Как и почему у семьи отобрали десять детей

1 февраля Зеленоградский районный суд Москвы рассмотрит иск семьи Дель о признании незаконными действий чиновников, отобравших у семьи десять приемных детей. За этим скандальным делом с середины января наблюдала вся страна. Специальный корреспондент ИД "Коммерсантъ" Ольга Алленова выясняла, какие перспективы имеет судебный процесс и как история семьи Дель может повлиять на институт приемной семьи в России.

"Это была настоящая спецоперация, а мы были как на войне"

Москва, центр города, за окном ветер и снег, в пустом кафе занят только один стол — многодетная мать Светлана Дель из Зеленограда и ее подруга из Петербурга Мария Эрмель пьют горячий чай: "Устали и замерзли, четыре часа сидели в засаде возле храма, куда должны были сегодня привезти детей из приюта. Но наших не привезли".

В приюте живут дети Светланы Дель, изъятые из ее семьи,— двое усыновленных и восемь приемных. Две недели они не могут видеть мать и отца.

— Позавчера мы стояли возле приюта, Полина увидела нас в окно и так громко закричала "мама", что это было слышно на улице. Ее тут же оттащили от окна, штору задернули.

Поводом для изъятия детей у семьи стал сигнал из детского сада. По официальной версии, воспитатель обнаружил на теле шестилетнего Сережи "следы побоев" и сообщил об этом в органы опеки, которые, в свою очередь, привлекли полицию. В 16 часов 10 января в квартиру к Дель пришли представители отдела опеки управления социальной защиты департамента труда и социальной защиты Москвы и отдела МВД России по районам Силино и Старое Крюково Зеленоградского административного округа. "Когда полиция и опека пришли в наш дом, они первым делом попросили вывести Петю, который в тот день в сад не пошел,— говорит Светлана Дель.— Петю они раздели догола, хотя ни один из этих людей не снял обуви и не вымыл руки. На Пете ничего не нашли, но они сообщили, что забирают всех детей. При этом мне сказали, что претензии есть к мужу, а ко мне вопросов нет и я могу утром прийти к детям".

Из дома забрали четырехлетнюю Милану и шестилетнего Петю, только что переболевших ОРВИ и не посещавших в эти дни детский сад, а также семилетнюю Катю и 11-летнюю Риту. Сережу (6 лет), Артема (7 лет), Иру (5 лет) и Леру (4 года) увезли в приют из детского сада. Шестилетняя Полина в это время была на новогодней елке в Центре поддержки семьи и детства города Зеленограда, а 10-летняя Вика — в танцевальной студии, где занималась балетом. И Полину, и Вику забрали полицейские. "Никаких документов, обосновывающих изъятие детей, мне не показали",— отмечает Дель.

15-летний Миша и 16-летний Филипп ушли из дома, как только сотрудники полиции и опеки сообщили, что забирают всех детей.

"Филипп и Миша хорошо помнят детский дом,— говорит Светлана.— Они сказали, что ни в какой приют не поедут. Полиция не стала их задерживать. Мальчишки пошли в детский сад за младшим Никитой. И два часа они гуляли, боялись идти домой, боялись, что их заберут. Это была настоящая спецоперация, мы были как на войне".

Светлана утверждает, что ее муж никогда не бил детей, а Мария Эрмель называет Михаила "спокойным, интеллигентным человеком". В день, когда в семью пришла полиция, Михаил уехал на похороны матери в Петербург. Когда вернулся, узнал из СМИ, что против него возбуждено уголовное дело. Однако 20 января, когда он пришел с адвокатом в отделение полиции, там ни о каком деле не знали. По словам адвоката семьи Ивана Павлова, Дель оставил свои контакты и написал заявление, что не скрывается от следствия.

"Сначала в СМИ чиновники говорили о синяке на теле Сережи, но впоследствии синяк превратился в побои с кровоподтеками,— отмечает Мария Эрмель.— Официально никаких фотографий синяков не показали ни Свете с Мишей, ни адвокату".

Сотрудник правозащитной организации "Иван Чай" Анна Кисличенко, участвовавшая в совещании в московском департаменте соцзащиты, рассказала в соцсетях о фотографиях, которые показывали чиновники: "Представленные там фотографии — цветные ксероксы формата А4 частей тела какого-то человека с пятнами, напоминающими синяки, нельзя характеризовать как принадлежавшие мальчику Сереже из семьи Дель".

