Гендиректор «Роскосмоса» Игорь Комаров о состоянии, проблемах и перспективах отрасли

С момента формирования госкорпорации «Роскосмос» прошло больше года. О состоянии ключевых предприятий отрасли, о том, почему нельзя больше урезать космические расходы, а также о проблемах строителей на космодроме Восточный ее гендиректор ИГОРЬ КОМАРОВ рассказал специальному корреспонденту “Ъ” ИВАНУ САФРОНОВУ.

«Задачи-то с нас никто не снимает: деньги уменьшаются, а задачи остаются»

— В прошлом году была принята Федеральная космическая программа до 2025 года, которая предусматривает выделение около 1,5 трлн руб. Правительство обещало, что сокращать ее финансовые параметры никто не собирается, однако, кажется, сейчас секвестра не избежать.

— Аргументы Минфина понятны. Программа разрабатывалась порядка трех лет, за это время экономическая ситуация ухудшалась, лимиты финансирования на 2017–2019 годы срезались. С 2,8 трлн руб. объем программы сократился ровно в два раза — до 1,4 трлн руб. Это не могло не сказаться на ее наполнении. Часть проектов, которые касались исследований Луны и Марса, были вычеркнуты, пришлось переносить создание ракеты-носителя сверхтяжелого класса... Мы были вынуждены исключить достаточно серьезные программы. Но вместе с тем ключевые направления, связанные с формированием и поддержанием состояния орбитальных космических группировок, сохранили.

— На 10% сократилось финансирование утвержденной программы?

— Да, примерно. Это повлияло на наши планы, на ход реализации проектов. Но мы стараемся сохранить основной объем средств, оптимизируем программы и расходы. Задачи-то с нас никто не снимает. Деньги уменьшаются, а задачи остаются.

— Есть ли риск дальнейшего секвестра?

— Риск есть всегда. Но здесь надо понимать, что дополнительное сокращение просто невозможно: от программы не то что жира, уже и части мяса не осталось. Все дальнейшие секвестры непременно скажутся не только на развитии или работе над прорывными направлениями, они затронут качество существующих группировок. Проблемой будет даже поддержание их в работоспособном состоянии — они начнут деградировать.

— Сокращение государственного оборонного заказа на 6% для вас сильно критично?

— Заказ Министерства обороны для нас очень существен. Мы надеемся, что гособоронзаказ будет сохраняться как минимум в прежнем объеме.

— В каком состоянии находится программа по развитию космодромов до 2025 года?

— По плану программа должна быть утверждена правительством весной, сейчас она находится в высокой степени готовности. 15 ноября мы делали доклад президенту РФ по второму этапу строительства космодрома Восточный, там упоминались и основные положения программы развития космодромов. Честно говоря, ее параметры не полностью вписываются в текущие возможности бюджета, но это касается только периода 2017–2019 годов. По 2017 году мы нашли резервы и урегулировали вопрос с финансированием, по 2018 и 2019 годам вопросы сохраняются. Но я думаю, что мы найдем средства и с Минфином РФ все урегулируем. Общая сумма программы составит примерно 550 млрд руб.

— Это в два раза меньше, чем вы изначально запрашивали.

— Нам пришлось очень серьезно резать всю программу. В итоге мы ее оптимизировали по количеству сооружений, стартовых столов — в общем, оставили только то, что необходимо для обеспечения стартовой готовности. По Восточному старались не сильно затрагивать социальную инфраструктуру, хотя и эту графу расходов пришлось сокращать. Всего же большая часть программы — более 400 млрд руб.— приходится именно на Восточный. Остальные средства пойдут на поддержание инфраструктуры — реконструкцию и модернизацию объектов космодрома Байконур, а также на военный космодром Плесецк.

— Именно финансовые разногласия стали причиной того, что новую программу не удалось утвердить вовремя?

— Это было связано и с формированием самой программы, и с изменением бюджетных лимитов: одни только финансовые показатели мы пересматривали в этом году трижды. А ведь это не просто бумаги переписать, что-то вставить, что-то вычеркнуть. Исходя из финансовых возможностей, было необходимо поменять состав работ, привести в порядок документацию и все, что с этим связано. А проведение экспертиз, аудитов, выдача заключений? Это все требует времени, и немалого. Но на данном этапе мы сформировали полностью свой пакет, в высокой степени готовности и пакет по части Минобороны РФ, Минстроя РФ и остальных заказчиков. Документы между всеми согласованы, сейчас программа рассматривается в финансово-экономических ведомствах и в правительстве РФ.

