Нельзя объять необъятное — и о Пьере Булезе нельзя сказать просто. Композитор-авангардист, которым в иных академических кругах до сих пор принято пугать. Дирижер, оставивший после себя ровно столько же эталонных записей, сколько записей спорных. Чиновник и руководитель, посвятивший всю свою жизнь популяризации самой неудобной и странной музыки на свете,— и добившийся в этих ролях грандиозных результатов. Ученик Мессиана и соратник Штокхаузена, успевший оказать влияние на Стравинского. Скрытный и загадочный человек, по воспоминаниям коллег (именно коллег — близкие не распространялись), обладавший прекрасным чувством юмора и очаровательными манерами. Заносчивый любитель радикальных лозунгов ("Шенберг мертв", "Пора сжечь оперные театры", "Во Франции нет минимализма, потому что у нас есть культура"), всю жизнь подсознательно тянувшийся к музыке самой романтической и самой широкой — к Малеру, Брукнеру, Дебюсси. Мастер формы, написавший лишь пять-шесть полностью законченных и оформленных произведений. Краткий пересказ его биографии требует несколько разворотов. Краткое объяснение его музыки — несколько книг. Для одних — гений, для других — талантливый шарлатан. С Булезом всегда было весело.

Булез-композитор писал словно с расчетом на тридцать, сорок, пятьдесят лет вперед. Когда его "Молоток без мастера" первый раз исполнялся в 1955 году, то требовал 50 репетиций и звучал как нечто инопланетное. Сейчас же вряд ли этой музыкой можно кого-то изумить — более того, ее ритмы и звуки, скорей всего, покажутся вам похожими на техно или какой-нибудь IDM. Возбужденный рокот его "Sur Incises" легко сравнить с какой-нибудь джазовой записью, в которой тоже не слышно простоты, но огонь, страсть и мощь которой не будут заметны только оглохшему уху. В его "Pli selon pli" и "Repons" — двух очень непохожих, написанных с отрывом в 30 лет, но одинаково важных произведениях,— сейчас, в 2016-м, прекрасно слышится хаос и энтропия, врожденно свойственные миру. Музыкой Булеза принято пугать. Считается, что он слишком академичен, авангарден, высокоумен. Это неправда. Для нашего современника, знакомого с электронной музыкой, джазом, сталкивающегося даже в бытовой среде с миллионом неопознанных, странных звуков, иные вещи Булеза будут звучать удивительно логично.

Булез-дирижер — логическое продолжение Булеза-композитора. В его руках музыка иногда расцветала (послушайте его запись "Chronochromie" Мессиана с Кливлендским оректром или записанный на исходе лет цикл фортепьянных концертов Бартока), иногда — увядала и не подавала признаков жизни ("Свадебка" Стравинского с Национальной парижской оперой), но всегда хранила печать Булеза как сочинителя. Из него вылезал, выпирал, выскакивал композитор. Для него исполнение было делом вторичным. Куда важней было — хотя, в сущности, и не требовалось — вписать себя, Пьера Булеза, в канон академической музыки. Вся дискография Булеза как исполнителя состоит из уникальных — и поэтому безумно интересных — попыток осознать прежде всего себя самого.

Булез-функционер — это пробивная сила. В бытность главным дирижером Нью-Йоркской филармонии Булез устраивал ночные концерты, стоячие концерты, концерты для молодежи, играл Дворжака в одном ряду с Фельдманом, словом — пытался сделать ту самую "сложную" музыку, адептом которой являлся, доступной для каждого. IRCAM — институт по изучению музыки, основанный им по поручению Жоржа Помпиду,— оказался самой влиятельной единицей распространения новой музыки в мире. Хотя всем своим внешним видом — хитроумный прищур, сделанное будто из мягкого мрамора лицо, обязательные строгие костюмы — Булез будто демонстрировал какой-то приобретенный снобизм, он всегда понимал ценность доступности искусства.

Несомненно, Булез — один из очень немногих композиторов второй половины XX века, о музыке которого будут широко знать и через двести, и через три тысячи лет. Все естество Булеза — про музыку вне времени. И музыка эта чем сильнее стареет, тем оказывается куда более понятной.

Олег Соболев