"На Сережу в саду жаловались, он активный мальчик,— говорит Светлана Дель.— Но я думаю, весь этот конфликт связан не с Сережей. Скорее всего, в саду узнали о том, что у детей ВИЧ. Дело в том, что в детском саду работает врач из нашей поликлиники".

"Мне не давали видеться с детьми, которых две недели допрашивали"

В официальном ответе "Власти" департамент труда и социальной защиты населения города Москвы сообщил: "10 января 2017 года двое несовершеннолетних детей, проживающих в приемной семье Светланы Д., были изъяты из семьи на основании актов ОМВД России по районам Силино и Старое Крюково Зеленоградского административного округа города Москвы о помещении несовершеннолетнего в специализированное учреждение для несовершеннолетних, нуждающихся в социальной реабилитации, и восемь детей — на основании актов ОМВД России по районам Силино и Старое Крюково Зеленоградского административного округа города Москвы о выявлении и учете беспризорного и безнадзорного несовершеннолетнего..."

Другими словами, восемь из десяти детей были отобраны у семьи на основании актов о беспризорности и безнадзорности, хотя в момент отобрания дети находились либо с родителями, либо в детских социальных и образовательных учреждениях.

Утром 11 января Светлана Дель поехала в приют, но к детям ее не пустили: "Никаких документов опять не показали, велели все решать с органами опеки. В опеке мне сказали, что пока идет разбирательство, дети будут в приюте и в больнице. К тому времени чиновники публично рассказали, что у восьми моих детей ВИЧ, поэтому они находятся в больнице, а двое усыновленных детей — в приюте. Оказалось, что ни диагноз детей, ни усыновление не являются тайной".

По словам Дель, в районном отделе опеки ей сообщили, что восемь ее приемных детей с ВИЧ увезли в инфекционную клиническую больницу N2, однако она нашла их в филиале N2 детской городской клинической больницы имени Сперанского на улице Ивовой. "Мне позвонила врач из этого филиала, чтобы спросить про лекарства, которые принимали дети,— поясняет Дель.— Это не специализированная больница, и врачи не знали, по какой схеме лечатся мои дети. Лекарств у них тоже не было, а от меня принять лекарства не могли по инструкции. Когда детей у меня забирали, то сказали, что отвезут их в специализированную больницу и там есть все препараты. Это был обман".

Светлана достает мобильный телефон и показывает электронный календарь: "У всех родителей детей с ВИЧ активирован будильник, потому что лекарства надо давать вовремя. Я по образованию врач. Если соблюдать все правила, дети вырастают здоровыми людьми, с них даже инвалидность снимают. Но если пропускать прием препаратов, то это может стать угрозой для здоровья и даже жизни. Мои дети принимали лекарства регулярно, утром и вечером. После изъятия они не принимали необходимые медикаменты целых три дня".

В больницу приемная мать приехала 11 января, но к детям ее не пустили: "13 января заведующий сказал мне: "Дети здоровы, очень хотят к маме". С нами были журналисты, и они записали этот разговор, запись мы сохранили".

12 января Светлана Дель официально обратилась к уполномоченному по правам ребенка РФ Анне Кузнецовой.

Из офиса детского правозащитника ей перезвонили и сообщили, что утром 13-го приедут осмотреть ее квартиру. "13-го, осмотрев квартиру, они предложили мне проехать на встречу с Кузнецовой,— вспоминает Светлана.— Анна Юрьевна хорошо меня приняла, отнеслась с сочувствием. В тот же день у нее собрали совещание с представителями департамента соцзащиты и органов опеки, и представитель отдела опеки нашего района сказала мне на этом совещании, что детей уже опросили, к маме претензий нет, дети к маме хотят, поэтому детей мне отдадут. Но я должна написать заявление с просьбой поместить всех детей в приют Зеленограда, чтобы легче было их всех сразу забрать. Меня адвокат потом спрашивал, зачем я подписала. Но я ведь была в аппарате детского защитника, у меня не было сомнений. Мне обещали, что в этот же вечер отдадут Полину и Петю. Я позвонила в приют — там сказали, что детей уже одели и ждут меня. Но когда я вечером примчалась в приют Зеленограда, мне сказали, что в бумагах не хватает какой-то печати и детей отдать не могут. Мне сказали: "Потерпите до понедельника" — и опять обманули".