«Спецстрой в крайне непростой ситуации, но надо и нас понимать»

— Как сейчас складывается обстановка на Восточном?

— Непросто. В последнем докладе, который я делал президенту РФ, были определены и согласованы задачи по завершению строительства первого этапа Восточного. В основном речь шла о стартовом и техническом комплексе, о комплексной системе безопасности, о системе внешнего энергоснабжения… В общем, о ключевых объектах, которые нам принципиально нужны для обеспечения пусков в 2017 году. Мы хотели завершить эту работу сейчас, и подрядчики брали на себя эти обязательства. В итоге по двум объектам уже есть понимание, что сдача состоится, по одному — что все завершится в начале следующего года. Но, к сожалению, по стартовому и техническому комплексам работы в этом году не завершатся уже точно. Да, Спецстрой в крайне непростой ситуации, но надо и нас понимать. Мы приняли решение расторгнуть контракт с «Дальспецстроем» и работать напрямую с субподрядчиками.

— То есть вы перейдете на заключение прямых контрактов без прокладки в виде Спецстроя?

— По форме мы как-нибудь договоримся, будут и прямые контракты с подрядчиками.

— Сколько денег вам задолжал Спецстрой?

— Они не отчитались по выполнению работ примерно на 30 млрд руб. Но ситуация осложняется тем, что, по предварительным расчетам на основе их данных, строителям не хватает 8,8 млрд руб. для завершения всех объектов. Даже при том, что мы на 100% осуществим оплату контрактов, а по старту и техническому комплексу мы это уже сделали.

— Каким видите выход из ситуации?

— Нам нужно где-то найти деньги, по всей видимости, это будут наши собственные средства — пустим их на достройку объектов, а затем предъявим строителям счет.

— У вас есть информация, что «Дальспецстрой» мог перекидывать средства, которые вы выделяли на строительство объектов Восточного, на погашение собственных задолженностей?

— Еще с весны 2015 года мы выстроили казначейскую систему исполнения контрактов. И все средства, которые перечислялись по государственным контрактам, шли только через казначейство: с контролем целевого назначения платежей согласно проектной документации, по тем объемам работ, которые содержались в контрактах, включая субподрядчиков. В этом плане на уровне «Дальспецстроя» и «Спецстройтехнологий», а также на уровне их субподрядчиков нецелевое расходование было невозможным. Мы выстроили, на мой взгляд, систему достаточно четко. Что касалось субсидий и других перечислений, то также осуществлялось банковское сопровождение, поэтому возможностей нецелевым образом потратить деньги я не вижу. Хотя исключать такое бы не стал.

— Владимир Путин 18 ноября принял решение о ликвидации Спецстроя как федерального органа исполнительной власти. Как это скажется на ваших дальнейших планах по строительству второй и третьей очереди космодрома?

— Третья очередь — это сильно, загадывать пока не будем, но вторая очередь точно будет организовываться по другой схеме. У нас не будет единственного исполнителя работ, которым был Спецстрой, поэтому начнем привлекать на конкурсной основе крупные подрядные организации, у которых есть необходимые человеческие и производственные ресурсы. Ликвидация агентства заставила нас задуматься и начать рассматривать возможность создания собственных мощностей и собственных подрядных организаций. С учетом того, что строительные проекты будут длиться как минимум десять лет,— это логично. На данном этапе я не отношу эти вопросы к категории приоритетных, но если в результате ликвидации Спецстроя возникнут мощности, которые могли бы быть использованы на космодроме Восточный, то подумаем над тем, чтобы взять их под свое крыло. Могу раскрыть секрет: я на эту тему уже беседовал с представителями Минобороны РФ, они сказали, что и не планируют сохранить все активы Спецстроя, и не планируют активно вовлекаться в работы по Восточному. Поэтому, если будет возможность на базе существующих ФГУПов и других организаций Спецстроя создать компанию, которая могла бы участвовать в строительстве нашего космодрома, то рассмотрим это.

