Директор ярмарки FIAC — об искусстве в городе, цензуре и планах на будущее

ДЖЕННИФЕР ФЛАЙ возглавляет FIAC с 2003 года. Парижанка из Новой Зеландии поставила на ноги хромавшую организацию и сделала ее одной из важнейших художественных ярмарок мира. Она рассказала АЛЕКСЕЮ ТАРХАНОВУ, что даже для нее 43-я FIAC — особенная.

— Вас 13 лет назад пригласили на похороны FIAC. И вот она живее всех живых?

— На похороны! Вы помните эту историю? Нет, это правда, что меня пригласили в тот год, когда журнал Beaux Arts Magazine вышел с заголовком «30 лет FIAC: юбилей или похороны?». Я была галеристкой в то время, давно не выставлялась на FIAC и считала, что мы не можем найти никакого общего языка. Но мне позвонила моя подруга и сказала: «Дженнифер, FIAC в беде!» Я ответила: «Сама вижу».— «Не заинтересует ли тебя?» — «Не дождетесь». Им нужен был арт-директор, а я не считала, что нужно присутствовать при агонии давно не близкого тебе человека, который когда-то подавал надежды, а теперь все растерял.

— Как же они вас уговорили?

— Они оказались хитрее меня. Сначала пригласили посмотреть ярмарку и рассказать, что я о ней думаю. Ну я и высказала им все: «Немыслимо, старомодно, глупо, так нельзя, неужели вы сами не видите?!» Это был очень сложный для меня период. Я попала в тяжелую аварию, сломала шею, разбила затылок и не хотела снова ломать себе шею ради FIAC. Потом они попросили меня съездить в Лондон на Frieze, которая тогда как раз открывалась. Вернувшись, я начала готовить им отчет на многих страницах, и чем глубже я в него погружалась, тем чаще приходила мысль: «В конце концов, чем я рискую?» После смертельной аварии становишься философом. FIAC старинная ярмарка, она переходит в руки моего поколения — и что же, мы ее убьем своим пофигизмом? На что мы способны, кроме как критиковать? Так мне досталась моя mission impossible.

— Как вы выбираете участников FIAC?

— Обычно мы получаем от 600 до 700 заявок в зависимости от года. Гораздо больше, чем мы можем удовлетворить. Есть восемь членов отборочной комиссии. Четверо из Парижа, но необязательно французы, и четверо иностранцев. Люди разных поколений и разных идей. Когда выбираешь участников, надо защищать не свои интересы, а интересы профессии. Конечно, мы стараемся взять больше людей. Вот, например, мы получили новый зал и уместили в нем девять новых галерей, в том числе венгров и японцев.

— И опять ни одной русской?

— К сожалению, ваши русские запропали. На FIAC бывала галерея Айдан Салаховой, был Марат Гельман и еще галерея XL. Три русские галереи, и вы, наверное, знаете лучше меня, что Гельман теперь живет за границей, Айдан предпочла статус художника, которым она, впрочем, всегда была, а как XL? Потому что я не вижу ее и в Базеле.

— Галерея работает, наверное, у них свои соображения, когда вернуться. На FIAC тесно. Были же раньше «утешительные» площади, дополнительная программа ярмарки современного искусства Officielle. В этот раз ее не было, почему?

— Галереи воспринимали Officielle как ссылку. Слишком далеко от центра, людей калачом не заманишь. Вроде бы мы старались им помочь, а все равно недовольства не оберешься.

— Ваши коллеги-антиквары сделали ежегодную биеннале.

— Это интересный ход. Они сейчас прямо-таки нянчатся с участниками. Сейчас Биеннале антикваров в этом нуждается, они разобщены, многие важные галереи не участвуют, и непонятно, сможет ли она снова стать такой же мощной, какой была. В сущности, те же проблемы стояли перед FIAC 13 лет назад.

— Они залезают в ваше пространство современного искусства. Нет ли конкуренции?

— Нет-нет, не думаю. Есть галереи, которые участвуют и у нас, и у них, но я уверена, что Париж достоин многих крупных художественных событий. В наших общих интересах не оставаться на выжженной земле, а существовать в райском саду, где расцветают все цветы. Я хочу, чтобы биеннале была в порядке и торжествовала в своей области, чтобы наш конкурент ART Paris был таким же мощным, как FIAC. Париж должен иметь культурную программу каждый год и круглый год. Это все-таки город с огромным культурным потенциалом.

— Большая новость — площадь между дворцами, Гран-Пале и Пти-Пале. Почему вы решили ее открыть?

— Потому что люди должны видеть, что в Париже что-то происходит. Надо, чтобы они сюда приезжали. Не каждый выстоит очередь на FIAC, но, даже проходя мимо, вы поймете, что Париж — одна из столиц современного искусства. Наши галереи ставят работы своих художников в садах Тюильри и на Вандомской площади. Вместе с директором музея Пти-Пале Кристофом Лерибо мы выбрали ансамбль произведений, которые мы хотели поставить в музейный контекст. Никогда я не видела художественной ярмарки, которая так тесно сотрудничала бы с музеями. Я хочу сделать искусство видимым в городе.

— Но люди не всегда принимают современное искусство. На той же Вандомской площади два года назад вы спровоцировали скандал со скульптурой Пола Маккарти, изображавшей секс-игрушку. Скульптура Аниша Капура стала объектом нападения на выставке в Версале.

— Когда я услышала новость о том, что работу Маккарти испортили и что на художника напали, я была потрясена. Послушайте, многие люди нашего с вами возраста в жизни не видели анальную пробку. Надувная скульптура была похожа на елку. Надо же было выбрать худшую из всех возможных интерпретаций! Надо было разбираться в материале! Значит, анальная пробка у этих людей в голове.

— В России только что закрыли фотовыставку Джока Стёрджеса, обвинив автора в педофилии.

— Таких историй сколько угодно. Между прочим бывали они и на FIAC, и как раз с галереей XL. В 2008 году они выставляли фотографии Олега Кулика. Перед публичным вернисажем ко мне пришли люди с таможни и попросили повесить при входе на стенд предупреждения о том, что эти вещи не для людей до 18 лет. Мы так и сделали, хотя вы прекрасно знаете, что работы Кулика не педофилия и не зоофилия. Но на другой день пришла полиция, арестовала работы и увела на допрос Елену Селину и Сергея Хрипуна. Большего замешательства я никогда не испытывала — как такое может произойти во Франции? К счастью, это было в пятницу вечером, мы нашли контакты в Елисейском дворце, и галеристов отпустили. Так что никто не застрахован и ни в какой стране.

— Многие говорят о том, что возвращается цензура. И многие этим довольны.

— Поверьте, я никогда не стану поддерживать выставку, которую я сочту реально оскорбительной, я выступлю против любой апологии геноцида и терроризма. Но я готова и сейчас защищать выбор Пола Маккарти. Не его работа проблемна, проблемно восприятие людей.

— Вы были известной галеристкой. Открыли бы вы сейчас галерею в Париже?

— Вероятнее всего, да, потому что галереи открывают потому, что нам есть что сказать об искусстве. Я думаю, что контекст парижский и европейский того заслуживает. Несмотря на все нынешние сложности, Париж — это богатое месторождение искусства. Здесь есть что копать.

— Каждый год FIAC становится огромным и очень коротким фестивалем современного искусства. Какой из своих годов вы любите больше?

— Этот! Я сказала своим коллегам: «Эта FIAC войдет в историю. Она изменит умы парижан».