Дель показывает видеозапись, снятую в пятницу, 13 января, в приюте ее взрослой приемной дочерью Дарьей, которая живет отдельно и специально приехала из Петербурга поддержать семью. На видео шестилетняя Полина обнимает мать и с плачем просит забрать ее домой, а на просьбу матери "потерпеть до завтра" ребенок начинает истерически рыдать. "Мы просидели в приюте до половины второго ночи, Петя спал, Полина рыдала, ее не могли оторвать от меня. В выходные меня в приют уже не пустили. Я ждала понедельника. В понедельник, 16 января, в органах опеки мне сказали, что Полину и Петю мне не отдадут, но могут передать их моей маме под предварительную опеку. Полина и Петя — усыновленные дети, которых отобрали у меня без единого документа. Меня не лишали прав, не было суда, но почему-то моих детей решили передать под предварительную опеку. Моя мама прилетела из Петербурга и подала заявление на предварительную опеку. Это было 17 января. Ей сказали, что начальство уехало в департамент, придется ждать. Она ждала восемь дней. А мне не давали видеться с детьми, которых две недели допрашивали представители силовых структур".

23 января органы опеки передали представителю семьи распоряжение о расторжении договора о приемной семье. По этому договору восемь приемных детей, проживших в семье Дель от 4 до 11 лет, становились ей чужими людьми.

Усыновленных Петю и Полину отдали бабушке только 24 января. Петю к этому времени увезли из приюта в больницу с ОРВИ. "Светлана и ее мама поехали в больницу и провели там около шести часов. Петю им не отдавали, несмотря на имеющееся на руках у его бабушки распоряжение о предварительной опеке,— говорит Мария Эрмель.— Врачи сказали, что у него двусторонняя пневмония и он в тяжелом состоянии. Родные настояли, и Петю в итоге им отдали для перевода в частную клинику. За ним приехала платная скорая, но в тот же вечер из частной клиники его выписали со справкой, в которой говорится, что причин для госпитализации нет. У Пети исколоты ягодицы и есть следы от внутривенных уколов на руках".

"Возвращать детей в эту семью категорически нельзя"

В официальном ответе департамента труда и социальной защиты населения города Москвы от 20 января говорится: "В настоящее время все десять несовершеннолетних находятся в учреждении, подведомственном департаменту труда и социальной защиты населения города Москвы, где 18 января 2017 года с ними работали независимые психологи общественных и правозащитных организаций. По итогам работы принято коллегиальное решение не возвращать детей в семью Светланы Д."

18 января в приют к детям Дель пришла группа независимых экспертов, приглашенных департаментом труда и социальной защиты населения города Москвы, чтобы оценить состояние детей, их отношение к семье и родителям, а также ответить на вопрос, было ли в семье систематическое физическое наказание детей. В этой процедуре участвовали ответственный секретарь Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека (СПЧ) Яна Лантратова, соучредитель Межрегионального фонда социально-психологической помощи семье и ребенку Ирина Медведева, руководитель информационно-правозащитного центра "Иван Чай" Элина Жгутова и кризисные психологи благотворительного фонда "Волонтеры в помощь детям-сиротам" Инна Пасечник и Мария Тутушкина.

От выводов психологов многое зависело. Их выводы оказались неутешительными, о чем вечером 18 января сообщил глава департамента труда и социальной защиты населения города Москвы Владимир Петросян на экстренном брифинге в департаменте: "Возвращать детей в эту семью категорически нельзя, потому что все абсолютно дети категорически подтверждают факт того, что их папа бьет, они боятся этого папу".

Яна Лантратова сообщила журналистам: "Дети действительно боялись своего отца, называли его дядей Мишей, а некоторые из этих детей даже сказали, что им лучше было бы остаться здесь, потому что здесь добрые воспитатели. Мы увидели, что есть определенная задержка в развитии детей и может потребоваться работа квалифицированных психологов, педагогов, логопедов. Мы пришли к единой позиции о том, что до конца доследственных действий детям лучше остаться здесь".