— Это будет подразделение Центра эксплуатации наземной и космической инфраструктуры (ЦЭНКИ)?

— Не столь важно. На ЦЭНКИ возложены задачи по эксплуатации, поэтому, скорее всего, это будет подразделение Роскосмоса. Я надеюсь, что ликвидация Спецстроя минимально скажется на завершении строительства космодрома Восточный. В Минобороны РФ нас убеждают, что реорганизация военного строительства касается Спецстроя как федерального органа исполнительной власти. Понятно, что этот процесс коснется и всех подведомственных ему структур, но я хотел бы думать, что это никак не повлияет на исполнение контрактов.

— Работу дирекции космодрома Восточный как оцениваете? Так ли она нужна Роскосмосу?

— Она выполняет важную функцию контроля хода работ на объектах заказчика, сейчас участвует в приемной госкомиссии. Это очень напряженная работа, роль которой сложно переоценить, тем более когда сейчас идет этап сдачи объектов в эксплуатацию и устранение недостатков.

— Какие перспективы у Восточного на 2017 и последующие годы?

— В 2017 году мы планируем осуществить два пуска: в третьем и четвертом кварталах запустить три космических аппарата — два «Канопуса» и «Метеор». Осуществление этих пусков и завершение строительства объектов — вот наша задача.

— А с 2018 года будете пытаться нарастить количество пусков?

— Надеюсь, что с 2018–2019 годов мы начнем проводить пуски не только по государственным контрактам, но и коммерческие. В частности, речь идет о проекте OneWeb — часть запусков по этому контракту абсолютно точно будет осуществлена с Восточного.

— Вы уже определились с техническим заданием на вторую очередь космодрома? Будет один стартовый стол под ракеты-носители семейства «Ангара» или все-таки два?

— Подготовка к строительству второй очереди пока идет по плану. И это постоянно на контроле у вице-премьера Дмитрия Рогозина, мы докладывали и на ноябрьском совещании у президента в Сочи. Надеюсь, что весной начнем размещать заказы и выбирать подрядчиков. И со второй половины года приступим к строительным работам. Что касается количества столов: понятны определенные ограничения, которые связаны с финансами. На данном этапе мы планируем создание одного стартового стола под «Ангару», этого достаточно для вывода автоматических космических аппаратов и впоследствии — для запусков пилотируемых кораблей с этого же стола.

— Планы по срокам остаются прежними?

— В 2021 году должно быть завершено создание всей инфраструктуры для проведения запуска космического корабля в беспилотном варианте. В конце 2023 года «Ангара» должна быть готова к полету с космонавтами.

— Что думаете по поводу необходимости создания сверхтяжелой ракеты? Так ли она нужна?

— Это амбициозная задача, и ее хочется решить всем сотрудникам ракетно-космической промышленности. Но понятно, что с точки зрения ресурсов это очень затратный проект. Хотя свою роль в переносе сроков ее создания сыграла не только ограниченность финансовых ресурсов, но и отсутствие конкретных полезных нагрузок под данное средство выведения. В то же время невозможно наших конструкторов и инженеров оставить без таких масштабных задач, поэтому мы предусмотрели в программе работы, которые будут использоваться для формирования определенного задела.

— Неужели нагрузки нет даже у Министерства обороны?

— Откровенно говоря, на данный момент таких тяжелых нагрузок для выведения нет — ни у нас, ни у других заказчиков. Если они появятся, то мы с радостью ускоримся.

«Мы сознательно решили не заниматься монополизацией»

— Два с половиной года назад вы были гендиректором Объединенной ракетно-космической корпорации (ОРКК), проблем в отрасли было много. Как оцениваете состояние космической промышленности сейчас?

