Глава «РусГидро» Николай Шульгинов о ближайших перспективах и Дальнем Востоке

В этом году «РусГидро» может наконец определиться с тем, кто из потенциальных инвесторов сыграет роль «белого рыцаря», который закроет финансовые проблемы дальневосточного «РАО ЭС Востока». Почти подготовленную докапитализацию «РусГидро» за счет средств ВТБ пока согласовывают заново, но холдинг близок к соглашению по продаже японцам 5% квазиказначейских акций. О том, где брать деньги на развитие энергетики, на чем можно сэкономить, и о том, почему «РусГидро» не начинает новых инвестпроектов, “Ъ” рассказывал председатель правления компании НИКОЛАЙ ШУЛЬГИНОВ.

— Японское агентство Nikkei вчера сообщило, что в ходе ВЭФ может быть заключена сделка по продаже японским Mitsui и Japan Bank for International Cooperation (JBIC) 4,88% квазиказначейских акций «РусГидро» за 21,7 млрд руб. Какова ситуация вокруг этой сделки?

— Идет активное обсуждение. Думаю, что на полях ВЭФ действительно подпишем соглашение. Хотя нам в первую очередь нужно провести докапитализацию, а потом уже дальше решать вопрос продажи. Японская сторона готовит due diligence, и первые итоги мы тоже обсудим на форуме.

— Зачем японцам такой небольшой пакет? Они рассчитывают на инвестпроекты, сбыт оборудования?

— Мы с ними хотим подписать соглашение о технологическом взаимодействии по некоторым проектам, включая развитие геотермальной энергетики (на Камчатке.— “Ъ”). Думаю, они преследуют простую цель — войти в проекты, возможно, солнечной или ветровой энергетики со своим оборудованием. Для нас импортные технологии тоже важны, у нас нет качественного оборудования.

— «РусГидро» пыталась сотрудничать с Mitsui много лет, но предметное обсуждение сделки началось только при вас. Когда год назад вы приходили в «РусГидро», перед вами ставились какие-то конкретные цели и задачи?

— Возможно, я разочарую вас, других масштабных задач не ставилось, кроме одной, но самой главной — наведение порядка по всем направлениям деятельности компании.

— Компания считалась находящейся в беспорядке?

— Была критика компании на президентской комиссии по ТЭК, были события разные, начиная с трагедии на Саяно-Шушенской ГЭС, события на Загорской ГАЭС-2, существовали другие проблемы и ситуации, которые были менее известны.

— Выходит, что основная проблематика — это техногенные аварии и отсутствие безопасности?

— Это часть технологическая, но, как я понимаю сейчас, в компании недостаточно уделялось внимания повышению эффективности и прозрачности всех направлений деятельности: стандартизации всех бизнес-процессов, оптимизации организационных структур. По-моему, больше ориентировались на идеологию «освоения финансовых ресурсов», а не на разумное развитие исходя из технической, экономической целесообразности. Продуманного подхода не было, и это было заметно.

Все понимали, что надо с этим разбираться, потому что никаких денег не хватит начинать стройки здесь и там, потом, их не заканчивая, начинать новые. На Дальнем Востоке понятно, что состояние генерирующего и сетевого оборудования очень плохое, износ большой — 55–85%. Но надо же помнить, что возможно модернизировать и замещать объем оборудования исходя из достаточности источников за счет тарифа или из бюджетного финансирования.

— Еще в прошлом году основным источником средств для энергетики Дальнего Востока считалась докапитализация «РАО ЭС Востока» за счет ВТБ, но потом схема неожиданно свернулась. Какова ситуация сейчас?

— Она не свернулась. Нельзя сказать, что это простая сделка или легкое решение. Мы прошли большой путь доказательств, были поручения правительства и президента, что нужна докапитализация. Состояние понятно: долговая нагрузка «РАО ЭС Востока» очень высока и только увеличивается. С того момента, как я пришел в компанию год назад, на 1 января 2017 года она будет уже больше на 15 млрд руб. В процессе обсуждения решили, что нужно еще раз оценить объем докапитализации, а также посмотреть на нашу инвестпрограмму, нет ли там избыточности, которую принято было закладывать.

