Как человек, изменивший Сбербанк, пытался разглядеть его будущее в обществе футурологов

Президент России Владимир Путин приехал на праздник 175-летия Сбербанка, чтобы поздравить его сотрудников во главе с Германом Грефом, и не остался на конференцию «Вперед в будущее: место и роль России». А не зря. Специальный корреспондент “Ъ” АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ остался — и до сих пор под огромным впечатлением.

Конференция Сбербанка, посвященная его 175-летию, проходила на Охотном Ряду. В welcome-зоне ждали начала конференции сотни три участников: сотрудники банка и их гости. Здесь все было в меру изысканно и подчинено некой идее (предстояло выяснить, какой именно). Было организовано питание. Подавали: корнетики из хлеба, начиненные кроликом в молоке из базилика. Спагетти из томатов. Гравлакс в панировке из сублимированной свеклы. Ростбиф из цукини, приправленный трюфельным маслом. Паштет из куриной печени в облепиховом желе а-ля эскимо. Вестфальскую ветчину на лодочке из хрустящего сельдерея с нежным сливочным сыром. И еще много чего. И все это было небольшого, впрочем достойного размера, чтобы попробовать можно было все без исключения по два раза и чтобы после этого еще остался голод до зрелища, каким, безусловно, является всякое явление Владимира Путина своему народу, частью которого, без сомнения, являются топ-менеджеры Сбербанка России.

И зрелище на этот раз обещало быть нерядовым. Ведь в нем должен был принять участие, кроме Владимира Путина, и Герман Греф, а он-то по всем признакам не должен был дать заскучать ни в коем случае. Не такой это человек.

Впрочем, даже и в welcome-зоне, то есть в фойе (если говорить так, чтобы быть понятным основным и подавляющим клиентам Сбербанка) скучать не надо было. Так, общее внимание привлекал робот, который, говорят, способен был даже к самосовершенствованию. Сотрудник компании Promobot Александр Южаков рассказал, что робот может служить и терминалом для выдачи денег, и кейс-консьержем тоже. И вообще ответит на любой вопрос.

— Спросите у него что-нибудь! — подзуживал меня Александр Южаков.— Спросите!

— Можно мне кредит получить? — искренне поинтересовался я.

— На этот вопрос я отвечу позже,— покровительственно кивнул робот.— А пока расскажите, как вы поживаете!

Маленько смутившийся Александр Южаков уверял меня, что такого ответа в робота не закладывали. Значит, робот пришел к нему самостоятельно, в результате появившегося у него жизненного опыта. Возможно, он подсмотрел, как общаются в Сбербанке живые люди.

Александр Южаков переключил робота в режим общих вопросов, и я поинтересовался, кто сейчас президент Соединенных Штатов Америки. Робот задумался, потом выпалил:

— Я знаю, что президент России — Владимир Владимирович Путин!

Желая спасти положение (хотя с другой стороны, ответ был исчерпывающий), еще один сотрудник фирмы задал невинный вопрос, сколько банкоматов у Сбербанка в Москве. Тут уж робот не подвел своих создателей. Но на вопросы такого рода скрипучим металлическим голосом еще в 70-е годы прошлого века неумолимо отвечала автоматизированная справочная на Ярославском вокзале Москвы.

Я тогда спросил у него, зачем Сбербанку банкоматы. Робот замолчал, такое ощущение, что навсегда.

Еще посреди welcome-зоны стояли два огромных блестящих куба. В одном можно было послушать музыку и увидеть, как по стенам от ее звуков в такт мелодии расходятся волны. То есть это была обычная, честно говоря, цветомузыка оттуда же, из прошлого века. А в другой куб выстроилась большая очередь. Она образовалась оттого, что здесь можно было надеть 3D-очки и оказаться в другой реальности. В этой реальности не было никаких очередей, тем более в отделения Сбербанка. А очередь в куб появилась, так как очки были одни, а вас много.

И все-таки уже здесь, в welcome-зоне, становилось понятно: Сбербанк живет завтрашним днем. Ну и что, что не сегодняшним. Сегодняшним живут все остальные.

