В Париже покажут собрание живописи Сергея Щукина в первозданном виде. Как это стало возможным, выяснила Анна Сабова

Шедевры из собраний ГМИИ им. Пушкина и Эрмитажа впервые за столетие соберутся вместе на выставке "Иконы современного искусства. Коллекция Щукина" в Париже. О том, как готовилась выставка, и об истории коллекции "Огоньку" рассказал внук текстильного магната Сергея Щукина — Андре-Марк Делок-Фурко

Анна Сабова, Париж

Коллекция Сергея Ивановича Щукина, которая в 1948 году пополнила собрания ГМИИ им. А.С. Пушкина и Эрмитажа картинами Пикассо, Матисса, Дега, Моне, Гогена, а также других знаменитых живописцев первой половины ХХ века, впервые за столетие объединится в залах одного музея. Им станет музей Фонда Луи Виттона, что на краю Булонского леса в Париже. Взяв на себя заботы о страховке, перевозе и даже частичной реставрации картин, президент фонда Бернар Арно поручил кураторам во главе с Анной Бальдассари (директор Музея Пикассо в Париже) и господину Делок-Фурко, внуку и наследнику Щукина, все остальное. Учитывая историю перипетий вокруг этой коллекции, организация экспозиции из 130 полотен представлялась делом непростым. Отсчитывать ее удобнее от 1908 года, когда было обнародовано пожелание Щукина: по нему все картины должны были перейти самому крупному на тот момент музею Москвы — Третьяковской галерее. Можно отталкиваться и от 1919 года, когда коллекция Щукина превратилась в Первый музей новой западной живописи, не на шутку обеспокоив преподавателей Московского училища живописи (их ученики, по их мнению, слишком увлеклись художественными экспериментами). А можно от 1948-го, когда вернувшиеся из эвакуации шедевры поделили директора ГМИИ и Эрмитажа, определив таким образом нынешний облик этих музеев.

Выставка-произведение

Говорить о своем деде на французском Андре-Марк Делок-Фурко отказывается едва не с порога. О Сергее Ивановиче и его знаменитой коллекции лучше всего рассказывать на родном языке Щукина, поясняет он по-русски, проходя вдоль увешанных картинами стен. Это не желание следовать примеру деда, а скорее привычка жить среди картин. Ее Андре-Марк Делок-Фурко усвоил с детства, которое провел в парижской квартире, обставленной и украшенной знаменитым дедом. Сказать ему нужно многое, ведь, если бы не выставка, к которой Россия и Франция готовились без малого четыре года, имя Щукина так и осталось бы в тени Морозовых, Рябушинских и других коллекционеров из московского купечества.

— Кто 25 лет назад знал о коллекции Щукина? — спрашивает Делок-Фурко и тут же сам отвечает на риторический вопрос: — Только искусствоведы, интеллектуалы и экскурсоводы. А в феврале 2017-го, когда выставка закроется и картины вернутся в Москву и Петербург, мир поделится на тех, кто видел ее, и тех, кто уже, вполне возможно, никогда не увидит. Ведь она не выставлялась полностью уже почти век с тех пор, как ее национализировали в 1918 году.

Впрочем, увидеть коллекцию, какой ее задумывал купец-текстильщик и первый московский сноб, как называет его сам Делок-Фурко, вряд ли получится и на сей раз. После того как уладились все проблемы со страховкой, которую, по словам Анны Бальдассари, не смог бы покрыть ни один государственный музей Парижа, возникла проблема сохранности картин.

— В Париж приедут 130 из 274 полотен,— уточняет Делок-Фурко.— К сожалению, некоторые шедевры не в лучшем состоянии, их лучше не перевозить. Особенно это касается Матисса, проблемы и с Пикассо. Вот если бы речь шла о полотнах Вермеера или Рембрандта, о старинных голландских или итальянских художниках, то все было бы в порядке. Они всегда сами делали краску для своих полотен, потому что были не только творцами, но и мастерами своего дела. А в конце XIX — начале XX века от художников зависело только творчество, они не обладали такими знаниями. Поэтому, например, такие шедевры, как "Арабская кофейня" или "Музыка" Матисса, не появятся в Париже, а без "Музыки" нет смысла везти и знаменитый "Танец".

— Почему не показать хотя бы один из этих шедевров?

— Да потому что Щукин и Матисс задумывали это произведение как диптих, эти картины связаны друг с другом,— уверенно качает головой Делок-Фурко.— "Танец" без "Музыки" для него был совершенно немыслим. Эти две картины были своего рода вывеской, которая сразу бросалась в глаза при входе в особняк Щукина в Большом Знаменском переулке, к слову, это был первый музей современного искусства в мире. Зато реставраторы ГМИИ отпустили в Париж не менее хрупкую картину Матисса "Мастерская художника (Розовая мастерская)", которая в последний раз была во Франции только в 1970-х. Главное, что на выставке в Фонде Виттона появятся картины именно тех художников, без которых искусство ХХ века немыслимо.

