Сергей Прудников и Игорь Акимов соприкоснулись с работой петербургских реставраторов

В этом году реставрационная мастерская Российского этнографического музея, одна из старейших в Санкт-Петербурге и России, отмечает 100-летие

"Ремесло и искусство" — так называют реставраторы свою работу. "Ремесло" — потому что это кропотливый труд, когда требуется восстанавливать дело рук прежних мастеров, не привнося ничего от себя (главное правило реставраторов). "Искусство" — потому как работа не сводится к механике, а суть — чистое творчество, когда из горы разбитых черепков нужно собрать прекрасный сосуд.

Эта реставрационная мастерская появилась 100 лет назад при Русском музее. Она расширилось после наводнения 1924 года: тогда в воде оказались тысячи ценных предметов, спасать их надо было немедленно. При этнографическом отделе Русского музея открылись скорняжная, манекенная, скульптурная, металлическая мастерские. Тогда же и начала складываться отечественная школа реставрации, основоположниками которой стали именно сотрудники Русского музея. С 1934 года отдел этнографии стал самостоятельным музеем с одной из ведущих реставрационных мастерских в России.

Когда впервые спускаешься в реставрационные мастерские, хочется перейти на шепот. С порога бросается в глаза редкая сосредоточенность. Реставраторы, к слову, все — профессиональные художники, отрываются от рабочих столов как от сложных шахматных партий и с удивлением обнаруживают тебя, зашедшего в гости.

Кто-то держит в руках фарфоровую чашу и кисть. Кто-то всматривается в разложенные на стекле берестяные чешуйки, перебирая их пинцетом. В тесной кухне-лаборатории разводят на плите краску, чтобы найти нужный колер — точь-в-точь под цвет разложенного на огромном станке ярко-алого татарского камзола. Над каждым столом — широкие лампы дневного света. "Специальные, не искажают цвет, это важно",— объясняют мне.

"Важно" — вообще звучит в этих стенах часто. Перфекционизм, возведенный в правило. Важно отремонтировать крестьянскую рубаху XIX века, которая лежала в запасниках, не выглядывая на свет 100 лет, и столько же не выглянет. Важно очистить от ржавчины до первозданного блеска монгольскую бляху-цубу. Важно склеить распавшуюся на составные части скрипку еврейского оркестра из Витебской области (может, ту самую "скрипку Ротшильда"?). Точнее, необходимо.

— Нам приносят экспонаты, мы смотрим, нужно ли наше вмешательство. Если сложная вещь — собираем небольшой совет,— рассказывает реставратор Оксана Сорокина, работающая с текстилем.— Подбираем дублировочную ткань, то есть подкладку: под лен — лен, под шерсть — шерсть. Или — в отдельных случаях — универсальный шелковый газ. Дубль кладут под места утрат, сечений, разрывов, а сверху восстанавливают разорванные нити или сплетают новые.

— Нет цели сделать быстрее,— добавляет заведующая реставрационным отделом Валентина Желтова.— На один бешмет недавно у меня ушло пару часов. Полтавский ковер-килим я как-то реставрировала три месяца, не вставая с места. А вот татарский парчовый камзол мы переплетаем уже третий год...

За столом в мастерской по работе со стеклом, керамикой и камнем — реставратор Елена Янковская. Рядом с ней полка с батареей пузырьков и склянок, как у гомеопата-аптекаря. Клеи, спирты всех расцветок и запахов.

— Вот пряники! — объявляет Янковская, имея в виду лакомства к чаю полуторавековой давности.— Тульские, орловские, архангельские. За занавеской прячутся несколько окаменевших брусочков, разрисованных кремовыми вензелями. — Тоже восстанавливаем.

Чтобы заново слепить каждый брусочек — нужно покорпеть. 150 лет — солидный срок для хлебобулочного изделия. Трескаются, рассыхаются. Спасительный метод (найденный реставраторами в последние годы) — пропитка акрисилом — клейким составом, которым для крепости обрабатывают керамику и кость.

— А над чем самым интересным приходилось работать? — интересуюсь.

— Коллекция вееров, 500 предметов из разных стран. На ее возрождение у меня ушло 30 лет. В колчане одного — 1870 года — я нашла шарик благовоний и 11 заколок. В другом — индийском — кусочки старых газет на английском языке. Берешь в руки предмет и никогда не знаешь, какие тайны он скрывает...

Еще один любопытный объект — камлейка позапрошлого века: алеутский промысловый костюм, воссозданный реставратором Кариной Моисеевой. Рубаха, накидка и шапка, сшитые из кишок тюленя-сивуча.

Наряд этот надевали поверх шубы: текстура материала не пропускала ни снег, ни ветер, ни воду. В запасниках музея камлейка за годы, однако, потеряла эластичность, задеревенела, стала рассыпаться. Реставрация усложнялась еще и тонкостью фактуры: меньше 1 миллиметра (против 2-3 миллиметров обычной кожи). Начала Карина Моисеева с увлажнения, жирования. Затем придала предметам нужную форму, восполнила утраты, продублировала на газ. Сегодня костюм как новый.

Текст: Сергей Прудников

Фото: Игорь Акимов