остается людей, которые это знали и помнят".

"В желательном для фабрикантов смысле"

Все это было весьма и весьма странным. Московские промышленники в Российской Империи всегда находились на особом положении. Конечно, вельможи их презирали, и на устроенном на деньги купцов балу в ознаменование победы над Наполеоном им разрешили лишь украдкой смотреть, как веселится высшее общество. Подобные происшествия случались и позднее (см. "Чтоб русский царь присягал каким-то скотам?", стр. 4/26). Однако, как только речь заходила о прибылях от мануфактур, а, следовательно, и причитающихся с них поступлений в казну, интересы всех других сословий, включая дворянство, немедленно отодвигались на задний план.

С началом промышленной революции в Англии на русских посессионных заводах возникли большие проблемы. Их владельцы были обязаны заботиться о приписанных к заводу крепостных рабочих. Но после появления новых типов станков на фабриках образовалось множество ничем не занятых тружеников. Содержание посессионных работников с семьями обходится слишком дорого, и гораздо выгоднее было дать им вольную, а вместо них нанять отпущенных помещиками на оброк крепостных крестьян. Ведь кормить их жен и детей фабрикант никем и ничем не обязывался.

Новых работников старались нанять как можно дешевле, да еще, как водится, обмануть при расчете. Кроме того, помещики могли в любое время затребовать своего крепостного обратно в деревню. Так что в крупных промышленных центрах, важнейшим из которых была Москва, постоянно возникали производственные конфликты. Уставший разбирать бесконечные взаимные жалобы московский генерал-губернатор князь Д. В. Голицын в 1832 году предложил проект правил для прекращения подобных споров. М. И. Туган-Барановский, обоснованно считавшийся лучшим знатоком истории русского фабричного дела, писал:

"В проекте князя Голицына хотя и удовлетворяется желание фабрикантов, чтобы помещик не имел права требовать к себе крепостного, работающего на фабрике, до истечения срока паспорта (  1), но вместе с тем предъявляется целый ряд требований к фабрикантам, которые должны были очень не понравиться последним. Так, владельцам фабрик поставляется в непременную обязанность завести особые книги для записывания как условий найма рабочих, так и всех расчетов с последними; рабочие должны получать особые "рядные листы" — выписки из книги (  2). Смысл этого требования разъясняется следующим параграфом: "Меры, поставленные в предыдущих статьях, тем более нужны, что частые жалобы рабочих на хозяев и обратно большей частью происходят от беспорядка в ведении счетов на заведениях и несправедливостей самих хозяев. А у аккуратных и честных хозяев и ныне рабочие весьма редко входят к начальству с жалобами" (  4). В случае несоблюдения фабрикантом  2 полиция рассчитывает рабочего и удовлетворяет его по его собственным показаниям (  3). В каждом заведении должно быть вывешено на стене печатное или письменное объявление, "каким обязанностям подвергается рабочий при вступлении на фабрику" (  5)".

Князь имел значительное влияние при дворе, но проект должен был пройти все положенные инстанции.

"Голицын,— писал Туган-Барановский,— препроводил его в московское отделение мануфактурного совета для обсуждения. Как и следовало ожидать, большинство членов отделения из представителей купечества энергично высказывалось против всех параграфов проекта, кроме первого... Более резкому осуждению подвергся проект Голицына со стороны членов С.-Петербургского мануфактурного совета. Так, член совета Метлев признал  4 "прямо оскорбительным для почтенного сословия хозяев мануфактур". Таким образом, купечество и фабриканты в лице своих представителей (мануфактурного совета и московского отделения совета) выступили против проекта князя Голицына. Судьба этого проекта очень поучительна. Мануфактурный совет по предложению министра финансов пересмотрел этот проект, исправил его в желательном для фабрикантов смысле, и в этом виде проект был представлен в Государственный совет и высочайше утвержден 24 мая 1835 г.".