— Почему возникла тема инвестпрограммы, если докапитализация готовилась для закрытия долгов?

— Исследуется состояние всей группы «РусГидро», включая «РАО ЭС Востока». И если долговая нагрузка позволяет вместе с «РусГидро» брать кредиты, то зачем просить докапитализацию? Есть ли деньги на инвестпроекты, увеличилась ли их стоимость? Поэтому была создана рабочая группа из экспертов «РусГидро», Минэнерго и других ведомств, которые еще раз в жарких спорах прошли эту доказательную базу и каждый инвестпроект.

Мы уточнили объем докапитализации, он уменьшился до 55 млрд руб. В целом при корректировке инвестпрограммы группы на пять лет мы ее вес уменьшили на 58 млрд руб. Общий объем инвестпрограммы будет 395 млрд руб. до 2020 года. В первую очередь сокращение идет за счет программы комплексной модернизации. Мы еще раз оценили техническое состояние объектов, сумеем ли при таких темпах техперевооружения и модернизации переломить тенденцию старения оборудования. После трагедии на СШГЭС была разработана масштабная, уникальная программа модернизации в течение 13 лет. По некоторым объектам мы вышли на пересмотр контрактов в сторону существенного уменьшения — и по стоимости оборудования, и по строймонтажу. А что-то методом сглаживания перенесли правее: программа была до 2025 года, теперь она продлена до 2030 года, что позволило растянуть финансирование.

После этого мы сделку обсуждаем по-новому. Нельзя сказать, что она на выходе, но мы уже считаем, что до конца года точно будет принято решение. Есть понимание в Минэнерго и других ведомствах. Нужно запросить снова предложения ВТБ и других банков. Мы считаем, что за это время прошли изменения, ключевая ставка ЦБ изменилась, можно ожидать изменений параметров сделки в лучшую сторону. Думаю, что в сентябре мы двинемся дальше и выйдем на согласованное решение. Самое главное — согласовать параметры.

— Какую долю в «РусГидро» сейчас может получить ВТБ за 55 млрд руб.?

— Сумма складывается из 40 млрд руб. на докапитализацию, остальное — квазиказначейский пакет «РусГидро» в 4,88%, это порядка 15 млрд руб. Доля банка составит порядка 14%.

— То есть сейчас нет какой-то конфликтной ситуации, просто обсуждаются параметры?

— Сделка большая и сложная, все же государство должно было снизить долю участия в компании. Мы еще пытались включить систему госгарантий, но с учетом оптимизации условий сделки мы от нее откажемся. Сейчас как раз решается этот вопрос. А так можно просить и больше денег, но наша внутренняя установка состоит в том, что надо всегда опираться на собственные силы и ресурсы. Мы должны сами помогать государству в это непростое время, а не просить помощи от него.

Понятно, что ситуация зашла очень далеко, долговая нагрузка «РАО ЭС Востока» сложилась исторически: еще при реформировании РАО «ЕЭС России» по Дальнему Востоку было более 40 млрд руб. входящего долга. Потом 20 млрд руб.— неучтенные в тарифах наши инвестпроекты на Дальнем Востоке, такие как газификация, саммит АТЭС в 2012 году. Долговая нагрузка из разных источников, тарифы, конечно, экономически не обоснованы, мы обслуживаем кредиты, проценты по которым больше, чем ремонтная программа «РАО ЭС Востока». Поэтому «РАО ЭС Востока» необходимо обсуждаемое рефинансирование.

— Допустим, проводится докапитализация, закрываются старые долги. Но тарифная ситуация не сбалансирована, есть риск, что долг опять будет нарастать. Через пять лет проводить новую докапитализацию?

