Анатомический театр как важнейшее из искусств

30 000 гульденов заплатил Петр I за коллекцию амстердамского анатома Фредерика Рюйша. Анатомия была в моде. Препарированными трупами интересовались философы, художники, казна городов пополнялась деньгами, которые зеваки платили за посещение публичных вскрытий. Благодаря европеизации все эти модные веяния дошли до России. В результате в XIX веке посещение анатомического театра и эксперименты над лягушками входили в джентльменский набор каждого россиянина, считавшего себя прогрессивным человеком.

АЛЕКСАНДР КРАВЕЦКИЙ

Анатомическая революция

Современная цивилизация призывает думать об отсутствии перхоти и запаха изо рта и без крайней нужды не вспоминать о смерти и трупах. Однако несколько веков назад разглядывание трупа входило в перечень модных развлечений. Наткнувшись в музее на "Анатомический урок доктора Тюльпа" Рембрандта или другие картины на ту же тему, иной наш современник предпочтет увидеть здесь игры извращенного сознания и быстро перейдет к другим экспонатам. Между тем в XVII веке групповые портреты рядом с препарированным трупом свидетельствовали просто о принадлежности группы к медицинской корпорации, и уж никак не о причудах сознания автора.

Дело в том, что в медицине XVII века происходила революция не менее значимая, чем события в астрономии, когда выяснилось, что Земля вращается вокруг Солнца. Теперь пересмотру подлежала старая, восходящая еще к Аристотелю и Галену схема устройства живого существа. Согласно этой устаревшей теории, причиной всех болезней было нарушение в человеческом организме правильных соотношений между четырьмя жидкостями — кровью, черной желчью, желтой желчью и флегмой. За полторы тысячи лет накопилось множество фактов, противоречащих этой теории, и вскрытие трупов должно было внести сюда окончательную ясность. Возможность пересмотра базовых принципов науки о человеке будоражила умы, общественный интерес к биологии был огромен. А когда разрешили проводить публичные вскрытия, в анатомических театрах начались аншлаги.

В число врачей, блестяще проводивших публичные вскрытия, входил и Фредерик Рюйш. Он начинал карьеру в качестве амстердамского аптекаря. В те времена аптекарь не только готовил лекарства, но и проводил многочисленные медицинские процедуры — от кровопусканий до несложных хирургических операций. Так что знание анатомии было необходимой частью профессиональной подготовки.

Однако Рюйш увлекся анатомией всерьез. Вопросы, на которые ему хотелось найти ответ, сейчас кажутся наивными. Например, он решил проверить, истинно ли распространенное убеждение, что у "свежего" покойника еще некоторое время растут ногти и волосы. С помощью подкупа могильщиков и нелегальных эксгумаций (по табели о рангах мальчишке-аптекарю самостоятельная работа с трупами не полагалась) ему удалось выяснить, что это все-таки миф.

Анатомы искали способ замедлить разложение, чтобы получить дополнительное время для работы, а в идеале еще и избавиться от отвратительного запаха

Карьера любознательного аптекаря складывалась вполне благополучно. Спустя какое-то время он был уже профессором, имевшим право на работу с трупами. Именно публичные вскрытия и изобретение технологии долгого хранения анатомических препаратов сделали Фредерика Рюйша знаменитостью. Дело в том, что холодильников еще не было, и хранение трупов представляло огромную проблему. Вскрытия проводились только в холодное время года, но даже зимой труп не мог храниться больше двух-трех дней. А ведь за этот срок нужно было провести серию подготовительных процедур и прочитать некоторое количество публичных лекций. Если же анатому удавалось обнаружить что-то существенное, требовалось время еще и на то, чтобы художник зарисовал найденное (фотокамеру тоже еще не изобрели). Анатомы пытались найти способ замедлить разложение, чтобы получить дополнительное время для работы, а в идеале еще и избавиться от отвратительного запаха.

