Медалеинвест
Как Ильгар Мамедов наболел нашим девушкам победу в сабле
Победный для России олимпийский день в командных соревнованиях на саблях специальный корреспондент “Ъ” АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ провел с главным тренером сборной России по фехтованию Ильгаром Мамедовым и российскими саблистками — и по понятным причинам не пожалел об этом.
Финал командного первенства уже начинался, и мы с Ильгаром Мамедовым шли к трибуне болельщиков. Он смотрит все соревнования с ними. Я спросил почему. Он объяснил, что он — член международной судейской комиссии и поболеть как следует, если будет сидеть в тренерской или судейской зоне, не сможет.
А соблазн не удержаться, конечно, существует. Во время утреннего полуфинала Украина—Италия, триумфального для сборной Украины, у одного украинского тренера сдали нервы, когда украинке не дали заслуженное, по его мнению, очко, и он все, что имел по этому поводу, высказал судье. Тот сделал ему замечание, а тренер сделал в этой ситуации что мог, то есть показал судье отталкивающую комбинацию из трех пальцев. Был немедленно лишен аккредитации.
Так что ручаться за себя, конечно, в таком деле ни в коем случае не следует, и Ильгар Мамедов предпочитает обезопасить себя от себя самого.
Журналисты перед финальным матчем были крайне заинтересованы предположениями, как среагируют спортсменки на замечание советника украинского президента Петра Порошенко насчет того, что украинским спортсменам пора уже перестать обниматься в ходе соревнований с российскими, потому что это не кто иные, как «представители орды». А между тем украинцы так и норовят обняться с нашими, потому что, по их словам, дружат.
Так что из администрации президента Украины мог последовать прямой запрет обниматься с россиянками после соревнований, и это вдруг стало едва ли не такой же интригой дня, как и сам результат финала.
Слава богу, что об этом не подозревали сами спортсменки.
Впрочем, Ильгар Мамедов категорически исключил само это предположение.
— У нас такого вообще нет. Все очень хорошо общаются. У тех, кто об этом говорит, какой-то мусор в голове…
Мы сели в первом ряду, и я понял, что, конечно, он ходит сюда не только для того, чтобы не сорваться. Здесь были родные ему люди (в том числе и буквально: жена Елена), он всех тут знал, и все знали его. Наши болельщики на трибунах были тут не случайными людьми, для каждого фехтование — часть жизни, они или бывшие спортсмены, или настоящие тренеры, а чаще всего — и то и другое.
До боев оставалась пара минут, и я спросил главного тренера, чувствует ли он счастье.
— Честно говоря, да,— признался он.— Даже без этого финала чувствую. А уж с этим… У меня первые дни лицо от напряжения сильно краснело, так с ним ходил… Наверное, давление… А сейчас нет этого. Больше всего нервирует неизвестность и ожидание. А когда все заканчивается, становится легко и просто. А когда еще к тому же столько медалей…
Ильгар Мамедов мучительно внимательно рассматривал состав спортсменок, появившийся на табло. Я удивился, что там может быть новое для него:
— Вы чего-то не знаете?
— Да нет, мы с ним (с французом Кристианом Бауэром.— А. К.) обговорили все. Но может что-то в последний момент измениться от того, кого выставят украинцы. Ну вот, я же говорю: он Дьяченко поменял. Они поставили Харлан, а Дьяченко с Харлан фехтует не очень… Он и поменял сразу… А так психологически сильные должны заканчивать. Правда, у нас Великая и начинает, и заканчивает… У них самое грозное оружие — Харлан… Но слабых команд тут нет. Хотя по титулам они, конечно, послабее…
Счет менялся быстро, и не в пользу украинок.
— Украинка сейчас пойдет вперед, конечно…. Что такое? — Ильгар Мамедов казался пораженным.
Я переспросил его, что стряслось.
— Чтобы Харлан пошла назад?! Это новенькое что-то…
— Хорошо же,— пытался я поддержать разговор.— Пусть идет! Тут-то мы ее и встретим!
— Да, хотелось бы…— тренер был все-таки сейчас слишком далек от меня.
Бой вела уже Яна Егорян. Она вдруг попросила судью остановить их.