— Второй раз нам никто не позволит это сделать. Надо думать об источниках финансирования программы развития энергетики на Дальнем Востоке — за счет каких средств мы будем менять оборудование на электростанциях. В какие сроки это делать, можно ли вкладывать деньги в продление ресурсов или уже нельзя? Нужно не ждать, что кто-то еще даст денег, а аккуратно подходить к каждому объекту. И работать над тем, чтобы на Дальнем Востоке появились экономически обоснованные тарифы. Но будет тяжело, нужно обязательно заниматься повышением эффективности, снижать издержки, чтобы системно улучшить ситуацию в энергетике Дальнего Востока. Самые главные, самые крупные объекты — это все же объекты генерации, которые там надо строить или модернизировать: Артемовскую ТЭЦ вместо старой, Партизанскую с выводом устаревшего оборудования, энергоисточник в Билибино и другие.

— Каковы могут быть источники средств для Дальнего Востока? Последний крупный проект «4х4» — строительство четырех ТЭС — это госфинансирование на 50 млрд руб., которого не хватило.

— Да, не хватило, на это идут и деньги «РусГидро». Сегодня по этим четырем проектам, если учесть всю внеплощадочную инфраструктуру, сметная стоимость, которая прошла экспертизу с учетом проектных решений (сумма в 50 млрд руб. принималась при отсутствии проекта), составит 112 млрд руб.

— Почему все так подорожало?

— Не подорожало. Просто, во-первых, проектов тогда не было, во-вторых, очень большая «внеплощадка». Возьмем Якутскую ГРЭС-2, там нужно было строить, кроме станции, газопровод, дорогу, схему выдачи электрической мощности, схему водоотведения, теплотрассу. Каждый элемент ведет к удорожанию проекта на несколько миллиардов рублей. Обычно на стадии проектирования станции еще не знают, сколько стоят схема выдачи электрической мощности, схема выдачи тепла. То есть нельзя сказать, что это удорожание, просто посчитали по укрупненным показателям — 50 млрд руб. Когда начали проект делать — везде добавляются разные коэффициенты, уточняются требования. Все эти проекты прошли экономический ценовой аудит, госэкспертизу — цена невыдуманная. Это не удорожание, это учет всех требований в проектной документации. Плюс внеплощадочные объекты, например, на Сахалинской ГРЭС-2 строят железную дорогу для подвоза угля, объекты золошлакоудаления, а это громадные деньги.

— Итак, 50 млрд руб. дал бюджет, еще 62 млрд руб.— деньги «РусГидро». Строительство замещающей генерации на Дальнем Востоке возможно только по такой схеме — бюджет с помощью головной компании?

— Станции там старые, но по ним нет решений. Была программа развития энергетики Дальнего Востока, там все объекты прописаны, но финансирования не было. Эту программу нужно закрыть и разработать оптимальную и технически обоснованную. Сейчас мы этим и занимаемся. Как только эта программа пойдет, у нас появляется возможность обсуждать везде, особенно в Минэнерго, что за источники средств, в какие сроки выводить старую генерацию и строить новую.

— Программу пишет «РусГидро» или Минэнерго?

— Мы программу сами разрабатывали инициативно, прежняя даже утверждена приказом Минэнерго, но мы посчитали, что она избыточна, и сейчас мы запустили новую. Мы согласовали с Минэнерго техническое задание и сейчас деньги находим для разработки самой программы, потом будем согласовывать. Если все признают, что такие объекты и в такие сроки обоснованны, нужно будет искать источники финансирования.

— Когда появится программа?

— Думаю, что к концу года мы сможем ее начать обсуждать с ФОИВами. Называется она теперь «программа замещения выбывающих мощностей».

— Самые болезненные точки — это Приморье, Артемовская и Партизанская станции?

— Не только, но и Хабаровская ТЭЦ-1, Райчихинская ГРЭС и Чульманская ТЭЦ и др. Эти ТЭС вырабатывают и электроэнергию, и тепло, и нужно найти оптимальное решение, что строить — какую тепловую, электрическую мощность. Где-то можно обойтись сетевыми решениями по электричеству и ставить котельную, это, может, дешевле будет. Но везде нужно исходить из разумности технических решений, не должно быть — чем дороже, тем лучше.