Наконец всех пригласили в зал. Зал был просторный, с широкими проходами между рядами. В ожидании Владимира Путина под психоделическую музыку запустили мультик из 20-х годов прошлого века. В нем зажиточный крестьянин Игнат ехал в город, в сберегательную кассу, но попадал, конечно, в трактир и бессмысленно, но с наслаждением (а значит, уже не совсем бессмысленно) напивался и возвращался к себе в избу без денег. Там он лез в горшок с монетами (непонятно, золотыми или серебряными, так как фильм давали черно-белый), а потом его там же, кажется, и грабили (я на секунду отвлекся от сюжета, задумавшись о себе). Теперь ему нечем было заплатить сельхозналог, и он плакал над разбитыми кувшином и жизнью. А хуже всего, что Игнат как никто другой теперь понимал: он же не сможет заплатить сельхозналог…

Не то Влас. Влас сразу брал курс на сберегательную кассу, и никакой трактир не мог сбить его с толку (вот эти трезвенники подозрительные люди, конечно). «И теперь его деньги охраняются государством»,— такими были последние титры ролика. Надо понимать при этом: прежде всего от него самого.

Было ясно, что с помощью одного ролика скоротать время до приезда Владимира Путина не удастся. И тогда запустили второй. «Кто — куда!» — такими были титры на этот раз. И правда: разнообразные люди ехали кто куда на собаках, на авто, летели на самолете и на дирижабле. «Президент Гувер плывет на корабле в Никарагуа». «Французский генерал Лерон едет в Румынию». Ехали на лошадях, на трамваях и на мотоколясках. При этом рядом с ними на одном колесе все время передвигался некто в виде экзистенциального вопроса «А я?». Ответил он на него в конце концов с какой-то мрачной решимостью: «А я — в сберкассу… Вкладываю в дело социалистического строительства». И такая в этом вопросе и в ответе на него слышалась обреченность и тоска, что слезы наворачивались помимо воли, и так донельзя подавленной гравилаксом в панировке из сублимированной свеклы и домашним безалкогольным мохито, а также молекулярным, не побоюсь этого слова, баром.

Но все-таки наконец появился Владимир Путин, который сказал несколько теплых слов, которые должны были прийтись по душе собравшимся. Он предложил применять в этой сфере как можно больше IT-технологий, хоть они и содержат риски:

— По некоторым экспертным оценкам, экспорт российской IT-индустрии — так, для справки просто — в 2015 году составил уже $6,7 млрд. Я просто для сравнения вам скажу, что происходит в других отраслях. Экспорт IT — $6,7 млрд, а экспорт вооружения у нас в 2015 году был $14,5 млрд. Понимаете, мы в этих гражданских областях скоро догоним уже экспорт вооружения. А экспорт сельхозпродукции и продовольствия вырос до $16,2 млрд. Очень хорошие показатели!

Видно было, что приведенные Владимиром Путиным цифры производят впечатление прежде всего на него самого.

Владимир Путин покинул собравшихся, и они остались наедине со спикерами и Германом Грефом. Спикеры по всем признакам соответствовали теме устремленности в будущее.

— Сегодня век подрывных или прорывных технологий,— объяснил Герман Греф и предложил посмотреть ролик, в котором Артур Кларк развивал мысль о том, что любая достаточно развитая технология неотличима от магии.

На этом конференцию можно было с чувством выполненного долга и закрывать: очевидно, что собравшимся в зале в такой ситуации делать в жизни, а тем более на этой конференции совершенно нечего.

Между тем в ролике летали электрические самолеты, ездили поезда на водороде, кровати в больницах сами сообщали, когда освобождались, а роботы собирали ягоды и грибы (последнее обстоятельство меня совершенно деморализовало).

— Господа, у нас вопрос! Развитие каких технологий является главным приоритетом России? Образовательных? Цифровых? Управленческих?.. — спросил Герман Греф.— Для ответа на вопрос надо два раза нажать на первую, вторую и так далее кнопку!.. Два раза! Два!!

Он понимал, что, конечно, нажмут и один, и три, но только не два. А я не понимал, почему же при таких развитых технологиях надо нажимать на кнопку непременно два раза. И вообще: почему надо нажимать? Разве недостаточно только подумать — и ответ должен появиться в общей базе данных, которая тоже должна быть сосредоточена только в голове такого человека, как Герман Греф. Ведь мы участвовали в конференции «Вперед в будущее!», а не назад.

Но они нажимали кнопки и получали ответ: главный приоритет России — управленческие технологии. Участники намечающейся дискуссии голосовали, кажется, исключительно в своих интересах, что, впрочем, было по-человечески понятно.

Герман Греф дал слово спикерам. Это были нерядовые люди. Так, первым выступал Андреас Вайгенд, директор Social Data Lab из университета Беркли. Он объяснил, что главное — научить людей задавать правильные вопросы. Для примера он сам задал правильный вопрос:

— Какова ценность данных?