— Что такое?! — воскликнул Ильгар Мамедов.— А, волосы поправляет… Резинка соскочила. Что-то она пока тихо себя ведет... Она же не может не кричать! Такой характер. И когда Яна кричит, все лампочки загораются!.. И себя заводит, и на судью давит… Да что ж там такое все время сверху падает?..
На нашу спортсменку спланировала какая-то ленточка.
— Даже потолок не выдерживает напряжения,— прокомментировала его жена — сама, как известно, нерядовая фехтовальщица.
На Олимпиаде ей не очень везло, хотя она участвовала, и это тоже известная история: ее муж, бакинец, выступал за сборную России, а она, русская,— за сборную Азербайджана. Ей не нашлось места в российской сборной, Ильгар Мамедов позвонил своему отцу в Баку — и вопрос решился мгновенно: оформили паспорт…
Мы между тем выигрывали, и, на мой взгляд, неумолимо. Отрыв от украинок увеличивался на глазах.
— Коротко бьет,— вздыхал тренер.— Боится пропустить в атаке и коротко бьет… А вот сейчас пошла в длинную!.. Как будто услышала… Ноги, ноги!..
Бой вела уже опять Яна Егорян.
— А они, наверное, и правда слышат, что вы им кричите? — поинтересовался я.— Вы в свое время слышали?
Я уже подозревал, что тренер сидит тут, в первом ряду, прямо напротив спортсменок, еще и для того, чтобы покричать им. Все-таки это и для него была возможность поучаствовать в боях. Он когда-то не просто участвовал, но и стал двукратным олимпийским чемпионом в командной рапире.
— Слышат,— кивнул он.— Когда зал молчит, слышат. Я по крайней мере слышал…
Счет был уже 20:8, блестяще отстояла свой бой Юлия Гаврилова. Правда, вдруг счет на табло обнулился.
— Все сначала! — покрутил головой Ильгар Мамедов.— Ну как же так…
Честно говоря, я в этом бушующем зале даже не сразу понял, что это шутка. Впрочем, когда табло перезагрузилось, счет на нем еще несколько минут был 15:8, и в страшной досаде были наши трибуны. А украинских болельщиков я так что-то и не заметил. В ВИП-зону только пришли несколько каких-то, видимо, высокопоставленных украинцев.
Странное для меня спокойствие сохранял один только, казалось, Кристиан Бауэр. Я спросил у Ильгара Мамедова, не путаю ли я чего.
— Да, так и есть,— кивнул он.— Но не в тренировочном зале. Там они у него солдаты. В сабле вообще солдаты…
Китайский судья, который в этот момент судил, запомнился тем, что слова произносил в микрофон французские, но так по-китайски, что они китайскими и казались. Впрочем, что ж тут удивительного.
— Ну вроде все идет как надо,— осторожно сказал я тренеру.
Разрыв к этому времени был уже в десять очков.
— Не-е-т,— покачал он головой.— В командных соревнованиях сильный спортсмен может все переломить, когда кажется, что ничего нельзя переломить… Артур Ахматхузин вышел и переломил все, в командных у рапиристов.
Он сейчас рассказал про своего ученика.
— Борются за середину дорожки… Молодец, Юля!..
Рядом со мной сидела женщина, которая, я был уверен, сейчас точно сорвет голос. Чаще всего она как-то даже навзрыд кричала одно-единственно слово:
— Забрать!!!
Я решился поинтересоваться, кто она, и выяснилось, что это психолог российских саблистов. Для психолога она казалась чересчур прямолинейной. Я спросил, что значит «Забрать!» в ее устах.
— Забрать то, что она должна взять,— туманно пояснила психолог.
Впрочем, общий смысл все-таки просматривался, а главное, вот именно здесь, в зале, а не где-нибудь в другом месте становилось очевидно, что психолог крайне необходим команде (а то не для всех это очевидно): так мощно поддерживать девушек в бою, тем более из первого ряда, больше ни у кого тут не получалось.