— Насколько сдвинуты сроки ввода проектов «4х4»?

— По приходе в компанию были изменены сроки ввода Сахалинской ГРЭС-2 и ТЭЦ в Советской Гавани на 2017 год и Якутской ГРЭС-2 — на 2016 год. Сразу было понятно, что прежние сроки были нереальными, технически невыполнимыми. Даже на Благовещенской ТЭЦ столкнулись с трудностями, потому что здесь реконструкция идет на действующей станции. Новые котел и турбина работают, появилась возможность подключения резервной тепловой мощности, и уже часть была зимой подключена. Во втором этапе была градирня, схема выдачи электрической мощности, градирню уже завершили и считаем, что до конца года все сделаем.

По Якутской ГРЭС-2 считаю, что не успеем в этом году. В Якутии зима наступает в сентябре, и, например, уже тогда нужно заполнять теплотрассы. Сейчас субподрядчик, конечно, увеличил численность персонала, чего он не делал до этого, и мы многие пробные пуски оборудования точно сделаем до конца года, теплотрассу заполним. Но кое-что уйдет на первую половину 2017 года. Задержки были и объективные, и субъективные. Проект был некачественный, ведь компетенции проектных организаций, как известно, в стране только ухудшались. Все решения в том проекте, который прошел все экспертизы, по ходу дела сейчас приходится отменять, изменять, мы внесли уже новые изменения в процессе стройки, госэкспертизу получили на технические решения, теперь готовим смету, чтобы получить заключение госэкспертизы по сметной стоимости.

На самом входе в эту стройку мы потеряли три-четыре месяца из-за того, что свайные опоры пришлось удлинять, потому что глубина вечной мерзлоты оказалась другая, чем была в существующих СНИПах, проектировщики воспользовались действующими документами, а фактическая ситуация оказалась другой. Были задержки по поставкам оборудования, связанные в том числе и с санкциями: оборудование КРУЭ (комплектное распредустройство с элегазовой изоляцией, здесь необходимо для техприсоединения станции к сетям.— “Ъ”) долго ждали из Швейцарии. Но сейчас оно уже пришло.

— Но «РусГидро» же не попало под санкции...

— Это связано с бенефициарами генподрядчика — «ТЭК Мосэнерго».

— Структурами семьи Ротенбергов?

— С санкциями столкнулись подрядные организации. Но в итоге удалось получить оборудование. Вторая проблема — это организация работ подрядчиков. Были задержки по теплотрассе: этим занимался «Глобалэлектросервис», он на старой Якутской ГРЭС-1 должен был строить пиковую водогрейную котельную. Мы его убрали оттуда, расторгли договор, потому что подрядчик не начинал работы. Рынок инжиниринговых компаний узкий, выбор подрядчиков пока небольшой. Проблема в том, что у строительных компаний оборотных средств сегодня совсем мало, они не могут дать банковские гарантии под аванс, и мы иногда или задерживаем проект до получения банковских гарантий, или даже идем на риск и без банковских гарантий начинаем финансировать, чтобы как-то стройку двигать. По «Глобалэлектросервису» в Совгаваньской ТЭЦ есть проблемы с банковской гарантией.

— В Совгавани будут ли меняться сроки ввода ТЭЦ?

— По Совгаваньской ТЭЦ, по сегодняшнему состоянию пока я не могу объявить о задержке. И сам подрядчик пока не заявил об этом. Потому что, если мы продлим сроки, подрядчик может выйти с предложением, что стоимость материалов и работы увеличится в следующем году. Мы ждем от генподрядчика выполнения всех работ в установленный срок, свои обязательства мы перед ним практически выполняем.