В тот же день телеканал Life распространил видеозапись, на которой журналист опрашивает 11-летнюю Риту.

На вопрос журналиста, как ей жилось, Рита отвечает: "Я жила с мамой и папой".

— Дядя Миша — это кто? — спрашивает журналист.

— Это папа наш.

— Как он себя вел?

— Он ведет себя нормально. Живем...

— А обижал кого-то?

— Редко. Очень редко.

— Но было?

— Было.

— А что он делал? Как наказывал?

— Наказывал? Ну словами.

Далее девочка сообщает, что семья у нее дружная, но братьями и сестрами других детей она не считает, потому что у них "фамилии разные и характеры".

На вопрос репортера, бил ли кого-то ее папа, Рита отвечает: "Это было только один раз". По ее словам, она не видела, как отец бьет Сережу: он "выгнал всех из комнаты". "Он его наругал сильно, потому что он девочку в садике побил и забрал еду",— уточняет Рита. "А дома вы нормально кушали? Вкусно, много?" — спрашивает корреспондент. Девочка кивает утвердительно: "Ну, не много, потому что могут быть проблемы, но кушали нормально". Ранее СМИ сообщали, что детей в семье плохо кормили.

Пока шли опросы детей в приюте, Светлана Дель и ее мать сидели в приемной, ожидая вердикта экспертов. "Мне говорили, что беседы с детьми будут проводиться в моем присутствии, но ни меня, ни бабушку к детям не пустили,— рассказывает Светлана Дель.— С 10 часов до 15:30 мы с мамой сидели внизу. В 15:30 меня вызвали на ковер и сообщили, что дети со мной жить не хотят, в том числе и Полина, которая недавно рыдала у меня на руках и просила ее забрать. Мне сообщили, что договор о приемной семье с нами расторгают. Тут же мне сказали, что Полина хочет к бабушке, поэтому ее отдадут бабушке, а Петя не хочет даже к бабушке. При этом, по словам психологов, Петя тоже дал показания, что его бьют. Я спросила, как он мог об этом сказать, если у него нет речи. На это один из психологов мне ответил, что Петя "зарычал"".

По мнению Светланы Дель, дети напуганы и находятся в стрессе, поэтому диагностика могла быть ошибочной: "Дети на момент экспертизы не видели меня восемь дней. Я обещала забрать их на следующий день и обманула. Они думали, что я их бросила. Они говорили то, чего от них ждали". Приемные родители, поддерживающие в соцсетях семью Дель, отмечают, что у детей из сиротской системы часто встречается реактивное расстройство привязанности, при котором дети говорят то, что хотят услышать взрослые, чтобы им понравиться. Сама приемная мать говорит, что даже не знает, какие люди и как общались с ее детьми в приюте до собеседования с психологами.

Вывод экспертов подвергает сомнению также психиатр и психотерапевт Татьяна Дорофеева, руководящая службой подготовки и сопровождения приемных семей в Санкт-Петербурге.

По ее мнению, невозможно дать экспертную оценку состоянию ребенка, находящегося в состоянии утраты, за несколько часов: с ребенком сначала нужно установить контакт и понаблюдать за ним. Дорофеева полагает, что для установления точной картины происходящего в семье необходим разговор психологов с родителями, а также наблюдение психологов за взаимодействием родителей и детей. Кроме того, "обязательными к рассмотрению являются фото- и видеоматериалы семьи и детские домашние рисунки". Изоляция детей от родителей и разлучение детей друг с другом, по ее мнению, также недопустимы.

"Ни одного ребенка невозможно научить подделывать проективные методы"

В диагностике психологического состояния детей из семьи Дель принимали участие психологи известного благотворительного фонда "Волонтеры в помощь детям-сиротам", имеющего безупречную репутацию. "Власть" попросила психологов Инну Пасечник и Марию Тутушкину прокомментировать обвинения в некомпетентности. Оба специалиста ответили, что любое высказывание по существу будет разглашением конфиденциальной информации о детях, которого они не могут допустить. Надо отметить, что в отличие от остальных участников экспертизы, Пасечник и Тутушкина действительно ни разу не разгласили информацию, полученную в ходе беседы с детьми, несмотря на то, что в социальных сетях их обвиняли в "ангажированности и соглашательстве с московскими властями".