Пригодился и ответ:

— Ценность данных в том, насколько они меняют решения, которые вам следует принять.

Уже в этот момент я с состраданием подумал об одном бизнесмене, сотрудничающем со Сбербанком в нескольких крупных проектах. Его пригласили как почетного гостя и посадили в один из первых рядов, а он говорил мне, что мается, потому что чутье подсказывало ему, что ничего хорошего из этого не выйдет:

— А неудобно будет уйти-то оттуда… Тебе хорошо, ты в последнем ряду…

И вот ничего хорошего уже не выходило, чутье его не подвело, и выбраться из этих заколдованных фраз уже не представлялось возможным, потому что у всех на виду. Я представил, как человек мучается, слыша, что каждый должен для себя решить, «как ваша компания может получить данные от людей и превратить их в данные для людей» и что большой взрыв Big Data породил Вселенную с большим количеством звезд разной величины. А ему, может, хотелось пойти поработать, его интересовал не послезавтрашний, а все тот же сегодняшний день — в отличие, кажется, от остальных участников дискуссии, которые увлекались все больше и больше.

Как же так, думал я, ведь Сбербанк — это именно о том, что происходит сегодня, прямо сейчас, и разве не об этом надо говорить, и ведь про роль и место России вы и собирались, а зачем же так ранить таким неосторожным словом, как Big Data?.. И разве не российская нация, эта новая историческая общность, является клиентом Сбербанка, та самая, которая сейчас ждет, пока закончится перерыв на обед в банке, и меньше всего она ожидает встретить вместо банкомата робота, который будет расспрашивать бабушек и дедушек, как они поживают… Беда ведь в том, что они начнут рассказывать, потому что больше-то, если разобраться, и некому, а он, как и со мной, вдруг замолчит, ибо кто ж знал, что они шуток не понимают…

Нет, до всех этих людей руки и мысли пока не доходили у приглашенных спикеров, потому что мыслили они совсем иначе, глобально и совершенно.

— А вот говорят,— беседовал с ними Герман Греф, и вот ему-то было захватывающе интересно наконец-то поговорить о наболевшем,— что данные — это новая нефть! Вот у нас тут министр экономики сидит… Так зачем нам еще одна нефть?! Может, нам пропустить одну революцию и лет через 50 подумать, чем заняться еще?..

— Если я даю один мегабайт данных, то он у меня и остается,— объяснял ему Андреас Вайгенд,— и он никогда не кончится, в отличие от нефти!

И он получал заслуженные, конечно, аплодисменты.

— Но все-таки,— настаивал Герман Греф, знающий, что модератор должен провоцировать спикеров, тогда и дискуссия сложится,— если я руководитель нефтяной компании, почему мне надо что-то изменить?!

— Об этом динозавры тоже думали, великодушно объяснял ему спикер.— Их сейчас с нами, к сожалению, нет. Все меняется быстрей, чем вы думаете…

Тогда Герман Греф обращался к другому спикеру, Брайану Джонсону, профессору университета Аризоны, который сгоряча заинтересовался было проблемой умной пыли, а потом спохватился и рассказал, что на самом деле он футуролог, проработавший несколько лет в компании Intel, и что всем советует быть футурологами или по крайней мере иметь футуролога в своей компании: вот хотя бы его, Брайана Джонсона…

— Какое будущее вы хотели бы увидеть и какого избежать? — спрашивал он, жадно глядя куда-то туда, в первые ряды, где сидел и мой знакомый, лишившийся, видимо, последних надежд выйти без потерь, прежде всего душевных и вместе с тем физических, из этого зала.— У вас есть потенциал! Но задумайтесь, как вы его используете?!!

Я поневоле задумался — и вовремя очнулся. Нет, лучше было не думать об этом.

А Герман Греф думал и думал:

— А у нас в Сбербанке нет футуролога…— вздохнул он.— Я всегда считал, что я сам футуролог… И вот теперь я вдруг понял, что внутри компании должен быть профессиональный футуролог!.. Это же часть долгосрочного целеполагания!.. Я для себя это открыл!..

Он, конечно, был с этими людьми на одной волне.

— Вам нужен футуролог! — убежденно воскликнул Брайан Джонсон.— Я же говорил, я был главный футуролог в Intel! Я знаю, что делать! Надо заглянуть на десять лет вперед! Я как футуролог использовал много информации! Это видение привело к конкретным инвестициям! И если вы все станете футурологами, вы станете необходимыми для бизнеса! А иначе вас растопчут! Вас разорвут! Я говорю вам это как футуролог!