По Сахалинской ГРЭС-2, где строит «ТЭК Мосэнерго», работа улучшилась: подготовительные работы выполнены, временный городок сооружен, даже дымовую трубу уже построили. Но сейчас мы решаем вопрос о том, как облегчить технические условия на строительство подъездных путей от станции Ильинская: там были большие запросы у железнодорожников, которые хотели расширить пути на станции. По Сахалинской ГРЭС-2 тоже прогнозируем, что может что-то уйти по срокам, но пока еще не можем официально назвать сроки.

— Сейчас активно обсуждается тема дотирования энерготарифов Дальнего Востока. Текущая конструкция предлагает надбавку к цене оптового энергорынка, за счет чего понижаются дальневосточные тарифы. Это поможет региону?

— Потребителям точно поможет.

— А они сами этого хотят?

— Ну если под потребителем понимать администрацию регионов, которые жалуются на высокие тарифы по сравнению с остальной Россией… Они считают, что это поможет сделать тарифы привлекательными, инвесторы пойдут в регионы. Я знаю, что точно этого ждут потребители, они рассчитывают на это. Наверное, надо еще усилия предпринять, кроме понижения тарифов, чтобы инвесторы пришли. Обсуждается и другая тема, что надбавка приведет к повышению тарифов в европейской части РФ, там может сработать обратный эффект.

— Каким будет размер надбавки?

— Должен быть механизм доведения надбавок, который сейчас еще прорабатывается, но как он будет сделан, мы еще не понимаем. Закон будет принят Госдумой в осеннюю сессию, но подзаконные акты по части формирования надбавок еще нужно разработать. Размер надбавки будет определяться ежегодно.

— Альтернативная идея обойтись без надбавки и просто перераспределять на Дальний Восток часть дивидендов «РусГидро» обсуждалась с компанией?

— У нас акционер государство, как оно скажет, так и будет. На мой взгляд, эта альтернатива выглядит политически хуже надбавок, и я не слышал, чтобы ее сейчас активно обсуждали. Да, идея выдвигалась, но мы платим дивиденды в 50% от чистой прибыли.

— Вы ожидаете, что норма про дивиденды в 50% от большей чистой прибыли по РСБУ или МСФО сохранится?

— Я думаю, да.

— Для «РусГидро» это создает какие-то сложности?

— Мы заплатили 15 млрд руб. дивидендов. Но у нас одновременно запускается программа снижения расходов — примерно на 9 млрд руб. операционных издержек в 2016 году, 26 млрд руб. инвестиционных затрат. Есть антикризисный план правительства, в нем нам поручено разработать программу сокращения издержек. Вместе с Минэкономики выбрали внешнего консультанта — EY, программу разрабатываем. У нас нет и не может быть других вариантов.

— На чем достигается экономия издержек? Можно отказаться от большого инвестпроекта или модернизировать турбину годом позже. Можно, как вы говорили, пересмотреть контракты в сторону уменьшения...

— Все делаем. И пересматриваем контракты: с Voith Hydro мы на 7 млрд руб. снизили стоимость оборудования на Саратовскую ГЭС, на 3 млрд руб. снизили стоимость строймонтажа на Воткинской и Рыбинской ГЭС (подрядчик «Силовые машины»). По операционным издержкам отказываемся от всех излишеств, фонд оплаты труда не наращиваем, кроме обязательных требований, например связанных с индексацией тарифной ставки производственного персонала. Сокращаем персонал, особенно непроизводственный, транспортные издержки. Много что сделали в этом плане, от чего-то отказались, что-то продали, включая самолет.

— Есть риск того, что при попытках экономить на операционных, инвестиционных расходах возникает вопрос безопасности...

— Для меня это табу. Мои споры с ФОИВами именно на этом основаны. Если техническое состояние и ресурс оборудования не позволяют дальше эксплуатировать, я никогда на это не пойду. Вы, наверное, понимаете, что отвечает все же руководитель компании.

— Прогноз по финансовым результатам 2016 года можете уже дать?

