«Крышечки есть, а кода нет»
Глава некоммерческой ассоциации «РусПЭК» Любовь Меланевская о реформе управления ТКО
С 2016 года производители поставлены перед выбором: самостоятельно заниматься сбором и переработкой доли твердых коммунальных отходов (ТКО), образованных после потребления произведенных ими товаров, или платить государству экологический сбор. Как выглядит реформа с точки зрения бизнеса и что мешает созданию в России цивилизованной отрасли управления ТКО «+1» рассказала исполнительный директор некоммерческой ассоциации «РусПЭК» Любовь Меланевская.
— Как вы оцениваете качество реализации реформы управления ТКО в России?
— Реформа давно назрела. Мы катастрофически отстаем от международных стандартов. В России на переработку направляется лишь 5–7% твердых коммунальных отходов. Мы теряем ценные перерабатываемые материалы, которые при грамотном сборе могли бы получить вторую жизнь. Решение этой проблемы требует кардинального изменения экологического законодательства. И если говорить о результатах 2016 года, придется признать, что реформа пока не удалась. В первую очередь, из-за непроработанности законодательства на уровне подзаконных актов.
Напомню, расширенную ответственность производителя предполагалось ввести в федеральное законодательство, чтобы мотивировать бизнес самостоятельно собирать и перерабатывать отходы. Что получилось в результате? Бизнес поддерживает реформу и готов выполнять новые требования — часть компаний уже реализует такие программы за рубежом. А государство оказалось не готово: мы столкнулись с массой проблем при подаче деклараций об объеме выпущенной упаковки.
— О каких проблемах идет речь?
— Нынешний перечень товаров и упаковки, подлежащих утилизации, не отражает реальности. Многие производители просто не находят себя в нем. Компании не могут определиться: нужно им подавать декларацию или нет. Невозможно подтвердить присвоенные коды, отсутствует первичная документация. Те, кто первыми подал декларацию, сильно рискуют, ведь производитель и контролирующий орган могут по-разному интерпретировать положения подзаконных актов в части присвоенных кодов и первичной документации.
Наглядный пример — жестяные крышки для стеклянных бутылок. Крышечка в технологическом процессе есть, а кода для нее нет либо нет первичного документа, подтверждающего присвоенный код. Что остается производителю? Попытаться использовать код другого жестяного изделия — например, цистерны? Но это абсурдная ситуация, не говоря уж о том, какую статистику получит государство. Будет ли оно понимать, сколько жестяных крышек должно быть переработано и сколько мощностей для этого построено? Или будет пребывать в уверенности, что с цистернами у нас все в порядке, их перерабатывать не надо? И это не единичный пример.
— Реагирует ли государство на претензии бизнеса?
— Да, надо сказать, что Минприроды и Росприроднадзор активно идут на диалог с бизнесом, и в 2016 году нам удалось прийти к пониманию относительно необходимых изменений в подзаконных актах. Была сделана попытка ввести новую классификацию упаковки по материалам, началось публичное обсуждение. Мы видим задачу в том, чтобы законодательные термины стали прозрачными и все участники рынка и стейкхолдеры понимали их одинаково. Рассчитываем, что изменения в обозначенные нами подзаконные акты будут вынесены на публичное обсуждение в начале 2017 года. Тогда после их принятия производители смогут приступить к исполнению расширенной ответственности, говоря на одном языке с контролирующими органами.
— Считаете ли вы перспективу появления региональных операторов угрозой монополизации рынка?
— Их появление решено отложить до 2019 года, поскольку регионы не готовы. Разработка территориальных схем завершена далеко не во всех субъектах РФ, а результаты этой поспешной работы вызывают большие вопросы у экспертного сообщества. Конечно, бизнес беспокоит возможная монополизация. Закон отдает региональным операторам право заключать контракты с муниципалитетами на все операции с ТКО, включая сбор, транспортировку, обработку. В то же время компании, готовые исполнять свою ответственность самостоятельно, должны как-то извлекать свою упаковку из тех же мусорных контейнеров и потом перерабатывать. Возникает вопрос, как будет строиться взаимодействие бизнеса и региональных операторов-монополистов? Будет ли бизнес допущен к извлечению коммерчески ценных фракций перерабатываемых отходов?
Большие риски несут существующие операторы по переработке отходов, которые в случае появления такого монстра вынуждены будут заключать с ним контракты и сейчас переживают на этот счет: а вдруг их услуги не понадобятся или понадобятся, но цена будет неинтересной? Такие переживания сегодня выливаются в то, что многие небольшие игроки мусорного бизнеса занимают выжидательную позицию, опасаясь инвестировать в инфраструктуру, так как видят риск ее потери.
— На что пойдут средства от экологического сбора?
— Предполагалось, что экологический сбор направят на реализацию государственных программ по обращению с отходами на региональном уровне, в том числе на финансирование региональных операторов, но эти планы пока не осуществились. Производители уже сейчас обязаны нести ответственность за свои отходы, а получатели средств экосбора появятся только через несколько лет. Возникает вопрос — почему этот процесс несинхронный и куда пойдут собранные средства?
— Государство объявляет переработку приоритетом в сфере управления ТБО. Создает ли законодательство достаточно стимулов для раздельного сбора и переработки отходов?
