Сходства и различия в развитии парламентаризма в России и других странах СНГ

Парламентские выборы показали статичность существующей партийной системы в стране. Состав Госдумы седьмого созыва все сильнее напоминает парламенты ряда бывших советских республик, где установились авторитарные режимы. Власть проанализировала сходства и различия в развитии парламентаризма в России и других странах СНГ.

Рената Баданова

Госдума седьмого созыва обещала стать чуть иной, чем прежде. Нет, не принципиально, но все же возможность того, что хотя бы два одномандатника от действительно оппозиционных сил смогут получить место в новом парламенте, была. Оптимизм вызывали в целом облегченные условия предвыборной кампании, а также, например, результаты прошедших за неделю до российских выборов в Белоруссии. Там вразрез со всеобщими ожиданиями в нижнюю палату Национального собрания прошли два представителя оппозиционных партий. По-настоящему оппозиционным, конечно, был только один — от видавшей виды Объединенной гражданской партии, но, несмотря на это, да и вообще на то, что для Минска это в целом ничего не меняет, во внешнем мире ситуацию восприняли как прорыв. В последний раз несколько оппозиционных кандидатов там получали мандат в далеком 2000 году.

"Родину" уже сложно отделить от "Справедливой России", а ее кандидата Алексея Журавлева — от "Единой России"

В российской Госдуме теперь тоже впервые с 2003 года есть два человека от непарламентских партий благодаря возвращению выборов по округам. Впрочем, "Родину" уже сложно отделить от "Справедливой России", а ее кандидата Алексея Журавлева — от "Единой России". Отличить же итоговую версию "Гражданской платформы" от любой из так называемых сателлитов партии власти также непросто.

Хорошо это или плохо, но на точечном вползании новых старых лиц в парламент все аналогии российской партийной системы с белорусской, во всяком случае, по формальным признакам, заканчиваются: партийной системы как таковой там нет, ее развитие было пресечено еще в зародыше. В России же с 2003 года сложилась, если неокончательно, то весьма надолго, система, которую в политологии именуют многопартийной с доминирующей партией. Система косметически видоизменялась, но в целом выдержала тест на три электоральных цикла и зафиксировалась в том виде, в каком и перетекла в новый созыв.

Система эта не уникальна, примерно в том же виде она сформировалась в трети стран СНГ, а именно: в Азербайджане, Казахстане и Таджикистане. В перечисленных государствах сильные пропрезидентские партии сосуществуют в местных парламентах с двумя-четырьмя партиями-сателлитами, список которых ограничен и последние несколько лет почти неизменен. Второй силой в парламентах двух последних стран являются коммунистические партии, которые все же сильно отстают от пропрезидентских проектов: доминирующие партии имеют устойчивое большинство, и год за годом оно становится все более подавляющим. "Единая Россия" по сравнению с казахстанской "Нур Отан", "Новым Азербайджаном" и Народно-демократической партией Таджикистана (НДПТ) — самый молодой проект, но удержание с 2007 года простого большинства и полученные на этих выборах 76% говорят о том, что сейчас она в полной мере соответствует этим партиям. Показатели перечисленных партий ни разу не опускались ниже 50%, если не считать небольшого провала у самого раннего из перечисленных проектов, "Нового Азербайджана", в 2005 году. На первых выборах после смерти Гейдара Алиева партия национального лидера получила 48%. Однако тогда необходимое большинство легко было достигнуто после объединения с независимыми кандидатами.

Доминирующие партии схожи по составу, по внутренней иерархии, по идеологии (в основном это левоцентризм) и по программе, которую обычно заменяют яркие лозунги, призывы к стабильности или стратегии будущего. Но главное — они вторят политике государственного лидера, который, как правило, представляет собой и главу партии, и одобряют спущенные сверху законопроекты.

Сходство партийных систем в разные периоды проявлялось и в других странах. Но чаще всего такие параллели были краткосрочными и возникали в момент перехода от одного типа к другому в процессе их "эволюции". И во многом эта общность была обусловлена одинаковыми условиями на старте политического процесса, а также родственностью социальных настроений.

После распада СССР 12 ставших друг другу чужими стран начали новую самостоятельную политическую жизнь. У каждой из них процесс шел по схожей схеме: государства занялись формированием политической системы по образу и подобию западных демократических институтов, естественно, на основе уже существовавших у них до этого структур. И такое преобразование, кстати, стало одним из факторов, которые предопределили особенность их дальнейшего развития.

В каждой республике как главный признак демократии появился выборный парламент, который при этом был потенциально слабым. Исключением стали Молдавия и Украина, где изначально конституционная модель взаимодействия госорганов отличалась от других постсоветских государств. Но даже в этих странах у президентов, во всяком случае, на тот момент, были весьма широкие полномочия, в том числе возможность роспуска депутатов. Впрочем, впереди было еще много разнообразных изменений, которые то делали законодательные институты чрезвычайно близкими друг другу, то меняли привычный вид до неузнаваемости.