Рюйш прославился умением препарировать и сохранять сосуды. Интерес к сосудам был связан с открытием англичанина Уильяма Гарвея, доказавшего, что кровь движется от желудочков сердца по артериям и возвращается к предсердиям по венам. Это был еще один аргумент против теории Галена. А поскольку рассматривать сосуды на быстро разлагающемся трупе сложно, нужна была какая-то новая технология. Ее-то и создал Рюйш. Он научился промывать сосуды, закачивать в них воздух, а затем сушить. Полученные препараты можно было хранить в течение многих десятилетий и не спеша исследовать.

Работа с человеческими трупами всегда представляла определенную этическую проблему. Многие, однако, забывают, что альтернатива подобных исследований была куда менее гуманна. Речь идет о вскрытии живых животных, например собак, с целью наблюдения за работой внутренних органов. Обезболивание еще не придумали, поэтому перед операцией собакам перерезали голосовые связки, чтобы их визг не отвлекал публику от медицинской демонстрации. Защитники вивисекции ссылались на фрагмент Книги Бытия, где Бог говорит Ною, что все звери подчиняются человеку, или же на Декарта, утверждавшего, что раз животные не могут думать, то не могут и страдать. По сравнению с таким вскрытием анатомические упражнения с трупами кажутся просто верхом гуманности.

На подмостках анатомического театра

Про то, как Европа начинала анатомировать трупы, можно писать детектив. Студентам-медикам приходилось похищать мертвые тела с эшафотов, из могил и приносить профессорам, готовым провести урок. Студентов ловили, наказывали, штрафовали. В XVII веке в некоторых европейских городах несколько раз в год стали производить публичные вскрытия тел казненных преступников. А особо уважаемым врачам разрешали вскрывать трупы скончавшихся в городской больнице бродяг.

Посмотреть на анатомический урок собирались сливки местного общества. Обустраивались специальные помещения с рядами стульев для публики, и первые ряды резервировались не для медиков, а для наиболее уважаемых граждан. Строительство анатомического театра было большим событием в жизни города. Так, открытие анатомического театра в Гааге отметили публичным вскрытием "двух девочек, сросшихся вместе". На сеанс был приглашен художник, фиксировавший знаменательное событие,— полотно затеи украсило одну из стен театра.

В Амстердаме, где прошла жизнь Рюйша, еще в 1606 году был принят акт, регламентирующий проведение вскрытий. Городские законы объявляли вскрытие в первую очередь развлекательным мероприятием. Мертвецкая должна была стать пространством культурного досуга. А научные и учебные задачи стояли на втором месте. В этом были и свои плюсы. Дело в том, что языком научного мероприятия была латынь, тогда как развлекательное вскрытие сопровождалось пояснениями на общепонятном голландском. Для многих лекарей, нетвердо знающих латынь, это было очень кстати.

С пасторов и попечителей госпиталя входная плата не взималась. Во время вскрытия запрещалось ходить по помещению, разговаривать, смеяться и уносить с собой части препарированного трупа.

Для вскрытия использовали в первую очередь тела казненных. Поэтому в холодное время года (как уже говорилось, в жару вскрытия не производили), когда толпа зевак перед ратушей глазела, как возводят виселицу, у здания анатомического театра тоже собирались любознательные. В первый день, пока труп был еще свежим, наблюдался аншлаг. На последующих уроках зрителей бывало уже намного меньше, потому что выдержать запах разлагающейся плоти могли далеко не все.

Вскрытия Рюйша пользовались огромной популярностью. Весной 1670 года одно такое представление принесло городской казне рекордную сумму — 255 гульденов. В качестве поощрения город заказал портрет Фредерика Рюйша в окружении членов медицинской гильдии. На групповые парадные портреты было принято помещать людей, так сказать, при исполнении. Военных изображали во время патрулирования улиц, охотников — в окружении собак и дичи, а медиков — в приятном обществе препарированного трупа. Такие полотна украшали парадную залу в здании, где размещалась гильдия врачей,— теперь ее украсил и "Анатомический урок доктора Рюйша".

В Амстердаме XVII века граница между анатомическим театром и театром драматическим была куда более зыбкой, чем сейчас. И то и другое было зрелищем, живо обсуждавшимся в обществе и в светской хронике. Никого не удивляло появление печатных брошюр, где в стихах и в прозе приводились подробности гинекологической операции, проведенной местным врачом. Склоки медиков и особенности физиологии больных были предметом светских бесед.