— Прибыль точно будет не меньше, чем в прошлом году. Водность сейчас повышенная, поэтому выработка ГЭС будет примерно на 17% выше.

— По всем бассейнам сейчас высокая водность?

— Водность рек имеет циклический характер. По наблюдениям, по бассейну Волги наблюдается маловодный период с циклом 14–15 лет, но всегда есть пики. По Дальнему Востоку (Зея и Бурея) — цикличность от двух до шести лет, но в этом году водность повышенная и даже были холостые сбросы. Был зафиксирован максимальный среднесуточный приток в Зейское водохранилище за всю историю наблюдений (более 100 лет) — 16 100 куб. м/с. По Саяно-Шушенской ГЭС тоже цикличность примерно три года, а в этом году повышенная водность. По югу в этом году расход воды выше среднемноголетнего. Все это дает нам повод говорить о повышенной выработке, а значит, выручка и прибыль точно будут не меньше.

— Ожидаете ли по итогам года роста долговой нагрузки?

— В ближайшее время большие кредиты привлекать не планируем. В 2017 году, возможно, придется взять, но мы сделаем так, чтобы не выходить за долговые ковенанты, их превышение для нас неприемлемо. В 2015 году соотношение чистого долга к EBITDA было на уровне 3,1, годом ранее — 2,8, наша цель — поддерживать уровень не более 3.

— Сейчас ведется следствие в отношении бывшего главы «РусГидро» Евгения Дода, обвиняемого в растрате. Компания собирается реформировать систему премиальных или усилить контроль за выплатами топ-менеджменту?

— Я считаю, что система расчетов премиальных была непрозрачной, малоэффективной. Мы начали ее совместно с советом директоров реформировать, разработали новую систему премирования. В сентябре вынесем ее на рассмотрение совета. В основу брали лучшие рыночные практики, в том числе других компаний с госучастием. В новой системе, скорее всего, с 1 января 2017 года не будет так называемой специальной премии для высшего менеджмента, раньше она зависела от прибыли. Эта система станет направленной на долгосрочную мотивацию и будет привязана к системе контроля эффективности. KPI будет зависеть от аварийности, несчастных случаев, выполнения инвестпрограмм, ввода новых объектов в эксплуатацию, финансовых показателей. Будет комбинированный показатель.

— Едва ли не первое ваше публичное заявление по развитию «РусГидро» касалось намерения избавиться от энергосбытовых активов. Почему?

— Есть проблемные энергосбыты, например чувашский, где большой неплательщик — концерн «Тракторные заводы». И есть чем еще заниматься, этот бизнес для нас неосновной.

— Но энергосбыт — это же большой денежный поток.

— Сегодня это большой поток, завтра ситуация может поменяться, многое зависит от размера тарифов, платежеспособности потребителей. Мы хотели сначала посмотреть предложения по покупке, но в основном поступали предложения, не особо нас устраивающие. Хотя один энергосбыт мы с большой вероятностью будем продавать — башкирский («ЭСК Башкортостана».— “Ъ”).

— Покупатель — «Интер РАО»?

— Да. Достигнуто обоюдное согласие, находимся в стадии структурирования параметров сделки. Но полностью от энергосбытов мы не уйдем, есть еще сбыт на Дальнем Востоке, там хотелось бы наводить порядок и повышать эффективность. Есть «Энергосбытовая компания “РусГидро”», ее продавать не будем, там прямые договоры с потребителями. Те сбыты, где мы не получили нормальных предложений, просто так не бросим, все равно будем развивать, вычищать, бороться с неплательщиками.

— По рязанскому энергосбыту были предложения?

— Были, но мы пока аккуратно подходим к вопросу. Сначала смотрим, каковы прогнозы по наращиванию прибыли в перспективе примерно пяти лет. Если предложенная цена будет ниже, чем та, которой мы сами можем достичь, то какой смысл продавать?

— Какова ситуация с развитием Богучанского проекта после того, как «РусГидро» и «Русал» запустили первую очередь Богучанского алюминиевого завода? В частности, интересна ли компании идея «Русала» не достраивать БоАЗ, а, наоборот, строить Тайшетский алюминиевый завод?