Его в конце концов все-таки удалось успокоить, и Герман Греф дал слово руководителю научной группы Российского квантового центра, профессору физики университета Калгари Александру Львовскому.

— Квантовый сенсор позволяет заглянуть в живую клетку…— начал он, и я похолодел от дурного предчувствия.

А он тем временем пригрозил:

— Будущее уже здесь!.. Мы никогда не видели кошку Шредингера и никогда не видели квантового компьютера! Но он есть!!

Подтверждались худшие предчувствия.

— Тот, кто первый получит квантовый компьютер, тот получит колоссальные возможности гегемонии! Прежде всего смерть криптовалют!.. А то сейчас слишком много говорят про криптовалюты… И вот когда я слышу, что мы еще не понимаем, войдут квантовые компьютеры в нашу жизнь или нет, я хочу сказать: обязательно войдут! Наши компьютеры становятся все мощнее и мощнее, все больше и больше в них транзисторов, и это означает, что каждый отдельный транзистор становится все меньше и меньше… То есть сейчас он размером с миллион атомов, а будет размером в несколько атомов… А что это значит?!

Нет, я не хотел знать, что это значит. Я хотел покоя. Я хотел посидеть с транзистором на берегу Волги и половить плотвы. Я так хотел… Но я уже был здесь и был отчего-то парализован. Я не хотел всего этого слышать — и слушал. То есть, с другой стороны, я смирился. Ну войдут квантовые компьютеры в мою жизнь — и черт с ними. Одной бедой больше, одной меньше. Я уже только молил Бога, чтобы не было войны. Но умом-то я понимал, что то, о чем здесь говорят все эти люди, гораздо хуже. Ведь каждый из них намерен был завоевать весь мир, а их тут только в креслах на сцене сидело пятеро… А мир был один, и пока еще мой… И речь тут шла не об одной войне, а о войне всех против всех…

Не знаю, что нас ждет, но более тревожно стало… — тут уж поежился и сам Герман Греф.

— Вы будете жить по законам квантового мира,— веско пообещал ему Александр Львовский.— Представьте себе, вы пришли на стадион и видите вдруг, что мяч летит одновременно в двое ворот или ведет себя по-разному в зависимости от того, есть на трибунах зрители или нет!

Я все-таки должен был уйти. Встать и уйти. Но я не мог.

— Вы же дисраптер, вы подрывник, вы кушаете наш пирог!

Это Герман Греф уже обращался к основателю и генеральному директору компании Gett Шахару Вайсеру:

— Кого вы дальше будете подрывать?!

— Чем крупнее ваш бизнес сегодня,— заговорил тот,— тем вероятней, что та бизнес-модель, которая привела вас к сегодняшнему успеху, будет мешать вам, когда появится другая бизнес-модель! Вопрос, как быстро появится другая бизнес-модель… И вот об этом хотелось поговорить сегодня…

Я почувствовал, что, кажется, перед нами хотя бы чуть более практический человек. Все-таки он создал и развивает компанию Gett, и я ею пользуюсь, и все такое.

— Когда меняется бизнес-модель, происходят чудеса! — воскликнул он, и я вздрогнул: опять?!

Но нет, он все-таки дал небольшую передышку, рассказывая про бизнес-модель, при которой выгоднее не владеть машиной, а иметь ее, когда она нужна.

И все-таки и он в какой-то момент сорвался, сдали нервы у человека:

— С одной стороны, если бизнес-модель поменялась в той области, где вы являетесь лидером, это плохая новость, потому что очень мало времени измениться. Важно, с какой стороны вы находитесь! Это плохая новость, потому что каток идет на вас! И важно, с какой стороны катка вы находитесь!..

Что бы там ни было, я понимал, что я нахожусь не с той стороны катка, с какой надо, и что каток этот меня сейчас окончательно раздавит. Тем более что Герман Греф предупредил, что будет сейчас говорить о рисках, которые дают нам новые технологии: про рост безработицы, киберпреступность, потерю приватности, создание смертоносных систем…

Я-то думал, что мы только про странные смертоносные риски до этого только и говорили. Я их по крайней мере ощущал всей кожей, тем более что футуролог снова успел ввернуть про то, что без него будущее становится неизбежным…

— Давайте задумаемся,— спросил Германа Греф собравшихся,— насколько же мы уязвимы?!

И вот на этих словах я все-таки нашел в себе силы встать и выйти из зала. Я не желаю знать, насколько я уязвим.

Только не это! Пожалуйста!

Андрей Колесников