Психологи смогли рассказать "Власти" только о том, как получали информацию, на основании которой сделали выводы о состоянии детей. "Основные наши вопросы были направлены на то, чтобы выяснить, как себя чувствует в данный момент ребенок, как он относится к той ситуации, которая сложилась; как ему жилось в больнице и теперь в приюте; как ему жилось до того, как он попал в семью; как он относится к своей жизни в семье и хочет ли он что-то изменить в семье,— рассказывает Инна Пасечник.— Наши вопросы были сформулированы по-разному, с разной степенью адаптации к разным детям, но они всегда подразумевали развернутые ответы, и они не были наводящими. Все дети, кроме одного ребенка, очень контактные и могут сформулировать свою мысль. Во второй части нашей экспресс-диагностики мы использовали проективные методы, которые предполагают обращение к довербальному сознанию, то есть к истинным чувствам. Ни одного ребенка невозможно научить подделывать проективные методы. Даже не каждого взрослого можно научить, потому что для этого нужно психологическое образование и знание конкретных интерпретаций. Из проективных методов мы использовали рисунок семьи, к которому прилагался цветовой тест отношения,— мы смотрели, каким цветом ребенок рисует семью, а потом спрашивали, какой цвет ему нравится, а какой нет. Мы использовали рисунок несуществующего животного, это довольно стандартная методика, в которой нас интересовало, что именно ребенок рассказывает про это животное. Мы использовали ролевую игру — просили ребенка на примере игрушек показать день в семье, он играл в маму и папу, а мы — в детей. Маленьких детей мы просили сначала рассказать про игрушку, а не про себя: что это за куколка, с кем она живет, с кем дружит, с кем не дружит и почему. После этого мы могли обратиться к тому, что ребенок говорит про себя. Методы сильно зависели от ребенка, его возраста и уровня коммуникации. В одни и те же темы мы заходили с разных сторон — и с вербальных, и с проективных методов". На вопрос "Власти", могут ли психологи отличить ребенка с расстройством привязанности от обычного ребенка, Инна Пасечник ответила: "Ребенка с нарушением привязанности очень хорошо видно".

В свою очередь, руководитель благотворительного фонда "Волонтеры в помощь детям-сиротам" Елена Альшанская сообщила в своем блоге в Facebook, что психологи фонда проводили экспресс-диагностику психологического состояния детей, чтобы "добавить независимое мнение в ситуации, когда все предварительные опросы детей велись внутри учреждений, государственными психологами и служащими".

По ее словам, психологи фонда не советовали московским властям разрывать договор о приемной семье с Дель, а всего лишь не рекомендовали "моментальное возвращение всех детей домой":

"Признавая факт юридически не компетентного и психологически не позволительного отобрания детей, мы не сочли возможным также быстро и не обосновано рекомендовать возврат детей без дополнительного времени на тщательный анализ ситуации". По словам Альшанской, для понимания ситуации в семье необходима полноценная экспертиза.

Адвокат семьи Дель Иван Павлов считает, что чиновники воспользовались неравнодушием представителей НКО: "Непонятно, на каком основании в комиссию, которая решает, отнимать детей у матери или нет, включают посторонних людей. Почему Яну Лантратову, которая не является психологом, допустили к детям и позволили ей делать публичные заявления о состоянии детей? С какой стати к детям пустили журналистов? И с чего вдруг представители общественных организаций у нас принимают государственные решения? А я вам скажу с чего. Здесь государство подставило общественность. Психологи сделали какую-то экспресс-диагностику с десятью детьми, которые длительное время удерживались в неизвестно каких условиях. Опросили их стремительно, с родителями никто не побеседовал, с другими детьми, которые остаются у родителей, тоже никто не побеседовал. Также не было никаких бесед с теми, кто знаком с семьей, с тренерами, руководителями кружков, секций. Получается, государство полностью дистанцировалось от процесса, доверив все общественникам, и на основании их мнения расторгло договор о приемной семье. Мы просили ознакомить нас с результатами психологической экспертизы — нам ее не дают. А решение уже принято. И документ о расторжении договора не проливает никакого света на то, у кого нашли синяк, какой синяк и был ли мальчик".

