Обозреватель “Ъ” Максим Юсин о последствиях теракта во французской церкви

Выступая с обращением к нации после резни в церкви Сент-Этьен-дю-Рувре, президент Франсуа Олланд в очередной раз заявил, что «Исламское государство» (организация запрещена в России) объявило Франции войну.

Развивая эту мысль (президент, впрочем, этого делать не стал), неизбежно приходишь к выводу: если идет война, то и жить надо по законам военного времени. Как могут выглядеть эти законы в преломлении к нынешней ситуации с радикальными исламистами? Один из возможных вариантов — поражение в правах тех, кто разделяет идеологию «воинов джихада». Участие в боевых действиях на Ближнем Востоке в рядах радикальных исламистских группировок уже само по себе может стать составом преступления. Да и не только участие — даже попытки попасть на «священную войну» с неверными.

Адель Кермиш, перерезавший горло священнику в Сент-Этьен-дю-Рувре, дважды пытался добраться до Сирии — и дважды его возвращали назад. Но при этом не изолировали от общества — выпустили из тюрьмы, надели на ногу электронный браслет, обязали регулярно отмечаться в полиции. А в перерывах между посещениями полицейского участка он мог беспрепятственно готовить теракт — тем более что жил всего в 2 км от церкви, где служил кюре Жак Амель.

Во Франции, в Бельгии, в Германии спокойно живут сотни потенциальных террористов, успевших повоевать в Сирии, Ираке, Ливии. И еще тысячи собиравшихся поехать туда, но по разным причинам не реализовавших свои замыслы. Возможно, они уже наметили своих будущих жертв, выследили их, вынесли им смертный приговор, как Кермиш вынес приговор Жаку Амелю.

Полиция и спецслужбы знают об этих будущих террористах, но тем не менее они не изолированы от общества. Эти люди продолжают вести нормальную жизнь — среди законопослушных граждан, каждый из которых в любой момент может стать их мишенью.

Правые французские политики по горячим следам резни в церкви требуют ужесточить законодательство. Экс-президент Никола Саркози предложил взять под стражу всех, кто подозревается в причастности к террористическим группировкам, не выпуская их ни под залог, ни под домашний арест. «Наша система должна защищать потенциальных жертв, а не тех, кто может стать исполнителем следующего теракта»,— убежден он.

Из правого лагеря звучат и другие инициативы, немыслимые еще вчера в политкорректной Франции: немедленно высылать из страны иностранцев, связанных с радикальными движениями, а также создать специальный центр для содержания экстремистов, вернувшихся с «джихада» на Ближнем Востоке,— своего рода европейскую Гуантанамо.

Левые политики и публицисты встретили эти идеи с возмущением. На что их оппоненты эмоционально (иногда сверхэмоционально) возражают: сколько еще нужно раздавленных грузовиком детей в Ницце, расстрелянных посетителей парижского театра, священников с перерезанным горлом, чтобы эти «гуманисты за чужой счет» поняли: идет война, на войне законы мирного времени не действуют, а враг беспощаден и беспринципен?

И если этот враг уже обозначил себя, уже присягнул на верность «Исламскому государству», уже повоевал в Сирии, к нему нельзя относиться с той же деликатностью и щепетильностью, как к обычному гражданину. Для него не должно быть презумпции невиновности. Свою вину он уже доказал, сделав выбор в пользу тех, кто объявил войну цивилизованному миру.