Российская Госдума первого созыва одновременно и похожа на остальные парламенты стран СНГ, и принципиально отличается от собратьев. За исключением почти сразу задавших курс на абсолют президентской власти Узбекистана, Туркмении и чуть позже Белоруссии, которые, по сути, преобразовали существующие республиканские верховные советы в как бы выборные парламенты. Другие молодые республики столкнулись с непривычной свободой и полнейшей неопределенностью. Поэтому для большинства из них первый созыв постсоветских законодательных органов включал в себя разброс множества партий самого разного толка, включая коммунистический (или условно социалистический) блок, который все еще имел значимую долю поддержки населения и сохранял некоторое влияние на политический процесс. Несмотря на то что популярность таких объединений была, как правило, ниже модных на тот момент демократических сил, с коммунистами все еще приходилось договариваться. С другой стороны, во многих странах, и Россия в данном случае не исключение, эта политическая сила стала на время системной оппозицией, и на противостоянии с ней строилась вся остальная система.

Еще одним сходством постсоветских парламентов стало формирование некой пропрезидентской партии, которая пользовалась популярностью, но далеко не во всех случаях заняла лидирующие позиции. В частности, тогдашняя российская партия власти (хотя такого термина в то время еще не существовало, но фактически конструкция предопределяла то, что под этим имеется в виду сейчас) "Выбор России" набрала чуть больше 15,5%. Однако характер таких партий в странах Содружества резко отличался от тех конструкций, которые появлялись в России. Все ранние пропрезидентские партии эксплуатировали тему трансцендентной свободы и активно противопоставляли себя коммунистам. В то время как российские партии, особенно пропрезидентские, едва ли могли получить преимущество, играя на идее вновь обретенной независимости. А для политических лидеров других стран СНГ это, наоборот, стало важной, и как показали результаты, успешной темой, будь то Украина или Азербайджан. Еще одно отличие: при разной ширине спектра политических сил, которым удалось получить мандат, настолько неожиданного лидера гонки, как в России, пожалуй, не было нигде.

Впрочем, следующие выборы сделали парламенты уже настолько разными, что аналогии между ними стало возможно провести лишь сквозь время. В середине 90-х большинство республик, как уже было отмечено, сделали политическую ставку на национальные идеи, а в России внезапно расцвела ностальгия по советскому прошлому. Так, Госдума второго созыва и внезапная — да еще и с большим отрывом — победа коммунистов в 1995 году более всего напоминают Верховную раду в бунтарском будущем: в 2006 году антикризисная коалиция Партии регионов, коммунистов и Социалистической партии сформировала оппозиционное украинскому президенту Виктору Ющенко большинство. Модель сосуществования исполнительной власти с оппозиционным ей парламентом была почти идентичной, но результаты оказались разными, главным образом из-за отсутствия в России настолько сильных социальных расколов, какие были на Украине. В отличие от российских партий, украинские стороны так и не смогли договориться — до такой степени, что спустя год после выборов президенту Ющенко пришлось распустить Раду. Со второй попытки "демократическая коалиция" смогла получить необходимое большинство голосов и смягчить противостояние.

В России на момент поляризации парламентских сил Госдума имела серьезный политический вес, она привлекала электорально значимых игроков, которые вынуждены были объединяться и договариваться. Но при этом проект пропрезидентской партии во втором созыве оказался совсем слабым — это была уже новая конструкция "Наш дом — Россия", которая на выборах 1999 года даже не смогла пройти в Думу третьего созыва. Кстати, смена коней на переправе для пропрезидентских структур в странах СНГ была обычным делом: так, изначальный проект 1993 года СНЕК в Казахстане сначала преобразовался в ПНЕК, а затем влился вместе с несколькими партиями-дублерами в итоговый вариант "Нур Отан".

В свой переходный период, на рубеже веков, Госдума похожа на современный парламент Армении, где сформировался некий промежуточный вариант, который сочетает в себе черты и авторитарных среднеазиатских республик с их лояльными партиями, и более демократических постсоветских стран с сильным парламентом. Как и в России в начале двухтысячных, армянская партия власти РПА с каждым годом все сильнее укрепляет свои позиции и получает все больше голосов. Но при этом партийная система более гибкая и не сопротивляется так сильно другим игрокам, позволяя развиваться не только проправительственным сателлитам вроде "Процветающей Армении", но и одной-двум умеренно оппозиционным партиям.

Без этой реформы на постсоветском пространстве была бы пятая система с доминирующей партией

Возможно, в России подобная система тоже могла бы закрепиться, но развитие все же пошло по разным схемам. В то время как российский парламентаризм встроился в вертикаль, в Армении, наоборот, в 2005 году Национальное собрание получило больше полномочий. Не исключено, что без этой реформы на постсоветском пространстве была бы пятая система с доминирующей партией.

Очередная партия власти "Единство" в 1999 году оказалась более продуктивной, чем ее предшественницы, но все равно на выборах пропустила вперед с сильным отставанием коммунистов. Однако вскоре "Единство" объединяется с сильным на тот момент игроком ОВР и получает долгожданное большинство. Для российской партийной системы этот момент становится переломным, и Госдума начинает приобретать признаки, которые характерны для нее на сегодняшний день. Другие игроки еще сохраняют свое влияние, политический вес парламента тоже еще велик, но в нем становится все больше популизма.