19 января мэр Москвы Сергей Собянин написал в Twitter, что власти расторгают договор с семьей Дель, что дети нуждаются в реабилитации, для них будет подобрана новая приемная семья, которой власти даже готовы выделить квартиру.

"Им нужно было громкое дело"

Семья Дель родом из Петербурга. Последние 12 лет она считалась профессиональной приемной семьей — принимала на воспитание сирот, которые трудно устраивались в другие семьи. За это время приют в семье получили 16 детей, трое из которых уже выросли и живут отдельно. До 10 января в семье Дель воспитывалось 12 несовершеннолетних приемных детей. Четверо из них усыновлены. Три года назад у Светланы и Михаила появился кровный ребенок Никита.

Мария Эрмель, предприниматель и приемная мать с многолетним стажем, давно знакома с семьей Дель: "У нас в Петербурге их многие знают, многие бывали у них в гостях, и если бы в этой семье были серьезные проблемы с воспитанием детей, поверьте, никто не стал бы их защищать, рискуя собственными детьми, собственной репутацией".

Два года назад Дель приняли решение переехать в Москву и сняли квартиру в московском округе Зеленоград. "У моего мужа фирма, которая производит телевизионную продукцию,— объясняет Светлана Дель.— В Петербурге все меньше возможностей для этого бизнеса, а после того как "Пятый канал" стал федеральным, работать стало совсем трудно. Если ты не в Москве, ты не в обойме". По ее словам, два года жизни в Москве были спокойными, дети посещали секции и кружки, так что три месяца назад семья продала свой дом на берегу Финского залива, чтобы окончательно обосноваться в Москве. "Мы купили большой дом в Солнечногорском районе и собирались летом сделать там ремонт".

И Светлана Дель, и ее подруга Мария Эрмель, и адвокат Иван Павлов убеждены, что "в этом деле у московских властей особый интерес". "Сразу после того, как детей отобрали, московские чиновники заявили о том, что семья Дель получала пособия в 600 тыс. рублей в месяц,— разъясняет Мария Эрмель.— Про то, что на усыновленных детей она денег не получала, никто не вспомнил. И про то, что десять лет до этого воспитывала детей в Петербурге, где пособия значительно меньше, тоже забыли. Все это создало негативный фон, люди стали обсуждать, как обогащаются приемные семьи на детях. Эта история нанесла огромный удар по приемным семьям, но особенно по тем, кто "понаехал" в Москву.

Мы считаем, что в городе давно создаются препятствия для приемных семей, которые переезжают сюда из других регионов России.

Чиновники считают, что люди едут сюда из-за денег, и нужно было громкое дело, чтобы этот поток остановить. Сейчас, конечно, многие люди задумаются, так ли уж хороша Москва для приемных семей".

По словам Эрмель, "даже московские пособия не покрывают расходы семьи, которая занимается полноценной реабилитацией детей". "Реабилитация платная, все кружки, секции платные, бесплатных услуг добиться очень трудно",— подтверждает Светлана Дель.

"По интернету гуляет видео с форума приемных семей, на котором московские чиновники говорят о том, что приезжим приемным семьям не место в Москве, потому что слишком много на них тратят денег,— резюмирует Павлов.— Видимо, решили сэкономить таким способом".

Напомним, что в Москве приемная семья, воспитывающая ребенка с инвалидностью, в среднем получает 50 тыс. рублей, из которых 25 тыс.— пособие на содержание ребенка, а еще 25 тыс.— родительское вознаграждение. В регионах суммы родительского вознаграждения колеблются от 5 тыс. до 15 тыс. рублей, пособие на ребенка тоже примерно в два раза меньше. В прошлом году столичный департамент сообщил "Власти", что на 1 января 2016 года на учете в органах опеки и попечительства города Москвы состояло более 20 тыс. детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, из них около 2,5 тыс. детей жили в сиротских учреждениях, остальные устроены в семьи. 1638 детей, воспитывающихся на тот момент в приемных семьях Москвы, не имели московской прописки, но "пользовались" московским бюджетом. Как рассказывал "Власти" в частной беседе один из московских чиновников, приток приемных семей из регионов не уменьшается, а дети, живущие в таких семьях, по достижении совершеннолетия претендуют на жилье в Москве.