— Ситуация улучшилась: напомню, что у нас на начало 2015 года дыра в балансе предприятий достигала около 87 млрд руб. Эти вопросы удалось в какой-то степени решить за счет оптимизации производства и снижения затрат. Они были включены в программы финансового оздоровления и стратегических преобразований, которые мы разработали в первую очередь для наиболее проблемных предприятий. В их числе оказался Государственный космический научно-производственный центр имени Хруничева. Серьезные проблемы существовали и есть до сих пор у ракетно-космической корпорации «Энергия», были трудности у «Российских космических систем»… По центру имени Хруничева запущена программа финансового оздоровления, но сейчас мы ее корректируем, исходя из изменения реальной ситуации. Понятно, что задачи те же, но потребуются большие усилия, в том числе и от менеджмента центра Хруничева, по оптимизации затрат и издержек. С другой стороны, мы видим, что придется дополнительно финансировать. Хотя, думаю, в связи с изменением объемов производства сократятся и инвестиционные программы. Часть средств, кстати, мы взяли от международной деятельности и порядка 10 млрд руб. буквально вытащили из Фондсервисбанка. Ситуация улучшается, и, по нашим прогнозам, проблемы центра Хруничева будут решены в течение двух лет.

— Как повлияла смена менеджмента в ВЭБе на реализацию плана финансового оздоровления центра имени Хруничева?

— ВЭБ перечислил 12,5 млрд руб., а потом, как я понимаю, корпорация сменила концепцию, а мы, в свою очередь, начали искать собственные ресурсы и резервы для продолжения финансирования. Но ВЭБ свою роль выполнил.

— В «Энергии» как обстановка складывается?

— Проблемы были связаны в основном с работой, проводившейся там до прихода в 2014 году нового менеджмента и с теми решениями, которые были приняты ранее. Один только проект Sea Launch («Морской старт».— “Ъ”) привел к колоссальным убыткам. В наследство Владимиру Солнцеву достались споры и проигранные суды корпорации Boeing на сумму более $200 млн. Порядка 17–18 млрд руб.— это убытки, которые нужно закрывать непосредственно по проекту и финансированию тех инвестиций, которые были произведены. Аналогичная ситуация и по ряду других договоров, например, по созданию коммерческих спутников: сейчас мы их санируем и закрываем. За 2016 год произошел серьезный сдвиг. Во-первых, нашли для Sea Launch инвестора, который его взял за разумные деньги. Мы перестали ежегодно тратить деньги на Sea Launch: в первом полугодии 2017 года он уйдет с баланса «Энергии». Мы будем поддерживать частного инвестора, Владислава Филева, который взялся за решение этого вопроса. Одновременно в заключительной стадии находится урегулирование долгов с Boeing: у нас есть все шансы закрыть долги за счет развития совместного бизнеса между двумя компаниями. И к концу 2017 года мы будем иметь совершенно другую «Энергию», она развивается и выходит на новые рынки. Хорошую работу провели «Российские космические системы». У них была дыра в балансе, которая образовалась в 2012–2014 годах из-за неэффективных инвестиций и совместных проектов. Нам удалось эти проблемы решить. Запустили проект с Airbus, уже производится продукция. И все это за счет собственных ресурсов и напряженной работы без привлечения помощи.

— Почему продали Sea Launch именно Владиславу Филеву? Ведь были же и другие претенденты.

— Переговоры шли довольно долго, «Энергия» рассматривала все возможные международные ресурсы и инвесторов. Выбрали предложение Филева только потому, что оно было самым выгодным для «Энергии». Я видел — этот инвестор готов платить реальные деньги и реально развивать этот проект. Другие предлагали сделать так: вот бизнес-план, по нему через столько-то лет вы средства и получите. А Филев готов был нести ответственность с самого начала.

— Корпорация так и будет производить корабли для пилотируемой программы или доставки грузов или же она будет заниматься ракетостроительной тематикой?