Похожая история произошла и в 1859 году. Тогда было создано две комиссии для выработки правил работы на фабриках — одна при санкт-петербургском градоначальнике, другая — при министре финансов. Они предлагали запретить ночную работу и использование детского труда, а также ограничить рабочий день подростков десятью часами. Кроме того, планировалось введение фабричных инспекторов, призванных следить за соблюдением правил и промысловых судов, составленных из рабочих и хозяев мануфактур, которые бы решали спорные вопросы. Петербургские промышленники, пусть и без большой охоты, согласились на отмену ночной работы и ограничение на использование труда малолетних. Но резко против новых правил выступили тверские и в особенности московские предприниматели. И в итоге проекты были отклонены.

Фабричная инспекция появилась в России только в 1882 году. Тогда же были введены ограничения на использование детского труда. А вскоре владельцы петербургских фабрик и заводов предложили ограничить продолжительность рабочей недели 70 часами. И вновь против выступили московские промышленники, добившиеся не только запрещения этой меры, но и разрешения на использование детского труда на отдельных, то есть своих, производствах.

Если у московских предпринимателей и случались поражения, то вскоре им удавалось взять реванш. В 1886 году правительство, уставшее от стачек и выступлений на фабриках и заводах, которые приходилось подавлять с применением войск, усилило фабричную инспекцию. Но владельцы предприятий добились того, чтобы отчеты инспекторов не публиковались. А потом сумели выдавить из фабричной инспекции ее самых въедливых сотрудников. Так что о том, что в "Товариществе Никольской мануфактуры" у рабочих в виде штрафов отбирали четверть их и без того скудного заработка, сообщалось только в отпечатанных нелегально прокламациях.

А после ревизии фабричного законодательства, прошедшей в 1890 году, московские предприниматели могли делать на своих производствах буквально все, что заблагорассудится. Так зачем же они материально поддерживали врагов так благоволившего к ним правительства?

"Озлоблялись все больше"

И до первой русской революции, и после нее появлялось множество версий, объясняющих, почему обладатели значительных состояний финансировали антиправительственные партии и группы. Рассказывали, что революционеры запугивали некоторых предпринимателей, вынуждая платить. Другая версия гласила, что легально жившие в Москве деятели запрещенных партий, к примеру большевик Л. Б. Красин и примыкавший к большевикам Максим Горький, умело уговаривали толстосумов пожертвовать средства на обновление строя. Или брали деньги под видом помощи художникам или артистам и забирали часть из них на партийные нужды.

Но вот что интересно. В 1920-х годах член боевой организации Партии социалистов-революционеров, а проще говоря террористка, А. А. Биценко поделилась воспоминаниями о двух встречах с Горьким в 1903 году (см. "Если нельзя достать пять тысяч, то хоть две", "Коммерсантъ-История", N20 за 2014 год), в результате которых она получила значительную сумму для боевиков. Зачем поддерживавший большевиков Горький, пусть и не сразу, помог эсерам — конкурирующей партии? Только из революционной солидарности? Деньги эти, судя по всему, пошли на организацию покушения на министра внутренних дел В. К. Плеве, который и был убит 15 июля 1904 года в Санкт-Петербурге. Но глава МВД возглавлял не только полицию. В его ведении была еще и цензура, доставлявшая в те годы немало неприятностей "буревестнику революции" Горькому. Ведь ее запреты на публикацию уменьшали заработки писателя. Так что вполне имеет право на существование версия о мести или попытке запугать цензоров, лишающих доходов революционных авторов.

Но, может быть, и в случае с предпринимательским спонсорством революционеров за красивыми словами о поддержке прогрессивных сил скрывался конкретный материальный интерес?

В Санкт-Петербурге тогда жила А. В. Богданович, супруга генерала от инфантерии Е. В. Богдановича. Она держала светский салон и была дамой, информированной во всех отношениях, поскольку не гнушалась принимать, угощать и расспрашивать самых разных людей, в особенности служивших при императорском дворе. Причем вплоть до лакеев и скороходов. Она была в курсе всего, что происходило в царских дворцах, в великосветских кругах, в столице и вообще в России. А собранные сведения заносила в свой дневник. К примеру, о брате Александра III великом князе Сергее Александровиче она 27 января 1888 года записала:

"Известно, что Сергей Александрович живет со своим адъютантом Мартыновым".