— Пять не нанесли, а уже шесть пропустили…— тренер, в отличие от нее, беспокоился вполголоса.— А Гаврилова молодец! Блестяще отрабатывает. Она сейчас находится в состоянии, которое я называю «состояние ниндзя». Концентрация внимания ошеломляющая.
— Голоса уже нет, а еще работать и работать…— вдруг пожаловалась психолог.
Она и сама понимала, в чем тут смысл ее работы.
Счет был уже 37:28.
— Бери, бери!!! — психолог выпустила на волю новое для меня слово (но не для тех, конечно, кто сидел вокруг), хотя смысл крика ее сохранялся неизменным.
Да она могла кричать просто «А-а-а-а!», и общий смысл нисколько бы не изменился, а интонация тем более осталась бы прежней.
— Ну теперь-то,— спросил я Мамедова,— уже можно надеяться?
— Надеяться — да, уверенным — нет,— покачал он головой.
— Разве с такого счета отыгрываются, когда осталось взять восемь очков?
— Как у нас говорят, пока в самолет не сел, на Олимпиаду не полетел,— он первый раз за весь финал засмеялся.— Пока 45-й укол не совершил — не выиграл. Суеверие у нас, конечно, очень сильное…
Все-таки он тоже понимал, что приближается грандиозное событие: сборная России по фехтованию готовилась взять четвертое золото Олимпиады.
Софья Великая билась с Ольгой Харлан.
— По ударчику! — кричали сразу несколько человек с нашей трибуны.
— Забирай, Соня, и пошли домой! — кричала психолог, когда до победы оставался один укол, и уж тут было слишком хорошо понятно, о чем она.
Она его, конечно, сделала.
— Вот и Соня — олимпийская чемпионка,— это было первое, что произнес Мамедов.
В тренировочном зале через пять минут они переодевались во все сухое, и я спросил Великую, действительно ли она уйдет из спорта.
— Кто вам сказал? — переспросила она.
— Вы,— честно ответил я.— И не только мне, а всем. Но лучше не надо!
— Кто вам сказал? — переспросила она, пристально глядя на меня, и я понял, что никто этого не говорил.
Она уже пошла на награждение, но потом вернулась, чтобы сказать:
— Цель в чем? Рожаешь ребенка и возвращаешься. Понимаете?
Я понимал, что этой цели она вообще-то уже добилась. Или она имела в виду еще что-нибудь?
Потом они еще какое-то время красились перед церемонией награждения, которая здесь почему-то не включает букетную. Цветов тут не дарят: есть мнение, что бразильцы решили сэкономить и на этом. Все это странно, потому что вообще-то букетная церемония перед награждением была на всех без исключения Олимпиадах, к ней привыкли, и без нее, кажется, даже нельзя никак. Но оказалось, можно.
Девушки получили медали, был сыгран гимн, наши позвали украинок к себе на пьедестал, те после секундного замешательства встали к ним. Потом они побежали на нашу трибуну, там обнимались, целовались и фотографировались с болельщиками, и я видел, что Яна Егорян с недоумением рассматривает сувенир, который организаторы прикладывают к каждой медали,— объемную пластмассовую эмблему Игр.
— Ну вот, уже сломалась,— расстроенно сказала она.— Это уже второй сразу ломается.
— Совсем обнаглела,— сказал ей потом Мамедов.— В 22 года — уже двукратная!
— А где Бауэр? — спросил кто-то.
— Его, наверное, еще несут,— прокомментировал еще кто-то.— После таких-то переживаний.
Но тут он и вошел своими ногами.
— Маэстро! — просиял Мамедов.
Все снова собрались в тренировочном зале перед тем, как поехать в Дом болельщика. У Мамедова, у спортсменок, у массажиста и доктора без конца звонил телефон. Сейчас это были все мгновения счастья, из которых потом будут состоять лучшие воспоминания этой жизни.
— Спасибо, папа! — кричал в телефон дозвонившемуся ему по скайпу Мамедов-младший.— Теперь можешь наконец ложиться спать…
Я увидел украинского тренера и поздравил его.
— С чем? — нахмурился он.
Впрочем, подходили спортсменки и поздравляли наших (и даже меня). Это информация не для советника господина Порошенко, а то жалко мирных после такого боя девушек.
