О V Московской международной биеннале молодого искусства словами Екатерины Кибовской и Василия Церетели

“Ъ-Lifestyle” встретился с комиссаром V Московской международной биеннале молодого искусства Екатериной Кибовской и членом оргкомитета биеннале, исполнительным директором Московского музея современного искусства Василием Церетели, чтобы узнать, что отличает нынешний смотр от всех предыдущих, кто и как искал молодых художников и нужно ли последним обладать коммуникационными навыками и задумываться о стратегиях продвижения.

Чтобы говорить о молодом искусстве, не отрываясь от него, Екатерина Кибовская и Василий Церетели назначают встречу в Московском музее современного искусства на Гоголевском бульваре, где в рамках параллельной программы биеннале можно найти сразу несколько выставочных проектов. Перед началом разговора у Кибовской звонит телефон. Выясняется, что это куратор Надим Самман спешит проверить, все ли в Москве в порядке, хоть и должен быть спокоен: смотр успешно открылся, художники о своих работах рассказали, образовательную программу запустили. Каков куратор, такова и команда, смеется Екатерина, комментируя, что все имеющие отношение к биеннале готовы работать 24/7. После чего разговор о молодом искусстве, путях его развития и возможностях начинается.

— Давайте начнем с разговора о биеннале молодого искусства как о структуре, с которой в этом году произошли важные изменения: появился комиссар биеннале. В связи с чем уже можно задавать вопрос о том, привели ли к чему-то эти изменения?

Василий Церетели: В этом году биеннале молодого искусства проходит в пятый раз, так что мы можем говорить о некотором юбилее. Кроме того, у нас действительно произошел ряд важных перемен. Появился экспертный совет и комиссар. Мне кажется, что такой масштабной структуре необходимы были эти изменения. Екатерина Кибовская, исполняющая роль комиссара, ведет весь проект целиком и полностью, что, разумеется, совсем непросто. Мы уже увидели результат нововведений: биеннале вышла на качественно иной уровень не только в художественном плане, но и в организационном и с точки зрения финансирования — и все это во многом благодаря работе Екатерины.

Екатерина Кибовская: Мне сейчас довольно неловко. Вообще я должна сказать, что все это произошло благодаря команде. Биеннале еще идет — до 10 августа, и мы говорим не только про Трехгорную мануфактуру, принявшую основной проект, но и про Музей современного искусства в Ермолаевском переулке, где можно найти стратегический проект «Гиперсвязи», куратором которого выступил Жуан Лайа, и про ГЦСИ — там идет выставка «Время обоснованных сомнений» двух итальянских кураторов Сильвии Франческини и Валерии Манчинелли. Мне кажется, то, что у нас получилось, — заслуга действительно общая. Если надо было искать плазмы — искали плазмы, если надо было искать шелкопрядов — искали шелкопрядов. Василий мониторил процесс и помогал во всем, я ведь впервые стала комиссаром, и не то чтобы существует какое-то пособие «Как быть комиссаром», которое мне выдали. Так что к помощи Василия я обращалась регулярно. Надо сказать, что еще Ольга Львовна Свиблова после моего назначения сказала мне: «Можешь быть в нем уверена, он уже проходил через биеннале несколько раз, включая Венецианскую».

Василий Церетели: Главное — это команда, ведь хороший руководитель набирает хорошую команду. И сейчас мы видим, как все выложились, видим отличный результат слаженной работы.

Екатерина Кибовская: Здесь ведь вот еще что нужно учитывать: когда мы говорим «биеннале», не все ведь сразу понимают, о чем идет речь, потому что есть некие представления о том, что такое выставка или что такое фестиваль, а биеннале — это такая структура, которую, мне кажется, как раз нужно объяснять. Проговаривать, что есть основной проект, есть стратегические проекты, есть образовательная, специальная и параллельная программы. Когда ты начинаешь описывать всю эту пирамиду, люди начинают — возможно, впервые — осознавать масштаб. Мы в благодарностях в каталоге почему так много людей упоминаем? Не потому что мы как на премии «Оскар», где «спасибо маме, мужу, Богу», нет. Это объективно гигантская штука, это как снять кино. Ну вот год снимают фильм, и мы год снимали фильм под названием биеннале. Мы выбирали участников основного проекта через сайт, и отсмотреть заявки требовало колоссальных усилий куратора Надима Саммана. Он отсмотрел 2044 заявки, это значит, что он сидел два месяца и занимался только этим. И мне кажется, что такой процесс — прямой выбор через интернет — это тоже уникальное решение, ведь на самом деле проще было бы, наверное, работать через какие-то другие системы отбора.

Василий Церетели: Это по-настоящему открытая биеннале. Сам Надим говорил о том, что открыл для себя множество новых художников, в том числе из России, благодаря тому, что они самостоятельно подавали заявки на участие. Ведь часто происходит иначе: приходит куратор и продвигает своих художников. И есть кураторы, которые продвигают своих художников от биеннале к биеннале, с проекта на проект. И то, что называется художественным месседжем, теряет смысл, высказывание художника зачастую перестает быть искренним. В этом году и критики, и зрители отмечают многогранность биеннале, поэтому результат работы Надима очевиден. Стоит обратить внимание и на то, что это не готовый конечный продукт, который был привезен в Москву. Множество проектов для этой биеннале было создано именно в России, на монтаж приехало более 50 художников, которые искренне радовались возможности создать свои искусство прямо на площадке и, что немаловажно, могли пообщаться друг с другом.