— Да, действительно, на самом высоком уровне звучат заявления, что раздельный сбор — это назревшая необходимость. Но чтобы перерабатываемые фракции возвращались в хозяйственный оборот, население должно самостоятельно сортировать свой бытовой мусор и относить его в разные контейнеры. Государство же никак не мотивирует жителей к раздельному сбору: нет ни позитивных стимулов, ни угрозы штрафов. Можно было бы снизить тарифы на вывоз раздельно собранных коммунальных отходов. Сейчас же население напугано, что с появлением региональных операторов тарифы будут расти.
К сожалению, на федеральном уровне такое стимулирование не прописано, все отдано на откуп местным властям. Предусмотрен пока не очень понятный механизм субсидий, которые регион будет получать после начала реализации своих схем по обращению с отходами, включая раздельный сбор. Но никакой конкретики нет.
— Какие неэкономические стимулы могут побудить граждан к раздельному сбору ТБО?
— Возможности финансовой мотивации довольно ограничены. Зачастую граждан гораздо больше стимулирует сама мысль, что они вносят посильный вклад в защиту окружающей среды, показывают пример своим детям. Исследования НКО показывают, что многие люди начнут сортировать отходы, если будут твердо уверены, что все собранное ими раздельно также раздельно поедет на мусоропереработку. Если во дворе появляется контейнер для раздельного сбора, люди начинают сортировать свой мусор, а потом видят, как все сваливают в одну кучу — это демотивирует. Их надо убедить, что цепочка выполняется до конца и каждая раздельно собранная бутылка, банка и коробка пойдут туда, куда нужно.
— Каков, по вашим оценкам, потенциал рынка переработки пластиков и алюминия?
— Почти весь пластик, если речь не об отдельных его видах, можно перерабатывать бесконечное число раз, поэтому потенциал огромен. Считается, что он загрязняет окружающую среду, поскольку разлагается 300 лет. Но вопрос не в том, что материал плохой, а в культуре обращения с ним. Переработка помогает экономить первичные ресурсы, снижать углеродный след. И мощности перерабатывающие в стране есть — нет культуры раздельного сбора, мощности не загружены.
То же самое относится и к алюминию. Впрочем, он уже сейчас активно собирается в рамках серых схем. 99% алюминиевых банок из бытовых отходов выбирается еще на придомовых территориях, на полигонах их практически не найти.
— Насколько международные практики и подходы к развитию отрасли переработки применимы к РФ?
— Конечно, наилучшие практики вроде расширенной ответственности производителя применимы. Но нельзя просто скопировать чьи-то законы, подзаконные акты и практики — у нас другие масштабы страны, другой менталитет, культура, история и инфраструктура. Например, мусоропровод. Я не могла объяснить зарубежным коллегам, выросшим в частных домах, что это такое,— а мы привыкли. Я часто слышу, что никто не будет возиться с раздельным сбором, когда есть такой удобный канал. Все это надо учитывать.
— Один из членов ассоциации «РусПЭК» — Coca-Cola Россия — предпочла самостоятельную реализацию ответственности производителя платежам в бюджет. Обоснован ли этот выбор экономическими соображениями?
— Во-первых, это наилучшая международная практика, и у компании есть опыт ее реализации в европейских странах. Во-вторых, самостоятельная реализация апробирована с точки зрения эффективности инвестиций и их контроля. А влиять на использование денег, уплаченных в российский бюджет, бизнес не может. Самостоятельное исполнение — это конкретное количество контейнеров, собранных отходов и объемов переработки. Это конкретное количество уроков по экообразованию, которые компания проводит в рамках проекта «Разделяй с нами». Это конкретный KPI: все участники проекта могут в любой момент оценить эффективность инвестиций и результативность проекта.
Когда к пилотной инициативе присоединится больше компаний, появятся и экономические стимулы. Повышение спроса увеличит конкуренцию на рынке переработки —операторы будет предлагать более гибкие финансовые механизмы. Не стоит забывать, что расходы производителя в рамках расширенной ответственности — как самостоятельно реализованной, так и за счет экосборов — будут зашиты в цену товара. Поэтому все крупные компании заинтересованы в том, чтобы себестоимость не росла, особенно в условиях кризиса.
— Как повлияет на отрасль эксперимент государства по строительству мусоросжигательных заводов в Подмосковье и Татарстане?
— Строительство этих заводов вызывает целый ряд опасений. Мусоросжигательные заводы имеют право на существование, если туда поступают только те отходы, которые не могут быть переработаны. Но если ставить их бездумно, весь поток отходов, пригодных к переработке, будет искусственно перенаправлен в это ненасытное жерло. Кроме того, люди не верят, что на этих заводах будут установлены очистные системы, аналогичные европейским — поэтому население жестко противостоит самой идее мусоросжигания. Есть вопрос целесообразности – современные европейские нормативы утилизации допускают сжигание отходов для получения энергии. Это оправдано в небольших, бедных энергетическими ресурсами странах. Но у нас-то ресурсы в избытке. Напротив, производство энергии за счет мусоросжигания потребует дополнительных затрат — из кармана жителей или бюджета. Кстати, Европа, продвигающая принципы циклической экономики, намерена пересмотреть нормы утилизации и полностью отказаться от засчитывания объемов мусоросжигания в пользу достижения нормативов. И здесь возникают опасения, что невостребованные, устаревшие технологии и оборудование могут быть экспортированы к нам.