— В плане развития коммерции есть несколько направлений. Это касается и пилотируемых программ, и партнерства с Boeing, и развития Sea Launch… Последний проект будет развиваться, и думаю, что это хороший пример государственно-частного партнерства. Для меня очень важно, чтобы он был удачным. Если говорить в целом о коммерциализации государственно-частного партнерства, то на совещании у Владимира Путина в Сочи по стратегии развития Роскосмоса это был один из ключевых вопросов. Нам надо, причем достаточно быстро, делать программу по коммерциализации и получению дополнительных доходов, использовать результаты космической деятельности так, чтобы иметь дополнительные источники финансирования и завоевывать новые рынки. Это тем более актуально, что мы видим ограничение возможностей государства: нужно заместить ресурсы бюджета, которые пойдут на развитие проектов. Мы сознательно решили не заниматься монополизацией, не сидеть на этом и никого не пускать, а позвали заинтересованных людей, тех, кто действительно хочет заниматься этим. Надеюсь, что совсем скоро начнутся продажи снимков со спутников дистанционного зондирования Земли. Планируем объявить о поиске партнеров в качестве операторов пусковых услуг. У нас заканчивается эксклюзив с Arianspace по запуску РН «Союз». С учетом ситуации во Франции и заморозки наших средств, мы считаем невозможным сохранение эксклюзива у этой компании, хотя продолжим с ней сотрудничать — и будем искать новых партнеров. В ближайшее время хотим сформировать перечень проектов, которые будут интересны для частного капитала и инвесторов. У нас будет оператор пусковых услуг по ракетам семейства «Союз», а возможно, и по утилизационным межконтинентальным баллистическим ракетам. Есть интерес развития низкоорбитальных группировок связи, определенные деньги заложены на развитие систем «Луч» и «Гонец» — хотим, чтобы это был коммерческий, востребованный и нужный потребителям проект. Для этого его придется серьезно переформатировать, но такая задача уже поставлена, и в марте ждем результатов. Мы готовы предложить свои услуги и поддержку, если будут реальные идеи со стороны бизнеса. Такая система несколько не укладывается в парадигму работы федерального органа исполнительной власти и Федерального космического агентства, но это один из важнейших вопросов, который поднимался на стратегических совещаниях. Роскосмос должен перестать быть агентством, которое выполняет исключительно госзаказ и осваивает государственные средства. Мы должны стать полноценной госкорпорацией, которая расширяет сферы деятельности, идет на новые рынки, увеличивает долю на этих рынках и занимает там лидирующее место.

— В ЦЭНКИ без привлечения денег проблем решить не удастся, как я понимаю.

— Там по предыдущим периодам очень большие долги — около 12 млрд руб. Не менее половины мы уже закрыли: менеджмент предприятия серьезно работает над сокращением затрат, и не только по Байконуру. Думаю, по итогам этого года ЦЭНКИ отчитается о том, что при выполнении всех требуемых работ затраты сократились на 1 млрд руб. По остальным предприятиям нет серьезных проблем с финансовым оздоровлением.

— Тогда в чем был смысл возвращения на «Красмаш» Владимира Калмыкова? Он буквально полгода проработал в другом месте, а потом вы поставили его обратно на предприятие.

— Вопрос «Красмаша» потребовал серьезного вмешательства. Предприятие реализует ответственные проекты, и по некоторым из них возникли вопросы. Заказчик — Минобороны РФ — сигнализировал, что в ведомстве прогнозируют большие риски по выполнению заказов. И мы на это отреагировали быстро, практически моментально. Нам стало понятно, что есть серьезные проблемы с менеджментом. Из всех вариантов нормализации работы «Красмаша» я выбрал возвращение Калмыкова. Он отлично знает там ситуацию, а его знает коллектив. У него большой опыт работы и понимание того, что происходит на предприятии. Уже сейчас могу сказать, что решение это было абсолютно правильным и дало результат. Конечно, во все графики пока еще не вошли, но нормализовали отношения с подрядными организациями и нарастили темп работы.

— В каком состоянии находятся ваши проекты с Китаем? Интересует вопрос поставок микроэлектроники в обмен на двигатели РД-180.

— Сферы наших интересов гораздо шире, чем эти два пункта. Мы серьезно продвинулись в области сотрудничества по ДЗЗ, по гармонизации и синхронизации систем ГЛОНАСС и Beidou. Договоры все подписаны, и работа идет. Есть перспективы, есть большой интерес со стороны партнеров по разным направлениям: двигатели, совместная разработка средств выведения, пилотируемые программы, проведение экспериментов на низкой околоземной орбите.

— Проект Международной космической станции продлен до 2024 года, после чего Россия хотела бы иметь свою собственную национальную станцию. Не хотите тех же китайцев пригласить строить ее вместе?