— В теории интересно, а на практике — нет. Технология на Тайшете эффективнее, совершеннее. Но мы БоАЗ не достроили, а теперь нужно ввязываться в новую стройку с партнером, менять долю в БоАЗе на Тайшет, вложить часть денег. Надо завершить эти стройки, подвести итоги и, главное, понять экономическую эффективность инвестиций в алюминиевые активы для «РусГидро» и только потом рассматривать вхождение в новые проекты. Мы сообщили правительству и Минэнерго, что пока не согласны с этим предложением. Но в то же время мы не исключаем, что когда-нибудь вернемся к этой идее.

— Сейчас БЭМО прибыльно для «РусГидро»? ВЭБ же давал деньги на этот проект, надо их возвращать.

— Пока об этом рано говорить, поскольку проект БЭМО еще не реализован. БоГЭС генерирует денежный поток, и мы уже с партнером выплачиваем проценты. В первую очередь мы продаем электроэнергию с БоГЭС БоАЗу по рентабельному для обеих сторон тарифу. Остаток реализуем на свободном рынке, где цены, конечно, выше. Сейчас БоГЭС вышла на проектную мощность, водохранилище достроено. Рассчитываем, что с ростом выработки возможности по выплате кредита и финансированию достройки БоАЗа увеличатся. Если не уходить в ТаАЗ, то можно достраивать вторую очередь, но ситуация будет зависеть от рынка алюминия.

— Принято ли решение о достройке Загорской ГАЭС-2 после аварии?

— Решение еще не принято, это одна из самых болевых точек.

— Ее вообще можно реанимировать с технической точки зрения?

— В принципе меньшие объекты передвигали, восстанавливали высотное положение в разных плоскостях, например Пизанскую башню. Но в мире нет примера такого большого объекта, чтобы под ним модифицировали грунт нагнетанием специальной смеси. Сейчас разрабатывается проект восстановления, консультантами являются иностранные фирмы, мы объявили еще и конкурс на независимую экспертизу разработанного проекта. Проект восстановления будет составной частью проекта достройки, который пойдет в госэкспертизу.

Сделаны две опытные площадки с фундаментной плитой меньшего объема. Пробурили экспериментальную скважину, в которую нагнетается специальная смесь — уже закачано около 50 кубометров. Если мы на опытной площадке убедимся в возможности модификации грунта под основание, то отдадим проект в госэкспертизу. Кроме того, мы заказали исследование взаимного влияния Загорской ГАЭС-2 на действующую Загорскую ГАЭС.

— Во сколько обойдется достройка?

— Около 24 млрд руб. потребуется на восстановительные работы, еще 20 млрд руб.— на достройку.

— В случае достройки ГАЭС когда-нибудь окупится?

— Это объект ДПМ (договор на поставку мощности, гарантирует возврат инвестиций.— “Ъ”), он окупается в соответствии с параметрами ДПМ.

— Есть окончательные выводы о причинах аварии?

— В отчете говорится, что событие произошло из-за образования эрозионного канала под фундаментной плитой. По сути, это ошибка проектировщика при изысканиях в конце 1990-х годов.

— Это ошибка проектировщика или недочет в СНИПах? То есть проектировщики что-то не учли, что должны были учесть, либо они учли все, но нормативы были неполны?

— Есть и то и другое, но в первую очередь были плохо проведены изыскания. Второе — существуют СНИПы для ГЭС, а не для ГАЭС. Изыскания проводил институт «Гидропроект».

— Страховое возмещение по ГАЭС получено?

— Да, проведена большая работа со страховыми компаниями, и возмещение получено полностью. Нам удалось сохранить часть оборудования, оно сейчас законсервировано.

— В принципе строительство гидроаккумуляции в России эффективно? В систему энергорынка ГАЭС пока встраиваются с трудом...