Екатерина Кибовская: Вот, например, Ксения Кудрина, молодая девушка из Якутии, она ведь действительно попала благодаря системе заявок, и иначе о ее работах, странных инсталляциях шаманского характера, здесь вряд ли бы кто-то узнал. И она все время проявляла очень живой интерес, писала куратору, спрашивала, когда же будет объявлен список участников, а потом, разумеется, были слезы и восторг. А потом мы ходили на форум современного искусства Cosmoscow. Ксения впервые была на таком событии и заранее спросила, можно ли будет сходить на Cosmoscow. Мне было приятно, что нам пошли навстречу и пригласили художника, потому что мы все говорим про искусство, мы все стали такими менеджерами искусства, но иногда мы забываем о самом главном — о художниках. И во всем, что мы делаем, везде должен стоять знак равенства: биеннале равно художники. Мы можем говорить о структуре, об успехах, но на самом деле ключевая вещь — каких художников мы привезли, показали и как мы с ними провели время.

Василий Церетели: Ведь важно еще то, с чем они вернутся в свою страну, какие мысли у них будут, какие идеи они увезут с собой для следующих проектов. Кроме того, это все работает как сарафанное радио: в следующий раз будет еще больше заявок, еще больше интереса. Не могу не сказать о роли параллельной программы биеннале. Да, есть главный проект и есть стратегические проекты с иностранными кураторами, но в параллельной программе акцент сделан именно на нашу молодежь, на школы современного искусства. И вот они-то и могут одновременно представить работы своих выпускников, рассказать о молодом современном искусстве в России.

Екатерина Кибовская: Мне вот очень понравилась выставка «Побеги» в галерее RuArts. Уже даже само название: побеги как ростки, побеги как стремление убежать, как какой-то побег от себя. Я очень переживала, что мы не можем уследить за каждым, кто участвует в биеннале, а это ведь вопрос качества. И очень приятно, что сами институции проявляют себя, то есть мы даже не должны как-то дополнительно на них влиять.

— Как вы считаете, художник должен задумываться о таких вещах, как пиар или, допустим, стратегия продвижения? Или он должен посвящать себя своему искусству и не думать о том, будет это продаваться или не будет, заинтересует это арт-сообщество или не заинтересует? Эти коммуникационные навыки — они важны художникам?

Василий Церетели: Да, на мой взгляд, это обязательно. На сегодняшний день, в XXI веке, увы, нельзя просто сказать, что я, мол, художник, живу на острове, пишу картины. Да, может быть, о тебе узнают лет через 100. Однако все-таки нужно сделать первый шаг — и здесь как раз приходит время вспомнить о том, что есть биеннале, что существуют премии в области молодого искусства. Конечно, есть конкурсы, где заявки подают эксперты, но есть и такие, где инициатива исходит уже от самих художников. И когда ты готов, ты должен подать заявку. Это твой шанс. Здесь не идет речь о коммерции, ведь прежде всего нужно сформулировать то, чем ты занимаешься, осмыслить это в контексте того, что сейчас происходит. Ведь современный художник должен быть актуален. Что касается рынка искусства, то это отдельная история. Я думаю, художник должен творить то, что ему близко, а разглядеть в его работах талант и, так скажем, релевантность его произведений — уже задача галерей и фондов. Если ты просто будешь творить для покупателя, то есть, по сути, делать откровенно на заказ, ты всегда будешь отставать, ну и вряд ли это можно будет назвать настоящим искусством. И конечно, необходимо соблюдать баланс, а это удается далеко не каждому.