А о назначении великого князя московским генерал-губернатором в записи от 27 февраля 1891 года говорилось:

"Вел. кн. Сергея Александровича назначают в Москву. Митрополит вчера сказал, что это назначение неудачное, что это глупость, за которую придется платиться, так как вел. князь ничего не смыслит в деле управления, что заведутся интриги и что он, как лицо из царской семьи, не может быть так доступен, как простой смертный,— в этом скоро убедятся москвичи и разочаруются".

Рассказов обо всех безобразиях великого князя очень много

10 декабря 1891 года Богданович записала новые истории о великом князе:

"Сегодня Самойлович рассказывал про вел. кн. Сергея Александровича (говорил про него в департаменте мануфактур Найденов), что в Москве все им возмущены, городской голова Алексеев совсем с ним разошелся. Вел. князь приказал, как в Петербурге, в известные часы дня по улицам не ездить, вследствие того что однажды его экипаж не мог проехать. Алексеев приехал к нему доказать, что в Москве это немыслимо. Он рассвирепел, и кончилось полной размолвкой... Рассказов обо всех безобразиях великого князя очень много. Он не мог жить в Кремле из-за того, что его беспокоили колокола и проч.".

А три дня спустя последовала еще одна запись про великого князя:

"Был сегодня С. Морозов из Москвы. Генерал-губернатор очень бесцеремонно обошелся с московскими аристократками — заставил их ехать по всем купцам за пожертвованиями в пользу голодающих. Всем этим дамам купцы, недолюбливая вел. кн. Сергея, ничего не жертвовали, провожали их с обещаниями, что пришлют свою лепту, но мало кто из них ее послал".

Об истинной причине нелюбви московских предпринимателей к великому князю Богданович написала намного позднее. В помощь Сергею Александровичу обер-полицмейстером Первопрестольной назначили А. А. Власовского, известного своей грубостью и мздоимством. О том, к чему это привело, Богданович писала в дневнике со слов генерал-адъютанта Н. В. Клейгельса:

"Клейгельс рассказал, что, по его мнению, было причиной, что Москва стала таким революционным городом. Когда Клейгельс был назначен обер-полицмейстером в Варшаву, до него помощником его предместника был Власовский, который был переведен в Ригу. Власовский в Варшаве своим хамством и неосновательными штрафами довел население Варшавы до крайнего недовольства и возбуждения, даже до враждебных чувств и действий. Быв из Риги затем назначен в Москву при вел. кн. Сергее Александровиче, Власовский продолжал свою варшавскую систему — за малейшую провинность штрафовал москвичей. Московские купцы — народ строптивый, обидчивый. Попробовали они пожаловаться на Власовского великому князю, но участия в нем не встретили. Платили они штрафы, но к Власовскому с повинной не обращались, а озлоблялись все больше и больше,— стали давать деньги "освободителям" и "покраснели" в своих убеждениях, недовольные властями".

Власовский был уволен в отставку в 1896 году после давки на Ходынском поле (см. "Фотофакт", стр. 2/24). Но порядки в управлении Москвой не изменились. Получалось, что платили спонсоры боевиков за то, чтобы избавиться от великого князя. О том, что Сергея Александровича должны убить, в Москве говорили открыто. Ходили и слухи о чрезвычайном усилении охраны генерал-губернатора, но 4 февраля 1905 года член боевой организации эсеров И. П. Каляев бросил бомбы в карету великого князя, которого, как сообщали современники событий, разорвало в клочья.

Так что ничего странного и нелогичного в том, что московские предприниматели финансировали революционеров, не было. Обычная сделка, правда, с крайне тяжелыми для капиталистов последствиями.