— Дело в том, что затраты на работу насосного режима выше, чем доход от режима генерации. Но российский рынок не учитывает такую особенность работы ГАЭС. Считается, что гидроаккумулирующие электростанции слишком дорогие и поэтому не нужны. У нас в энергобалансе доля ГАЭС лишь 0,6%, а на Западе — 5–13%. В Австрии 5 ГВт ГАЭС, в Америке, в Японии очень много. ГАЭС, особенно в других странах, выполняют функцию системного значения, участвуют в регулировании режима в ЕЭС. А у нас говорят «дорого». Ну дорого, нужно, может, искать другие системные решения.

— Вы выходили с какими-то поправками в правила оптового рынка или в ФЗ об электроэнергетике, которые бы упростили функционирование ГАЭС?

— Мы эту тему обсуждаем постоянно. И как системные услуги пытались сделать, и другими способами, но идет отрицание, непринятие аргументов.

— Сейчас «РусГидро» не запускает каких-то больших инвестпроектов и только достраивает то, что есть? Например, планируется ли на Дальнем Востоке строить Нижне-Зейскую ГЭС или противопаводковые ГЭС в бассейне Амура?

— Сейчас только достраиваем, поручения по новым объектам пока сняты. Причины разные. Количество и качество начатого пока не дает возможности задуматься о новых объектах: сначала стоит задача навести порядок с имеющимися объектами.

— Верхне-Нарынский каскад ГЭС в Киргизии тоже заморожен?

— Я с самого начала считал, что этот проект неэффективен именно для «РусГидро». Сейчас перед нами стоит задача выйти из этого проекта и сделать все, чтобы вернуть деньги, которые мы туда вложили.

— А реконструкция Перепадных ГЭС в Абхазии?

— По нашему запросу проводится ТЭО, которое мы должны передать в Минэнерго. Пока мы не видим никакой целесообразности входить в этот проект, но окончательного решения нет.

— Раньше говорилось, что абхазский проект может финансировать «Роснефтегаз». Сейчас схема обсуждается?

— Нет, не обсуждается. Возможно, в будущем мы к ней вернемся.

— У «РусГидро» есть интерес к малой гидрогенерации?

— Мы выиграли конкурс на три малых ГЭС по ДПМ ВИЭ. Но, к сожалению, на Сенгилеевской ГЭС не можем решить земельный вопрос.

— Что тогда делать с этим проектом?

— Мы надеемся договориться с «Советом рынка» и поменять на другой, аналогичный по мощности. По двум оставшимся Барсучковской и Усть-Джегутинской ГЭС планируем сделать проекты. Мы хотели бы сделать проект под ключ, но пока не нашли эффективную технологию. Вели переговоры с «Тяжмашем», «Норд Гидро», на ВЭФ посмотрим корейские технологии. Если бы нам удалось найти нужную технологию или партнера, мы могли бы разработать отдельную программу по малым ГЭС.

— Еще в 2014 году, когда Крым входил в состав России, «РусГидро» интересовалось вопросом водоснабжения региона. Больше об этом проекте информации не возникало.

— И не будет возникать. Для нас это абсолютно непрофильный проект.

— А что с имеющимися непрофильными активами? Нет ли у «РусГидро» намерения продать миноритарный пакет в «Интер РАО»?

— У нас есть программа по непрофильным активам, мы будем еще активнее в этом направлении, это один из способов снижения издержек. Там дороги, мосты, много чего. Но пакет в «Интер РАО» не обсуждали.

— «РусГидро» пыталась продавать недвижимость в Москве. Что сейчас продаете?

— Рассматриваем возможность продать головное здание исполнительного аппарата на Малой Дмитровке. Возможно, вернемся на улицу Архитектора Власова, где у нас остался производственный блок. Были предложения, но одна сделка сорвалась. Несмотря на то что рынок стагнирует, дешевле, чем мы здание покупали, продавать не будем.

Интервью взяли Владимир Дзагуто и Татьяна Дятел