По другой версии, проверки могут быть связаны с жалобами жительницы Ленобласти, ранее воспитывавшейся в семье Дель. Из блога Дарьи Дель известно, что перед Новым годом бывшая воспитанница семьи Анастасия попросила у Светланы и Михаила айфон и получила отказ.

Ранее сама Светлана Дель писала в своем блоге, ныне недоступном, что в 2011 году приняла в семью подростков 15 и 16 лет, что дети ее шантажировали, и Дель расценивала это как свою родительскую неудачу. Она даже написала, что больше не станет брать в семью таких взрослых детей: слишком мало времени для воспитания. В Петербурге об этой истории знали — семью неоднократно проверяли, но жалобы не подтверждались.

"Эта история одним росчерком чиновничьего пера перечеркнула приемную семью как класс, как явление"

Светлана Дель — известный человек в родительских кругах, особенно в сообществе приемных семей. Десятки тысяч подписчиков ее блога знакомы с этой семьей по фотографиям и сообщениям в соцсетях. Многие родители восприняли кампанию против Дель как начало новой реальности для всех приемных семей в стране. В интернете началась общественная кампания в защиту семьи под хештегами "завтра придут за нами" и "синяки есть у всех". Московскому министру труда и социальной защиты Владимиру Петросяну даже пришлось сделать официальное заявление о том, что никаких массовых проверок приемных семей в Москве нет и не будет: "Один исключительный случай не дает нам повода устраивать "маски-шоу" для наших приемных семей",— заявил столичный чиновник ТАСС. По его словам, в 2016 году 1868 детей были устроены в семьи — при этом за весь год в Москве не изъяли из приемных семей ни одного ребенка.

В защиту Дель выступила и уполномоченный по правам ребенка Санкт-Петербурга Светлана Агапитова — она заявила, что эту семью в Петербурге хорошо знают, но ни один чиновник из Москвы не поинтересовался "анамнезом": не запросил у региональных властей никаких документов в отношении Дель. Сама Агапитова запросила необходимые документы в отделе соцзащиты и органах опеки в Петербурге и отправила их своей коллеге Анне Кузнецовой, а также в территориальный отдел социальной защиты по нынешнему месту жительства семьи. Но это не помогло.

"Договор с семьей расторгнут, поэтому наши юристы рекомендовали семье Дель срочно обратиться в суд, чтобы признать документы об аннулировании договора неправомерными,— заявила "Власти" Агапитова.— Мы также приложим все усилия, чтобы дети, отобранные из этой семьи, до суда не были переданы в другую семью. Есть все шансы доказать, что органы опеки действовали с нарушениями закона". Светлана Агапитова убеждена, что психолого-педагогическую экспертизу детей может назначить только суд и что проводить такую экспертизу нужно в присутствии родителей — только так можно понять, боятся их дети или нет.

По мнению Агапитовой, в целом в стране необходимо менять Семейный кодекс, чтобы изъятие детей в такой ситуации было возможно только по суду — тогда органам опеки пришлось бы доказывать правомерность своих действий, а не наоборот.

Руководитель проекта укрепления семьи "Детская деревня SOS" в Пскове, член Общественной палаты Псковской области Алина Чернова полагает, что действия чиновников в отношении семьи Дель нанесли вред институту приемной семьи в России, который только начал развиваться: "Эта история одним росчерком чиновничьего пера перечеркнула хрупкую и неустойчивую приемную семью как класс, как явление. Только недавно приемное родительство перестало быть подвигом и стало обычным явлением жизни. Родители только-только почувствовали, что эта форма имеет право на жизнь наравне с усыновлением, которое не каждому доступно. Дети пошли в семьи. И вдруг все поняли: твой ребенок на самом деле не твой. Его в любой момент могут прийти и забрать, просто потому что синяк. Или царапина. Или ты просто давно не нравился школьным учителям".

Светлана Дель, в свою очередь, отмечает: "Дети в такой ситуации беззащитны, о них никто не думает. Журналисты проникли в приют и записывали интервью с моими детьми в то время, когда я еще была их законным представителем, и я не давала разрешения на эти интервью. Чиновники не только разгласили конфиденциальные данные о моих детях, но допустили к ним посторонних людей в то время, как я детей видеть не могла".