Частный музей

После Великих географических открытий, когда в Европу хлынули экзотические образцы флоры и фауны, коллекционирование стало одним из любимых развлечений медиков. Интерес к растениям и животным, привезенным из далеких стран, был связан не только с надеждами на их целебные свойства. Дело в том, что географические открытия давали возможность проверить, правда ли, что где-то водятся русалки, саламандры, драконы и люди с песьими головами. Доказательством считались высушенные или заспиртованные образцы.

Однако ни один коллекционер не мог похвастаться заспиртованной русалкой или хотя бы ее жабрами, и все эти чудесные существа постепенно перемещались из области биологии в область мифологии. В портовом Амстердаме образцы заморских растений и животных продавались оптом, и в коллекции Фредерика Рюйша таких предметов было довольно много. Но главной ценностью его собрания были все-таки анатомические препараты.

По идее, коллекция препаратов была наиболее продвинутым способом документации работы анатома. В медицинских спорах высушенный или заспиртованный орган выглядит убедительнее, чем словесное описание и даже рисунок. Поэтому коллекционирование было увлечением всех, кто имел хоть какое-то отношение к медицине. Кто-то использовал медицинские препараты для научной работы, кто-то в качестве учебного пособия, кто-то для привлечения публики.

Коллекция Рюйша была настолько большой, что для ее демонстрации пришлось арендовать отдельный дом. Текст договора, который анатом заключил с городом, гласил, что дом арендуется не для жилья, "а только для размещения скелетов, черепов, а также других останков человека, включая бальзамированные части тел". С любопытствующих посетителей взималась плата, врачам экспонаты демонстрировались бесплатно. Кроме того, был отпечатан каталог, украшенный собственноручными рисунками Фредерика Рюйша.

Созданный Рюйшем музей мог похвастаться большим собранием скелетов, различных органов и заспиртованными человеческими зародышами — от маленьких, размером с горошину, до вполне сформировавшихся. Последние неизменно вызывали большой интерес у посетителей. Самым впечатляющим экспонатом этой серии был четырехмесячный плод внутри матки с плацентой и пуповиной.

Скелеты, мышцы, сосуды, отдельные органы — все эти материалы давали возможность изучать анатомию в комфортном пространстве музея — без отвратительного запаха и холода мертвецкой.

"Человек, рожденный женщиной, живет очень недолго..."

В какой-то момент Фредерик Рюйш серьезно занялся живописью. Вообще-то, до изобретения фотоаппарата умение рисовать было частью профессии анатома. Но он увлекся, так сказать, чистой живописью. Недоброжелателям это показалось странным. В одном из памфлетов, посвященных Рюйшу, говорилось: "Он пишет маслом змей, чтобы дать выход своему яду, он пишет жаб, чтобы выразить свою отвратительную природу, он пишет цветы, чтобы напомнить, что все его прекрасные препараты столь же недолговечны".

Однако Рюйш знал, что делал. Для него не существовало границ между анатомическим препаратом и художественным объектом. Вообще, это было стилем эпохи. Слово "инсталляция" появилось позже, но именно так хочется назвать, например, интерьер анатомического театра Лейденского университета, где посетителей встречал ряд скелетов с вымпелами в руках. На вымпелах были размещены краткие изречения о бренности человеческого тела. Под деревом располагались мужской и женский скелеты, которые должны были изображать грехопадение.

Фредерик Рюйш увлеченно придумывал подобные жутковатые инсталляции. Скелеты держали в руках пики и знамена и, казалось, рвались в бой. Экспонаты сопровождались изящными надписями: "Смерть не щадит даже созданий нежного возраста", "Человек, рожденный женщиной, живет очень недолго и имеет множество недостатков", "К чему любить мирские вещи?". Детский скелет с чучелом цветастого попугая в руках украшало изречение "Необратимое время пролетает мимо". А на гробике с черепом новорожденного посетители видели цитату из Горация "Ни одной голове не убежать от безжалостной Прозерпины". Таким образом, анатомические пособия вписывались в средневековую традицию моралистических изображений, напоминающих о бренности жизни и неизбежности смерти. Экспонировались и прообразы современной социальной рекламы. Например, Рюйш демонстрировал изъеденные сифилисом кости известной амстердамской проститутки Анны ван Горн.