Екатерина Кибовская: Для меня это такой интересный вопрос, потому что мы же говорим про молодых еще художников. Я вижу, насколько активно они используют социальные сети, и мне кажется, если мы говорим про вопрос коммуникации, то, безусловно, молодые ребята, которые есть и в Instagram, и в Facebook, и во «ВКонтакте», замечательно себя показывают именно через эти инструменты. То есть то, о чем говорит Василий, — это на самом деле некая система построения, есть фонды, галереи, это правильно. Однако работа с соцсетями — это отдельный и очень занятный разговор. У нас, например, открылась очень любопытная выставка в рамках параллельной программы — «Плановое устаревание», на нее нужно успеть до 10 августа. Проходит она в фитнес-центре, так что объекты находятся непосредственно между тренажерами. И там есть работа очень известной сейчас молодой девушки, ее зовут Амалия Ульман. Она прославилась благодаря Instagram, и про нее написали все большие западные газеты, сейчас она участвует еще в Берлинской биеннале (с которой, кстати, нас многие сравнивают, и я рада, что мы выдерживаем конкуренцию). Что она сделала интересного? Ульман — совсем молодая девчонка, которая вела на протяжении долгого времени свой инстаграм под неким фейк-аккаунтом — выдумывала себя, как Синди Шерман. Она выкладывала свои фотографии в халатах в каких-то безумно дорогих отелях, разыгрывала девушку из эскорта, какие-то там самолеты, машины и так далее. И в конце концов она написала, что вот, собственно, я, студентка арт-школы, вот она на самом деле я, а все, что вы лайкали тысячами (она собирала бесконечное количество лайков), — это все был долгий проект, в котором я вам показываю, что была другая личность, которую вы полюбили, но ко мне реальной это отношения не имеет, а полюбили вы гламурную девчонку, которая по этическим соображениям явно не самая порядочная. Я к чему все это рассказываю: она использовала источник информации, Instagram, как коммуникационную базу. Мало того, это и есть конечный продукт ее деятельности, она не только пиарит себя или свою придуманную героиню, это и есть то, что она производит как художник. И это возвращает нас к бесконечному разговору о том, что является искусством. Это только лайки в Instagram? А то, что сейчас они выставляются в качестве объектов искусства, считается? Мы живем в очень динамичном изменяющемся мире, где художник может прославиться за счет соцсетей, и это интересный феномен. Опять же наша выставка, о которой я начала говорить в связи с Амалией Ульман. Ее курирует Александр Буренков, назвавший проект «Плановым устареванием». Почему эта экспозиция вызвала такой резонанс? Потому что он взял неожиданную площадку, фитнес-центр, и сказал: ОК, у нас все молодые, культ тела, культ красоты, культ молодости, давайте разработаем эту тематику. Повторюсь, это параллельная программа биеннале, и это большая победа, потому что это означает, что параллельная программа не уступает в качестве, не становится довеском, это не какой-то хвостик, который мы прицепили.

— А не слишком ли сильно влияют технологии и те же социальные сети на современное искусство, не делают его более однообразным?

Василий Церетели: Каждый художник выбирает свое. Если мы приходим на основной проект, то видим, как много там представлено видео. На экспозиции в ММОМА, к примеру, мы, напротив, наблюдаем возвращение к предмету, к каким-то рукодельным вещам, к живописи, чего не было, допустим, пять лет назад. На самом деле все циклично. Часто окруженный технологиями художник уходит к тактильному. А гаджеты, в свою очередь, могут использоваться как краски, холст, масло. Это ведь все то, при помощи чего художник создает свою работу, а главной по-прежнему остается мысль, идея.

Екатерина Кибовская: Василий своим ответом сейчас напомнил мне о том, что говорил Олег Кулик на встрече с Надимом Самманом, которую мы организовывали в Электротеатре «Станиславский». Речь шла о возвращении к рукотворному, и Олег сказал, что сам сейчас лепит из глины. Он объяснял это тем, что на фоне всего диджитального, виртуального, эфемерного художник хочет заземлиться. И тему биеннале Deep Inside, «Глубоко внутри», он развернул в совершенно новую сторону — в сторону корней, земли. А вообще, что касается этого названия, тема «Глубоко внутри» не просто яркий заголовок, такая модная песенка как будто, нет, это на самом деле хорошее название, потому что каждый находит свое решение. Когда вокруг тебя виртуальные облака, то есть ты отчасти живешь в iCloud, это хорошо, а ноги-то где стоят? Что у нас глубоко, где мы? И я думаю, что именно эта идея возвращения к скульптуре, к каким-то понятным рукотворным вещам — действительно абсолютно правильная тенденция, верно подмеченная. Международная биеннале для этого и делается. Мы делаем срез поколений не только через российскую арт-сцену, а через международную, мы видим, какие есть нюансы. Вот, например, Пауль Росеро Контрерас из Эквадора, для которого мы искали живых шелкопрядов, он феноменально активен. Он каждый день в Facebook что-то постит, у меня на странице по три сообщения от Пауля, потому что он совершенно русский по своей природе, хочет всем делиться, постоянно пишет «ай лав Раша», уже придумал совместный проект с коллегами из зоопарка, как раз помогавшими с шелкопрядами. Встречаются очень разные художники. Юлиус фон Бисмарк — уже такая знаменитость от молодого искусства — провел две недели в Тверской области. Мы искали ему русский лес. Он сказал: у меня есть ТЗ. И мы ему показывали несколько мест, включая дачу Кулика, кстати. Прямо собрали папку фотографий разных ландшафтов. Он искал «рашен ландскейп», хотел такой классический лес. И он очень долго выбирал, и, когда наконец выбрал, оказалось, что ему понравился самый удаленный кусок земли, Тверская область, куда мы его и отправили. Он жил в деревянной избушке без душа — это, надо понимать, человек, который привык выставляться в Базеле. Там он работал, так что это живая история, выставка так делается, а не то что мы просто работы собрали. Нет, это действительно живые люди, у которых есть имена, и вы поймите, они ведь только начинают. Эти имена вы не раз еще услышите — я вам зуб даю, и через десять лет мы встретимся и удивимся, куда они пришли и как они выросли. И будем рады тому, что мы помогли, участвовали. Мы в этом смысле идем с ними вместе.

Увидеть основной проект V Московской международной биеннале молодого искусства можно до 10 августа.

Анастасия Каменская