Уточним: на выставке будут не только зарубежные (для нас) художники, но и 30 произведений русских авангардистов из Третьяковки, Музея современного искусства в Салониках, Пушкинского, Городского музея Амстердама и того самого нью-йоркского МоМА, коллекцию которого Делок-Фурко ставит ниже щукинской, хоть там и хранятся "Авиньонские девицы". Идея в том, чтобы показать, как щукинская коллекция повлияла на наших художников.

Картины выбирают

В начале 1910-х критик и художник Александр Бенуа заметил любопытную закономерность: когда вся купеческая Москва смеялась над импрессионистами и уважала классиков, Щукин покупал импрессионистов, которые постепенно стали классиками. Со временем он стал покупать Матисса и Гогена — и к ним начали привыкать. А что же делать с Пикассо, раз Щукин купил полсотни его картин за три года?.. Делок-Фурко объясняет утонченный вкус предка в сочетании с его "чутьем" на шедевры очень просто.

— У него был хороший глаз, ведь Щукин был профессиональным текстильщиком. У профессионалов, которые занимаются косметикой, развит нюх, у виноделов — язык, а у текстильщиков — глаз.

Его опередили Стайны, они успели купить картины тех же художников, которые интересовали и его, но гораздо дешевле. Впрочем, по словам Делок-Фурко, Гертруда Стайн была больше похожа на Дягилева, который жил светской жизнью, чем на Щукина, ведь она прежде всего знаменита тем, что рано узнавала этих талантливых людей в толпе и помогала им. Щукин же хотел создать музей. Впрочем, сначала эти мысли его не беспокоили. Он стал коллекционером, как и многие московские купцы, как и братья, причем с опозданием. Его брат Петр Иванович в 20-летнем возрасте уже покупал старые книги и фотографии, а Сергей Иванович в эти годы все еще увлеченно занимался текстильным делом. Только в 43 года Сергей Щукин начал приобретать картины, когда женился, упрочил фирму, дом. И то картины он собирал, по сути, только из необходимости, считает его внук.

— Подумайте сами: когда у вас такой дворец на Большом Знаменском, вы должны устраивать приемы, тусовки, концерты... Это почти как Фонд Луи Виттона. Щукин тогда думал о бизнесе,— уверенно заключает Делок-Фурко.— Его дом был на виду, как и особняк Морозова на Воздвиженке. Но богатых особняков в Москве много — Щукин хотел, чтобы в его дом стремились попасть и увидеть редкие картины, которые там были. Да, он был сноб с красавицей женой, прекрасными детьми и роскошным домом. Он собирал и Моне, и Дега, и авангард. Это был смелый и модный шаг,— разводит руками его наследник.— Кстати, жалко, что у нас не будет и знаменитых "Голубых танцовщиц" Дега: в 1902-м Щукин заплатил за них рекордные 35 тысяч франков, а за "Танец" — только 15 тысяч, за "Музыку" и вовсе 12 тысяч. Самое дорогое приобретение из всего Пикассо — это "Композиция с черепом" за 10 тысяч франков.

Потеряв младшего сына Сергея, который исчез из дома в 1905 году, а через два года и жену, которая не вынесла горя, Щукин изменился: то, что было для него брендом, способом эпатажа, стало смыслом его жизни. В его доме в Большом Знаменском переулке возникло общество "Бубновый валет" после выставки 1911 года, его почетным членом стал и сам коллекционер. Собирая лучшие из современных ему образцов французского искусства, Щукин был уверен — это картина выбирает себе хозяина, а не наоборот.

— Щукин жил с картинами всю жизнь и привыкал к каждой из них не сразу: он считал, что как зритель меняет картину, так и картина меняет зрителя,— рассказывает Делок-Фурко.— Так Гертруда Стайн, глядя на свой портрет, сказала Пикассо, что портрет совершенно на нее не похож. Пикассо ответил: "Ничего, скоро вы будете похожи на портрет". К тому же кубистическому Пикассо Щукин привыкал долго, но понимал, что его работы важны для музея.

"Если, увидев картину, ты испытываешь психологический шок — покупай ее",— поучал свою дочь Сергей Иванович. Именно Екатерина Сергеевна станет первым куратором и хранителем коллекции, когда Щукин покинет Москву и будет за границей, а его идеей о создании музея современного искусства будет заниматься уже революционное государство. Рассказывая о проекте музея, его внук говорит не о хронологии — он проводит экскурсию.