Но были здесь и идиллические объекты. Детские скелеты с цветочками и бабочками. К заспиртованным детским рукам Рюйш прикреплял высушенных экзотических насекомых. Музейные витрины оформлял как натюрморты, где экспонаты стояли на горках из камней, извлеченных из почек и мочевого пузыря. Меж камней располагались деревья из высушенных кровеносных сосудов, заполненных красным воском. Препарированные органы располагались в прозрачных банках со спиртом, подвешенных на невидимом конском волосе. Заспиртованные конечности украшались кружевами, воротничками, цветочками. Создавая свои композиции, Фредерик Рюйш ни имел намерения оскорбить общественную нравственность. Да никто и не собирался оскорбляться. Все эти объекты воспринимались как медицинские пособия или же произведения изобразительного искусства. В бэкграунде у голландцев были ужастики Босха, и шокировать их было непросто.

Фредерик Рюйш ценил свое искусство, поэтому каталоги всячески подчеркивали белизну костей, упругость кожи и другие эстетические достоинства экспонатов. Посетителям предлагалось обратить внимание на то, что скелеты стоят на собственных конечностях, а не скреплены проволокой. Рюйш охотно рассказывал, как он заполнял препараты воздухом, воском или ртутью и какой огромный труд стоит за всеми этими приемами. Однако подобные презентации имели явно рекламный характер. Подробности технологий Рюйш хранил в глубоком секрете.

Многотомный каталог коллекции одновременно служил и предпродажным описанием. Стареющий анатом всерьез намеревался продать свое собрание. "Пока я жив,— писал он,— выставляю это творение, которое я завершил, на продажу, дабы еще до смерти быть уверенным, что о моих открытиях останется память".

Продавал Рюйш не только коллекцию, но и созданную им технологию бальзамирования. Он предложил все это Лондонскому королевскому обществу, однако сделка не состоялась, поскольку 30 тыс. гульденов, которые просил анатом, были слишком крупной суммой. В итоге покупателем сокровищ голландского анатома стал российский император Петр Алексеевич.

"Я так искусно приготовил препарат, что великий монарх его поцеловал..."

Когда в составе Великого посольства Петр I инкогнито путешествовал по Европе, он интересовался не только строительством кораблей. В числе прочего молодой царь пытался заниматься медициной, что и привело его в созданный Рюйшем музей. Царя настолько поразила красота бальзамированных детских тел, что он приложился к одному из препаратов. Фредерик Рюйш с гордостью писал: "Я так искусно приготовил препарат, что великий монарх его поцеловал". Петр стал брать у Рюйша уроки анатомии. Правда, от посещения публичных вскрытий пришлось отказаться, поскольку публика ломилась посмотреть на русского царя, а не на труп. Ажиотаж сделал демонстрацию практически невозможной.

Петр был хорошим учеником и практически сразу стал реализовывать полученные знания. В 1706 году в Москве начала работать больница — первое медицинское учреждение, созданное по европейскому образцу. А сам царь, охотно перенимавший внешние черты европейского быта, приступил к составлению собственной коллекции заспиртованных редкостей, которая положила начало собранию Кунсткамеры.

В 1716 году Петр вновь посетил Амстердам, где публично назвал Фредерика Рюйша своим учителем. Начались переговоры по покупке коллекции знаменитого анатома, и в конце концов ящики с экспонатами прибыли в Санкт-Петербург. По условиям контракта Рюйш передавал русскому царю не только коллекцию, но и технологию бальзамирования. Считается, что эта технология была использована после смерти Петра I для подготовки его тела к церемониальному прощанию. Оно находилось в открытом гробу около месяца.

"Приучать, потчевать и угощать..."

Все, чем интересовался Петр I, было обязательным для его подданных. Новые институции, традиции и моды внедрялись быстро и жестко. Методы, при помощи которых царь проводил "реформу здравоохранения", хорошо демонстрирует известный анекдот о посещении Петром анатомического театра в Лейдене. Заметив, что кто-то из свиты с отвращением смотрит на тело, лишенное кожного покрова, Петр приказал своему брезгливому спутнику зубами отрывать плоть от препарированного трупа.