Независимые эксперты, наблюдающие за историей Дель, полагают, что в этой семье могли быть проблемы — родители, воспитывающие большое количество детей, часто выгорают и нуждаются в помощи,— но это не должно быть поводом для экстренного изъятия детей. "Я отнюдь не считаю, что дети Дель были отобраны на ровном месте,— говорит Алина Чернова.— Напротив, я почти уверена, что причины были. Но не для изъятия детей! Может быть, для реакции. Для разговора с родителями. Для строгой комиссии. Для начала работы по сопровождению семьи".

Елена Альшанская отмечает, что, несмотря на многолетнюю пропаганду семейного устройства детей-сирот в российские семьи, в стране не создано необходимой инфраструктуры для приемных семей. "Приемная семья — это не просто семья, этой семье доверяют детей, более сложных, чем другие. Эта семья получает вознаграждение за воспитание. Если дети сложные, риски присутствуют изначально, а значит, важно прописать в договоре услуги сопровождения, чтобы хотя бы раз в квартал семья с ребенком ходила к специалисту, которого она сама выберет. Но проблема в том, что у нас нет специалистов, которые будут делать это деликатно, ненасильственно и не будут мешать воспитывать людям детей. У нас почти нет специалистов, которые понимают, что такое депривация, особенности адаптации, сложности с привязанностью у ребенка. Отсутствие профессиональной среды — это точка, в которой мы топчемся уже много лет. Нужно менять образовательные программы в вузах, нужно проводить переподготовку специалистов".

По словам Альшанской, при изъятии детей из семьи Дель представители власти использовали стандартный в таких случаях ход, решив отобрать их по акту безнадзорности. "В нашем законе есть только одна статья, описывающая процедуру отобрания детей, это статья 77 Семейного кодекса,— поясняет эксперт,— по этому закону отобрание ребенка могут проводить только сотрудники органов опеки по акту отобрания. Они должны выйти в семью, изучить там обстановку, составить акт, принять решение об отобрании, ознакомить с этим актом семью, забрать детей и в течение трех дней после этого написать уведомление о произошедшем в прокуратуру, а в течение семи дней обратиться в суд об ограничении родителей в правах. Это однозначный вектор на вывод ребенка из семьи, чаще даже навсегда. Отчасти поэтому опека порой выходит из этой ситуации, привлекая полицию, которая оформляет отобрание по акту обнаружения безнадзорного ребенка. Что произошло в Зеленограде? С одной стороны, появление полиции было логичным, потому что был сигнал о насилии в отношении ребенка. Но потом полиция, по сути, прикрыла собой решение органов опеки. Опека пришла в семью вместе с полицией, и полиция, изымая детей, составила акты о том, что дети безнадзорны. Мы много лет дискутируем с МВД о том, что нельзя считать безнадзорным ребенка, который находится рядом с родителями или в детском учреждении, но полиция убеждена, что безнадзорность — это не только физическое отсутствие взрослого, но и, например, отсутствие должного контроля за поведением ребенка или ненадлежащее поведение родителя. К сожалению, до сих пор нет вразумительного разъяснения со стороны МВД, что полиция не может трактовать закон таким образом. И в этой истории надо ставить точку. Совершенно точно нельзя забирать по акту беспризорности детей у трезвых, адекватных родителей, а также из детского сада и школы. И первым делом нужно менять статью 77 Семейного кодекса".

19 января Главное следственное управление СК РФ по городу Москве возбудило уголовное дело по статье "халатность" (ч. 1 ст. 293 УК РФ) в отношении представителей органов опеки и попечительства района Силино и Старое Крюково Зеленоградского округа. В официальном сообщении ведомства говорится: "По версии следствия, десять несовершеннолетних детей на протяжении длительного времени проживали в приемной семье на территории города Зеленограда. Приемные родители не создали необходимых условий для проживания и развития детей. Данный факт органами опеки и социальной защиты выявлен не был, в связи с чем причинен существенный вред законным правам и интересам несовершеннолетних. В рамках расследования уголовного дела следователи выяснят обстоятельства причинения одному из приемных детей телесных повреждений, которые выявили сотрудники дошкольного учреждения. В настоящее время следователи проводят комплекс следственных действий, направленных на установление всех обстоятельств произошедшего. Будет дана правовая оценка действиям (бездействию) каждого из работников органов опеки, отвечающих за контроль проживания в семье приемных детей".