Большая политика уже четверть века удерживает на югославской войне двух погибших российских журналистов

1 сентября исполняется ровно 25 лет с того дня, как на югославской войне пропали журналисты Гостелерадио Виктор Ногин и Геннадий Куринной. Согласно показаниям очевидцев и данным расследований, их убили сербские милиционеры. И хотя ключевые детали той трагедии восстановлены, точка в ней так до сих пор не поставлена — в дело вмешалась большая политика. С подробностями — корреспондент "Ъ" на Балканах ГЕННАДИЙ СЫСОЕВ, работавший в начале 1990-х в бывшей Югославии вместе с погибшими журналистами.

Оборвавшаяся дорога в Загреб

Рано утром 1 сентября 1991 года собственный корреспондент Гостелерадио в Югославии Виктор Ногин и оператор Геннадий Куринной выехали из Белграда в Загреб. Они собирались отснять материал о сербско-хорватском вооруженном конфликте, продолжавшемся уже два месяца, чтобы потом перегнать его в Москву. Журналисты выехали на темно-синем "Опеле Омега", на котором исколесили немало фронтов югославской войны. На его капоте были налеплены огромные белые буквы TV, такие же буквы были и на дверях — их было видно за версту. Номерные знаки на автомобиле были дипломатическими — 10-А-155. Однако до хорватской столицы журналисты не добрались.

К частым поездкам Ногина и Куринного по фронтам их родные и коллеги, работавшие тогда на Балканах, привыкли, поэтому тревогу забили не сразу. Весь август Виктор и Геннадий чуть ли не каждый день ездили в районы боев, снимали, возвращались в Белград, перегоняли материал в Москву, в семь вечера по местному времени смотрели сюжет в программе "Время", после чего до полуночи общались с коллегами — нужно было выговориться. Белградское телевидение часто хитрило: приглашало Виктора в качестве гостя в свой эфир, чтобы он показал кадры боев — они были эксклюзивными.

Спустя три дня после отъезда, когда в установленное время Виктор Ногин не вышел в эфир из Загреба и никому не позвонил, близкие корреспондентов забили тревогу. После этого начались поиски.

Следствие ведут журналисты

Вначале пропавших журналистов искали их работавшие на Балканах коллеги. "В сербском лагере для военнопленных в местечке Маняча мы нашли хорватских полицейских, которые были последними, если не считать убийц, кто видел ребят живыми,— рассказывает "Ъ" бывший глава Комитета РФ по делам печати Сергей Грызунов, который в то время возглавлял бюро АПН в Белграде и вместе с коллегами вел журналистское расследование случившегося.— Хорваты подтвердили, что русские журналисты прибыли в первой половине дня 1 сентября в Костайницу, которую занимали хорватские подразделения, провели там съемку и, несмотря на предупреждение о том, что ехать в Загреб опасно, направились в сторону Петрини. По словам одного из полицейских, "машину вел тот, что покрупнее". Значит, Виктор, который был на голову выше своего оператора и килограммов на 25 тяжелее. Место трагедии мы обнаружили 11 сентября. В паре километров от Костайницы на асфальте осталось темное масляное пятно и следы сгоревшего автомобиля. Там же были найдены остатки темно-синего "Опеля" — крышка от бензобака, сгоревшие шины и молдинги. На асфальте борозды — автомобиль явно стаскивали с дороги".

Тогда же коллеги пропавших журналистов столкнулись с тем, что сербские власти не горят желанием содействовать расследованию. Их представители намекали, что "не стоит глубоко копать, ибо это может повредить сербско-российским отношениям". А свидетели, которые видели пропавших журналистов или что-то знали о случившемся, в присутствии сербской полиции, как правило, начинали все отрицать. В беседах же не под запись жители сел в районе Костайницы уже в сентябре 1991-го уверенно утверждали: "Русских журналистов убили сербские военные". Правда, по странному стечению обстоятельств многие очевидцы, которые выражали готовность говорить, куда-то исчезали.