Первые медицинские учреждения создавались и в Москве, и в Петербурге. К тому, что медики работают с трупами, общество еще не привыкло, и вскрытия воспринимались как надругательство, а то и кощунство. Чтобы изменить отношение подданных к анатомии, Петр использовал не только кнут, но и пряник. После завершения строительства Кунсткамеры, где была размещена коллекция Фредерика Рюйша, царь издал специальный указ, гласивший, что вход в этот музей является бесплатным. Указ также требовал "приучать, потчевать и угощать" посетителей музея. Хранителю коллекций выделялось 40 тыс. рублей в год на то, чтобы угощать посетителей кофе, "цукербродами" и венгерским вином. Император старался своим примером заставить подданных изучать медицину. Пользуясь знаниями, полученными у европейских медиков, царь охотно рвал приближенным больные зубы, а иногда норовил взяться и за скальпель. В дневнике одного из соратников Петра есть такая запись: "Герцогиня Мекленбургская находится в большом страхе, что император скоро примется за ее больную ногу: известно, что он считает себя великим хирургом и охотно сам берется за всякие операции над больными".

В результате в общественном сознании медицина и анатомия вошли в число тех наук, которыми должен интересоваться всякий сторонник прогресса. Работа с трупами или хотя бы посещение анатомических театров казались непременным условием приобщения к тайнам жизни и мироздания. Иван Аксаков, вспоминая учебу в Казанском университете, пишет об ажиотаже, который вызвали у сокурсников занятия в анатомическом театре. Правда, сам Аксаков этих восторгов не разделял.

Препарирование трупов привлекало и русских художников. В 1836 году Петр Клодт выполнил скульптуру "Лежащее тело", моделью для которой послужил анатомированный мужской труп. В восторженной рецензии, которую напечатала "Художественная газета", отмечалось, что в качестве образца было выбрано наиболее красивое из имеющихся тел, которое затем было препарировано и надлежащим образом уложено. Если верить газете, художественная общественность рукоплескала.

В середине XIX века вышел четырехтомный анатомический атлас Н. И. Пирогова, создавшего методику препарирования замороженных трупов (наш климат этому благоприятствует). Это вроде бы узкоспециальное издание стало бестселлером, его изучали не только врачи. Согласно представлениям 1860-х годов, анатомия входила в число наук, занятие которыми не только не отвлекает от общественного служения, но даже способствует ему.

Классический портрет молодого человека, который "в принсипы не верит, а в лягушек верит", принадлежит перу Тургенева. Базаров, отвечая на вопрос, зачем он режет лягушек, говорит: "Я лягушку распластаю да посмотрю, что у нее там внутри делается; а так как мы с тобой те же лягушки, только что на ногах ходим, я и буду знать, что и у нас внутри делается". А в отношении к красоте Базаров и вовсе сближается с Фредериком Рюйшем. Все помнят хрестоматийную фразу: "Этакое богатое тело! Хоть сейчас в анатомический театр". Современный школьник, которому всякая эстетизация анатомических препаратов чужда, воспринимает это как какой-то несмешной черный юмор.

В XX веке все, связанное с человеческим телом, уходит из сферы публичной жизни. Люди охотно говорят о медицине и способах лечения, но никому не приходит в голову из любопытства или же для общего развития посетить анатомический театр. Да и бальзамированные препараты не особо привлекают наших современников.

В 2003 году, вскоре после завершения масштабной реставрации хранящегося в Кунсткамере собрания Фредерика Рюйша, Санкт-Петербург посетил нидерландский принц (ныне король) Виллем-Александр. В программу визита было логично включено посещение Кунсткамеры. Однако в последний момент мероприятие отменили: супруга принца ждала ребенка, и показывать ей препараты голландского анатома сочли неуместным и опасным для здоровья. Можно себе представить, с каким удивлением отнеслись бы к этому решению и Фредерик Рюйш, и создатель Кунсткамеры Петр I. За 300 лет представления о том, на что следует смотреть без отвращения, изменились кардинально.