— Вопрос по созданию национальной станции интересен. После 2020–2021 годов у нас будет возможность отделения от МКС некоторых модулей для ее формирования, хотя с точки зрения и экономики, и научных исследований это как раз тот вариант, которого лучше было бы избежать. Я убежден в необходимости кооперации с партнерами и в продолжении совместной эксплуатации МКС. Это позволяет сократить расходы и расширить спектр экспериментов. Мы этот вопрос очень серьезно проработали, достигли договоренности, что партнеры могут на нашем оборудовании проводить свои эксперименты, а мы, соответственно, можем использовать их оборудование. Более того, у нас есть соглашения по обмену результатами экспериментов, что позволяет резко повысить отдачу от них.

«Для меня арест Владимира Евдокимова был большой неожиданностью»

— Почему ликвидация Федерального космического агентства была продлена на год?

— Есть ряд вопросов, которые не решались в агентстве в течение последних 10–15 лет. В частности, это касается выверки международных контрактов и результатов интеллектуальной деятельности, которую мы сейчас проводим.

— Зачем?

— Нам нужно выверить все те работы, которые Роскосмос проводил в течение длительного времени, и они должны были учитываться в полном объеме. Нам приходится делать инвентаризацию контрактов федерального агентства, в том числе и с NASA, за последние десять лет, чтобы закрыть эти вопросы. Предполагаю, что на решение всего этого потребуется еще не менее полугода.

— Что можете сказать по последней аварии «Прогресса»?

— Не тороплюсь делать выводы.

— Эта авария произошла во время предпоследнего пуска ракеты-носителя «Союз-У». Последняя ракета данной модификации улетит в феврале 2017 года или в музей сдадите?

— Зависит от итогов расследования комиссии. В этом году у нас не было аварий, и была надежда, что, может быть, первый год за долгое время пройдет без инцидентов… Было очень болезненно в конце года получить аварию на ракете, у которой было почти 800 успешных пусков.

— Не могу не спросить про последние уголовные дела, возбужденные в отношении исполнительного директора Роскосмоса по обеспечению качества и надежности Владимира Евдокимова и дочери гендиректора самарского «Прогресса» Александра Кирилина.

— Уголовных дел в отрасли довольно много. Получилось так, что практически в одно время все они сразу вышли в публичную сферу. Мы с правоохранительными органами по всем вопросам работаем в контакте, более того, многие дела были сформированы именно по результатам наших внутренних проверок деятельности предприятий в 2011–2013 годах. В 2014–2016 годах криминальных эпизодов нет — я буквально вчера ознакомился со справкой. Была только одна попытка мошенничества на одном из предприятий, которые наша же служба безопасности и пресекла. А с Владимиром Евдокимовым эпизод вообще десятилетней давности. Он тогда работал в совершенно другой компании, вообще в другой отрасли… Меня беспокоит другое. При нашей конструктивной работе с правоохранительными органами есть двоякое ощущение. С одной стороны, неуместный пиар по, мягко говоря, очень деликатной теме, а с другой — выходит следующее. Уголовные дела относятся к периоду до 2013 года, то есть более чем четырехлетней давности, а подаются так, что у людей возникает однозначное ощущение: это наши проблемы — новой команды Роскосмоса. Здесь и сейчас. Мы, конечно, все объясняем, но самопиар правоохранительных органов удивляет. Что касается ситуации с дочерью гендиректора «Прогресса» Александра Кирилина — Светланой. Она финансовый директор предприятия, и здесь были вопросы по конкретным эпизодам 2011–2012 годов. Сейчас ведутся следственные действия, мы видим аргументы тех менеджеров, которые в тот период отвечали за закупку оборудования, и думаем, что и следствие, и суд в этом внимательно разберутся. Что касается Владимира Евдокимова… За время нашей работы с ним, а это как минимум два года, он зарекомендовал себя хорошим профессионалом, который многое сделал для отрасли, создавая систему качества и снижения дефектности и аварийности. Для меня его арест был большой неожиданностью, и я надеюсь, что следствие внимательно разберется в том, что произошло в его жизни десять лет назад. Когда у нас попросили его характеристику, мы дали ее, исходя из той работы, которую Евдокимов реально проводил в Роскосмосе.

— Он освобожден от занимаемой должности?

— Нет. Вынесения решения суда по этому вопросу еще не было. Поскольку инкриминируемые эпизоды не относятся к деятельности Евдокимова в Роскосмосе, у меня нет к нему претензий. И все следующие решения я буду принимать только в зависимости от развития ситуации.