Следствие ведут депутаты и криминалисты

Официальное расследование началось позднее. После обращения посольства в Белграде к югославским властям было возбуждено уголовное дело, а расследование передано в Югославскую народную армию (ЮНА). Но там быстро вынесли постановление, что югославские военные к исчезновению журналистов непричастны, и передали дело в самопровозглашенную Республику Сербская Краина. Почти два года оно лежало без движения.

И только летом 1993 года все вроде бы сдвинулось с мертвой точки. Тогда Верховный совет РФ создал специальную комиссию по расследованию исчезновения журналистов, которую возглавил друг Виктора Ногина Владимир Мукусев. А в августе 1993 года в бывшую Югославию отправилась совместная бригада Генпрокуратуры и МГБ России.

"Статус нашей комиссии был высок, и в бывшей Югославии, где все еще шла война, нам удалось не только провести расследование и найти свидетелей убийства наших журналистов, но и начать раскопки в районе их предполагаемого захоронения",— вспоминает Владимир Мукусев. Его комиссия пришла к выводу, что Ногин и Куринной погибли в результате спецоперации, проведенной отрядом сербской милиции особого назначения по приказу тогдашнего главы МВД Сербской Краины Милана Мартича, который потом возглавил это самопровозглашенное образование. Узнала комиссия и имя предполагаемого убийцы — командира того отряда Ранко Бороевича.

Большое содействие комиссии, по словам Владимира Мукусева, оказал тогдашний глава СВР Евгений Примаков. Через него стало известно о появлении не просто свидетеля, а соучастника убийства журналистов. Этот человек входил в группу из 13 сербских милиционеров, которые расстреляли русских журналистов. 12 из них, включая командира Бороевича, впоследствии погибли при разных обстоятельствах, но один остался жив, потому что вскоре после тех событий был арестован за хулиганство и, выйдя через полтора года из тюрьмы, узнал, что назначена премия 5 тыс. немецких марок за информацию о пропавших журналистах. Его жена отправилась в посольство России в Белграде и сообщила, что муж готов дать показания под запись. На встречу с ним съездили журналисты Центрального телевидения Владимир Соловьев и Анатолий Клян, которые сменили на Балканах своих пропавших коллег. (По злой иронии судьбы Толя Клян погиб 21 год спустя на другой войне — в Донбассе.)

Из рассказа бывшего милиционера следовало, что у них был приказ Милана Мартича любой ценой получить пленки у журналистов, которых заметили, когда те снимали на хорватской стороне. Бойцам сказали, что это хорватские шпионы. Сербским силам, готовившимся к наступлению на Костайницу, очень была нужна информация о позициях хорватов. Отряд Бороевича взял под контроль дорогу, по которой должен был следовать синий "Опель" со знаком TV. Когда показался автомобиль, дали очередь по колесам, но пули прошли выше, на уровне дверей. "Опель", проехав по инерции несколько десятков метров, остановился. Когда подбежавшие к нему милиционеры открыли переднюю дверцу, сидевший за рулем был ранен в ногу. Он протянул паспорт и журналистскую аккредитацию, а увидев направленные дула автоматов, крикнул: "Не стреляйте, мы ваши братья, русские журналисты!" "Это хорватские шпионы,— произнес Бороевич и, повернувшись к подчиненным, скомандовал: — Огонь!" Тела расстрелянных в упор журналистов вытащили из машины, а "Опель" сожгли.

Однако встретиться с ценным свидетелем Владимиру Мукусеву и его группе не удалось. По пути в Сербскую Краину они узнали, что бывшего сербского милиционера накануне убили неизвестные.

Завершить работу комиссия Верховного совета не смогла. Осенью парламент был распущен указом президента Ельцина, и члены комиссии утратили полномочия. "Все мои попытки по возвращении в Россию найти понимание у руководства страны и просьбы продолжить расследование натыкались на главный вопрос: кто убил. "Сербы? Забудь о своем расследовании. Это может повредить нашим интересам на Балканах"",— вспоминает Владимир Мукусев.

