Генеральный директор компании «Русь-Ойл» Сергей Подлисецкий в интервью «Ъ FM»

В следующем году справедливая цена на нефть составит $80-90 за баррель. Такую оценку дал генеральный директор компании «Русь-Ойл» Сергей Подлисецкий. С ним на Международном инвестиционном форуме в Сочи беседовал политический обозреватель «Коммерсантъ FM» Дмитрий Дризе.

— Сейчас мы находимся в Сочи, говорим об инвестициях. Здесь очень много говорится о проблемах инвестиционного климата. Начнем с этого вопроса: насколько на сегодняшний день инвестиционный климат и бизнес-среда в России соответствуют задачам вашего бизнеса?

— Можно начать говорить модные слова о том, что кризис — это время возможностей и так далее, но оставим всю эту мишуру. Сейчас непросто. Главная проблема в том, что за короткий период уже несколько раз изменилось налоговое законодательство. Мы понимаем, что это не прихоть, а вынужденная необходимость. Но сказать, что это нам больше проблем создает, нельзя. Скорее, проблемы с инвесторами. Они больше пугаются, и инвестбанки, и инвестиционные компании на это обращают внимание, говорят: насколько ваши прогнозы сбудутся, если вдруг изменится законодательство? А в остальном работаем и работаем.

— Привычно? Расскажите о вашем бизнесе, как он развивается на сегодняшний день, чем вы конкретно занимаетесь. Потому что мы знаем, что сейчас у нас есть одна большая нефтяная компания — это «Роснефть», остальным частным компаниям непросто. Так это или нет?

— Наверное, непросто. Мы в этом бизнесе не так давно, и нам не досталось никаких осколков от советской нефтяной промышленности. Все забирали с рынка, по кусочкам, на рыночных условиях. Но всегда есть возможность. Кто-то поднимается, кто-то опускается.

— Чем вы конкретно занимаетесь? Расскажите о ваших основных проектах в России?

— У нас в управлении сейчас есть шесть действующих месторождений, также есть целая группа greenfield (совершенно новое предприятие. — «Ъ FM»), о которых пока рано говорить, потому что они в зачаточном состоянии. Как у всех нефтяников, обычная работа: где-то добываем, где-то месторождения на начальной стадии, где-то — на завершающейся стадии. Там — проблемы в создании инфраструктуры, там — проблемы содержания уже изношенной инфраструктуры, ее поддержание, реновация.

— Сейчас в Минфине и в правительстве обсуждается вопрос о повышении или каком-то изменении налогообложения нефтяной отрасли. Естественно, в правительстве считают, что нефтяники зарабатывают много, в отличие от других компаний, и готовы еще срезать с вас «лишний жирок». Как вы относитесь к этому, насколько у вас сейчас рентабельность бизнеса высока в связи с низкими ценами на нефть, в связи с санкциями, как вы можете ответить правительству в данной ситуации?

— Мы понимаем, что правительство не от хорошей жизни пытается это сделать.

— Да, сейчас проблемы с доходами бюджета.

— Это не нанесет какого-то непоправимого урона. По поводу того, как живем в условиях текущих невысоких цен на нефть, — свернули ряд программ, которые до этого представлялись интересными. Тем не менее, есть программа развития.

— Санкции, говорят, сказываются на технологиях, на технологической поддержке нефтяных компаний. Насколько это вас задевает?

— Наверное, это больше касается шельфа, где мы не участвуем. А мы не испытываем особых сложностей. Главная проблема — это оборудование для наклонно-направленного бурения и горизонтального бурения.

— Это то, что санкции затронули?

— Вроде затронули, но эти компании — Schlumberger, Halliburton — уже имеют заводы и представительства здесь, поэтому все, что нам нужно, мы получаем. Мы конкретно технологических проблем не испытываем.

— Как у вас с инвестициями? Есть возможность вкладывать на перспективу, или вы работаете только на сегодняшний день? У вас есть возможность думать о завтрашнем дне, о чем сейчас многие говорят, что проблемы с инвестициями у нефтяников, да и, собственно, у всех компаний в России?

— Сложно, но можно. Основная инвестиция нефтяников — это бурение, это 70% затрат, вложений вообще. Мы их продолжаем. Мы сократили в несколько раз объем бурения, но эту работу продолжаем.

— Ваш прогноз, кстати говоря, по ценам на нефть? Нельзя не спросить: у вас же, наверное, есть свой департамент, который отвечает за прогнозирование. Скажите, сколько будет стоить нефть в ближайшие, допустим, полгода?

— Этот департамент сейчас самый бесполезный, потому что прогнозировать можно с точки зрения экономических параметров, а нефть, как и курс доллара, — сейчас политический параметр, поэтому даже трудно что-то говорить. Не хотелось бы, чтобы падала ниже $40, оптимистичный прогноз — $60. Справедливая стоимость через год, наверное, где-то $80-90.