— Начал Щукин с создания столовой Гогена. В 1908 году он попросил Матисса написать большой натюрморт, который перекликался бы с панно Гогена, которому в зале была отведена роль иконостаса. Щукин даже уточнил, что хотел бы получить "Гармонию в голубом". Но Матисс никогда не был хорошим исполнителем и, как известно, написал "Гармонию в красном", переделав картину в последний момент. Его работа превзошла ожидания заказчика... Войдя в особняк Щукина, слева вы видите столовую, посредине — гостиную Матисса, справа — музыкальный салон с импрессионистами и Моне, а сзади — кабинет Пикассо. Это уже тщательно продуманный концепт музея. Примерно так же Цветаев проектировал Пушкинский музей.

Щукин жил с картинами всю жизнь и привыкал к каждой из них не сразу: он считал, что как зритель меняет картину, так и картина меняет зрителя

Художники ада и рая

Один из немногих вопросов, которые Делок-Фурко оставляет без ответа: кто был любимым художником Щукина? Вглядываясь в его коллекцию, назвать его становится почти невозможно. С одной стороны, многолетнее знакомство с Матиссом говорит за себя, как и отказ Щукина покупать "Авиньонских девиц" Пикассо. По воспоминаниям Гертруды Стайн, при виде этого полотна Щукин произнес: "Какая потеря для французского искусства!.." Делок-Фурко договаривает за дедом: "...Что я не смог ее купить".

— Важно учитывать, что происходило в те годы в жизни Щукина. Он потерял сына, жену, а потом и еще одного сына: Георгий застрелился в особняке, под картинами Сезанна. Щукин тогда был в отъезде. То, что тогда происходило в его жизни, можно назвать только адом на земле. Именно тогда он обратился к тем художникам, которые пытались создать на ней рай, и прежде всего к Гогену, с его таитянскими девушками. Но тот умер, а для Щукина продолжил рисовать Матисс — второй после Гогена строитель рая на земле. Но Щукину был нужен и совершенно не похожий на него Пикассо, которого отличала спокойная уверенность в своей силе, в возможности влиять на свое искусство. Матисс понимал, что он работает для бизнесмена, который приходит домой после трудного дня и смотрит на картины, которые дают глазам отдых. Они с Щукиным быстро поняли друг друга. Первую значительную серию Матисса Щукин купил в 1908 году, но все-таки за три с половиной года он купил и 50 картин Пикассо, потому что понял: рай невозможен без ада. Есть что-то страшное в красоте картин Пикассо — особенно отчетливо Щукин это ощутил с наступлением ХХ века, не лишенного, как вы знаете, трагических событий...

Когда же речь заходит о нашумевших исках и судебных разбирательствах по поводу коллекции, Андре-Марк Делок-Фурко искренне отмахивается от вопросов о них.

— Я никогда не был в ссоре ни с Пушкинским музеем, ни с Эрмитажем. У нашей семьи был затяжной спор по поводу перехода частной коллекции купеческой семьи, которую Щукин собирал своими силами и на свои деньги (это была работа двух поколений коммерсантов). Это богатство, наследство России было изъято властями таким образом, который противоречит всем международным законам. С этим, конечно, я никогда не смогу согласиться. Сохранить эту коллекцию — это обязанность, долг нашей семьи перед обществом. Что касается того, хочу ли я хранить все эти картины у себя... Посмотрите на мою квартиру...— Делок-Фурко широким жестом обводит стены, сплошь скрытые под яркими картинами современных художников, и улыбается.— Если у вас есть идея, где повесить "Танец"... Даже если я его и пристрою где-нибудь, то что я с "Музыкой" сделаю? Проблема не то, что случилось с коллекцией, а как. Место этих шедевров — в музеях. Ни у какого частного лица, даже у Бернара Арно, нет возможности постоянно хранить такую огромную коллекцию. Сейчас эти картины в опытных, ученых руках, поэтому меня все устраивает. Как известно, когда в ГМИИ проходила последняя скромная выставка нескольких картин из коллекции Щукина, я воспользовался этим случаем, чтобы передать в его собрание несколько картин Ле Фоконье, которого Щукин любил в конце своей жизни. Все потому, что музей очень любезно и искренне сделал эту выставку в честь юбилейного дня рождения деда, я оценил этот жест. По моему убеждению, лучшее место для картин — залы музеев. Для России отправить на четыре месяца 130 шедевров за границу — это великий жест по отношению к Парижу и к Франции, ведь именно здесь они родились, здесь их приобрел Сергей Иванович...