Свои сложности возникли и у бригады Генпрокуратуры и МГБ. Прибыв в Костайницу, прокурор-криминалист Вячеслав Исаенко с двумя сотрудниками госбезопасности отправились за 20 км в горы, где, по имеющейся у них информации, жил крестьянин, воевавший в сербском отряде и знавший обстоятельства гибели Ногина и Куринного. Однако, как выяснилось, ценного свидетеля застрелили неделю назад.

После этого с разрешения властей группа Исаенко провела опрос жителей двух ближайших сел. Прямых свидетелей найти не удалось. Но из опроса следовало: в убийстве русских журналистов и поджоге машины участвовали около 15 сербских милиционеров, большинство из которых впоследствии погибло в боях с хорватами.

Серьезная зацепка у российских криминалистов появилась лишь спустя пару лет. Из Загреба было получено сообщение, что во время операции "Олуя" ("Буря") в августе 1995 года хорватская армия захватила документы о допросе военной прокуратурой ЮНА капитана и прапорщика армии Сербской Краины, очевидцев нападения на Ногина и Куринного, и что эти показания были направлены в Минобороны Союзной Республики Югославия (СРЮ). Однако запросы Генпрокуратуры о передаче в Россию материалов об этих двух свидетелях так и остались без конкретного ответа. Власти Союзной Югославии давали понять российским прокурорам, что "их расследование нежелательно" и что "прошлого не вернуть". В начале же 2003 года СРЮ прекратила свое существование, превратившись в Сообщество Сербии и Черногории, которые спустя еще три года мирно разошлись, став самостоятельными государствами.

Поиск без эпилога

Хотя в результате всех этих расследований картина трагедии, которая случилась 1 сентября 1991 года, вырисовывается предельно отчетливо, точка в ней так до сих пор и не поставлена. Все последующие годы никаких реальных поисков больше не велось. Главная причина — та же, что и прежде: политическая нецелесообразность. Потому останки погибших журналистов остаются ненайденными и незахороненными на родине, их героизм при исполнении профессионального долга — не отмеченным государством по достоинству, а родные до сих пор не имеют официального подтверждения их гибели — со всеми вытекающими отсюда проблемами.

Политика будто злой рок преследует двух погибших на югославской войне журналистов даже тогда, когда делается вроде бы доброе дело по увековечиванию их памяти.

В мае 2011 года на месте гибели Виктора и Геннадия был открыт мемориальный знак. На плите памятная надпись на двух языках: русском — слева, хорватском — справа. Но тексты отличаются между собой разительно. И дело не в тонкостях или ошибках перевода.

Надпись слева гласит: "На этом месте 1 сентября 1991 года при исполнении своего профессионального долга трагически погибли русские журналисты Гостелерадио СССР Виктор Ногин и Геннадий Куринной. Вечная память".

Надпись справа: "Здесь 1 сентября 1991 года в первые месяцы отечественной войны члены сербских военизированных подразделений злодейски убили русских журналистов Виктора Ногина и Геннадия Куринного". Перевод оказался политическим.

А в Белграде пару лет назад был открыт медиацентр "Русский экспресс", который взялся за подготовку материалов о событиях на Балканах для российских СМИ. Его создатели присвоили центру имена Ногина и Куринного. Но беда в том, что в материалах "Русского экспресса" сильно сквозит неприязнь к странам и народам региона, которые мыслят иначе, чем создатели центра. А их позиция нередко перекликается с воззрениями тех, кто несет ответственность за югославскую войну, убившую Ногина и Куринного,— вряд ли Виктор и Геннадий под таким подписались бы.

Уже четверть века пропавшие на сербско-хорватском фронте два российских журналиста Виктор Ногин и Геннадий Куринной не могут хотя бы символически вернуться с той войны. Их не отпускает большая политика.