— Ничего себе! До $80-90 поднимется через год?

— Пена сойдет, экономики поправятся, и ресурс будет нужен, поэтому все станет на свои места.

— Думаете, такой рост будет через год? Наверное, правительство будет очень радо такой перспективе.

— Это, скажем так, осторожная мечта, но когда мы для себя считаем, от $40 до $60, и пользуемся еще консенсус-прогнозами ведущих банков — Сбербанк, ВТБ, ВЭБ, берем их для расчета своих параметров. А так на $60 рассчитываем.

— Это в среднем так? И потребительский вопрос: цены на бензин? Сейчас тоже много обсуждается всяких налоговых новаций. Как вы думаете, с точки зрения нефтяных компаний насколько можно говорить о повышении цен на бензин?

— Мы не торгуем продуктами. У них свои продукты, свои акцизы. Но я так понимаю, что цена на бензин не падает в связи с падением стоимости нефти из-за того, что некуда девать мазут. Составляющая мазута существенно влияет на себестоимость бензина, раньше он уходил на Запад, где его дорабатывали до светлого. При цене $110 им это было выгодно. При цене $50 этим перестали заниматься, поэтому мазут стал невостребован, и его цена падает.

— Давайте немножко подрасшифруем, потому что это не совсем понятно для широких масс граждан, что значит «мазут»?

— Мазут — это остаток от нефти.

— Имеется в виду топочный мазут?

— Да. Он остается после того, как из нефти забрали дизель, бензин, керосин – так называемые светлые. Почему борются за выход светлых? Мазут дешевле всего стоит. И, к сожалению, с нашими технологиями процент его остатка намного больше, чем на современных заводах за рубежом. Раньше наш мазут забирали и там из него еще извлекали полезные светлые продукты, и уже остаток уходил в топливо. Сейчас этим заниматься стало невыгодно из-за того, что стала нефть $50. На те деньги это было выгодно, а теперь нет, и невостребованный мазут остается внутри страны. Из-за этого легли многие мелкие заводы.

— Ничего себе перспектива.

— Может быть, не модернизировался — уходи с рынка.

— Давайте тогда резюмируем: ваша оценка ситуации в экономике страны с точки зрения нефтяного бизнеса. Вы оптимистично настроены или в меру пессимистично?

— Оптимистично. Если с точки зрения страны, у нас есть все. Надо просто научиться этим пользоваться.

— То есть, несмотря на такой негативный фон, на все, что происходит, бизнес нормально себя чувствует?

— Я думаю, даже если придется полностью закрыться, ничего с нами страшного не случится: переживем и построим новую экономику.

— Расскажите, как образовалась ваша компания и как вы ее создавали.

— Лет пять назад появилась некая сумма свободных средств, и надо было смотреть, куда ее применить. Перебирались разные отрасли, и, волею случая, в руки попала одна компания, которая добывала тогда 600 т в месяц. Я стал ее владельцем и потренировался. Год я прожил прямо на месторождении безвылазно, изучал технологию, знакомился с людьми, получал заочное образование. Причем первые скважины, которые бурил, дали 250-300 т в сутки. Для той местности это было очень удачно.

— То есть вы сами по себе взяли и организовали компанию?

— Нет, она была куплена, но она была уже в двух шагах от отзыва лицензии. Получилось ее поднять, поднять добычу с 700 т в месяц до 700 т в сутки. После этого удалось, используя средства и используя активы для привлечения кредитных средств, приобрести еще активы, greenfield. После этого появились люди из старых знакомых, которые предложили свои компании в управление. Так и построилась компания, которая сейчас добывает примерно 3,5 млн т в год, имеет активы в нескольких регионах: и Западная Сибирь, и Восточная Сибирь, Оренбуржье. Имеются активы в разных стадиях — как разрабатываемые молодые месторождения, так и месторождения на падающей добыче, поэтому у нас команда имеет полную коллекцию опыта в разных фазах. И мы смотрим, что дальше судьба нам принесет в руки. Если кто-то предложит, будем смотреть, будем брать дальше, будем строить дальше бизнес.

— Прогноз добычи вашей компании на два года?

— На два года не знаю, на следующий год планируем не меньше 4 млн т. Это без экстенсивного пути, без приобретения в периметр новых участков. На существующих планируем выйти на 4 млн т минимум.

— В динамике это мало или много?

— Я думаю, достаточно.

— По сравнению с прошлыми годами это рост?

— Рост. По сути дела, мы развиваемся довольно бурно. Пока мы не очень большие, понятно, что в процентах это показатели, наверное, рекордные.

— А если по годам разбросать?

— По годам: 2015-й — это около 2 млн т, 2,2 млн т, 2016-й — 3,5 млн т, на 2017-й — смотрим, что будет больше 4 млн т.