— Это очень хорошо,— сказал мне Ильгар Мамедов,— что мы выиграли Олимпиаду. А то бы забыли все сразу чемпионаты мира, выигранные в последние года, да и все остальное. Очень хорошо, что мы выиграли.
— Как вы думаете, Великая останется в спорте?
— Теперь, может, и останется,— пожал он плечами.— А что? Все прелести мирной жизни успеет еще испытать.
Тут выяснилась ужасающая подробность. Когда наши выиграли, все вскочили со своих мест и начали обниматься, у его жены стащили рюкзак. Вытащили прямо из-под нее. А там был и телефон, и деньги… А потому что это Бразилия, и расслабляться смерти подобно (причем в буквальном смысле). И как-то я в это не верил, а теперь поверил. У Яны Егорян перед финалом украли, например, бумажник, и когда я спросил, не деморализовало ли это ее, она сказала, что наоборот: после этого она по-настоящему только и собралась.
— Да купим мы другой телефон. Но зачем деньги-то в рюкзаке таскать? — задавался теперь риторическим вопросом Мамедов, разговаривая с женой.
Он еще разговаривал с журналистами, и каждый его спрашивал, побреет ли он голову, как обещал, после выигранного второго золота, и он всем подтверждал, что обязательно. И в конце концов побрил ведь, уже глубоко ночью, там же, в Доме болельщика.
Потом долго искали пропавших рапиристов: их тоже ждали в Доме болельщика. В конце концов уехали без них: Яна Егорян вернулась с допинга.
— Выиграли вы, конечно, вопреки судейству,— говорил девушкам судья международной категории, поехавший с нами, Владислав Шамис.
— А шампанского нет у нас? Надо было хоть шампанское взять…— произнесла Софья Великая.
Мамедов звонил кому-то в Дом болельщика, и выяснялось, что им готовят пельмени.
— Пиво есть? — переспрашивал он по телефону.— Спортсмены пива не пьют!
— А шампанское? — спрашивала Яна Егорян.— Нет шампанского?
Две другие девушки, Гаврилова и Дьяченко, помалкивали.
Тут вдруг заговорил водитель нашего микроавтобуса:
— Сейчас будем большой супермаркет проезжать…
— Ну все, решили, я сбегаю,— сказала Великая.
И ведь сбегала, вместе с судьей международной категории, и быстро вернулись.
— Вы не представляете, какие там очереди! — рассказала она.— Метров по сорок.
— А как же вы так быстро вернулись? — поинтересовался я.
— А мы золотую медаль показали и нас без очереди пропустили! — добавил Шамис.
Открыли шампанское, впрочем не сразу. Егорян сказала:
— А ведь борьбы-то и не было, по сути, в финале…
— Не надо! Мне этой борьбы хватило у рапиристов! — воскликнул Мамедов.
— А возможно такое,— предположила Великая,— чтобы шпага завтра медаль взяла? Это был бы вообще фурор…
— Все возможно,— откликнулся Мамедов.
Главное, он теперь и сам-то в это верит.
И сейчас он уже не был таким суеверным.
— А вы хоть понимаете, что мы сделали? — тихо спросила Великая.
Мамедов услышал:
— Этого, по-моему, по-настоящему никто не понимает… Мы-то точно…
Мамедов снова искал рапиристов, наконец дозвонился до Тимура Сафина:
— Чемпионки хотят вас видеть!
— Даже не обсуждается! — крикнул кто-то из чемпионок чемпиону.
Наконец выпили шампанского.
— Девочки, вы чемпионки всего,— сказал им Мамедов.— Сидите, такие скромные в этом автобусе… За вас. И даже не представляете себе, какая волна теперь вас накроет. И как изменится вся ваша жизнь.
— А я,— сказала Юля Гаврилова,— пожалуй, подумаю теперь о карьере психолога.
— И это было бы таким верхом неразумности сейчас,— повернулась к ней Яна Егорян.
— А я,— сказала Софья Великая,— даже если бы сегодня было серебро, все равно радовалась бы. За девчонок. Что они его получили.
— Не ври,— сказал ей Мамедов.
Андрей Колесников, Рио-де-Жанейро