Господин просветитель
Как борец с невежеством стал врагом российской власти
57 500 руб. удалось собрать в 1784 году создателям Типографической компании. Это был огромный просветительский проект, предусматривающий не только издание книг, но и открытие переводческой школы, библиотеки, просветительских обществ. Возглавлял проект отставной поручик Николай Иванович Новиков. Попытки мирной самоорганизации в России сплошь и рядом приравниваются к деятельности террористов и бунтовщиков, и неудивительно, что Екатерина II в конце концов заключила Николая Новикова в Шлиссельбургскую крепость.
"Леность и нехождение..."
Екатерининская эпоха оставила после себя несколько имен-символов: Суворов — главный полководец, Пугачев — главный бунтовщик, Новиков — главный просветитель. Такие имена имеют обыкновение жить самостоятельной жизнью. Мемы "суворовские быстрота и натиск", "пугачевщина", "новиковское десятилетие" знают все, но далеко не все представляют реальность, которая скрывается за этими словами.
Судьба Николая Новикова довольно парадоксальна. Для него, как и для большинства его современников, просвещение означало приобщение народа к мировой культуре. При этом сам Николай Иванович не знал ни одного иностранного языка, то есть не мог самостоятельно решить, какие сочинения стоит перевести на русский, издать и вручить благодарным соотечественникам. Юношей он поучился некоторое время в дворянской гимназии при Московском университете, во французском классе, но в 1760 году был исключен "за леность и нехождение" на занятия. Вместе с ним и с той же формулировкой из гимназии был удален Григорий Потемкин, будущий фаворит императрицы и фельдмаршал. Таким образом, присоединитель Крыма и издатель "Древней российской вифлиофики" были безнадежными двоечниками и прогульщиками.
Стоит сказать, что Новиков никогда не пытался утаить этот свой недостаток образования и отмечал его не только в частной переписке. В 1772 году издаваемый Новиковым журнал "Живописец" поместил читательское письмо к издателю, в котором говорилось: "Всего удивительнее, что вы, не зная ни по-французски, ни по-немецки, следовательно, по одному природному разуму и остроте, не заимствуя от чужестранных писателей, пишете такие листочки, которые многим знающим вкус людям нравятся". Новиков, напечатав это вроде бы комплиментарное, но разоблачительное по сути обращение, показал читателям, что ничего скрывать не намерен.
Вообще, указание на собственное невежество было частью его фирменного стиля.
"Не забывайте, что с вами говорит идиот, не знающий никаких языков, не читавший никаких школьных философов",— писал Николаю Карамзину человек, приобщавший соотечественников к европейской культуре и издавший огромное количество переводов с французского и немецкого.
Верноподданническая сатира
Оставив гимназию, молодой Новиков отправился на военную службу. Он оказался в том самом Измайловском гвардейском полку, который поддержал военный переворот, приведший к власти Екатерину II. Императрица не забыла измайловцев — награды и чины раздавались щедро. Николай Новиков, получив первое повышение, в чине поручика вышел в отставку и больше на государственной службе не состоял.
На некоторое время основным занятием отставного поручика Новикова сделалась журналистика. Превращение российской журналистики в нечто общественно значимое обычно связывают с Русско-турецкой войной 1769-1774 годов. Считается, что Екатерина не была уверена в благополучном исходе военной кампании и придумала яркий проект, который мог бы отвлечь общество от обсуждения решений правительства. Сатирические журналы, без стеснения критикующие все, за исключением действий императрицы, казались верхом смелости и глотком свободы.
Николай Новиков с азартом включился в журнальную деятельность, основанные им издания выходили, сменяя друг друга: "Трутень", "Пустомеля", "Живописец", "Кошелек". Сам Новиков был редактором, куратором, но не автором. От авторских амбиций отставной поручик отказывался в своей фирменной самоуничижительной манере. В издательском предисловии он характеризовал себя как человека ленивого, малообразованного, не способного ни к военной, ни к светской службе, ни к сочинительству, и отмечал, что пользу может принести лишь изданием чужих сочинений.
Для России сатирические журналы были делом невиданным. На их страницах можно было свободно иронизировать по поводу нравов общества, издеваться над необразованностью одних и галломанией других, насмехаться над щеголями (щеголи XVIII века имеют в XX веке аналог в виде стиляг, а в XXI веке подобных персонажей величают хипстерами) — вообще, журналы всячески развлекали почтенную публику.
Платой за право на эту смелую и веселую критику были регулярные комплименты в адрес просвещенной императрицы.
В этом искусстве Николай Иванович вполне преуспел: один из его журналов — "Живописец" — был прямо посвящен автору комедии "О время!", то есть все той же Екатерине. Во вступительном слове в первом номере Новиков сообщал читателям, что именно литературное творчество императрицы вдохновило его на это издание.
Сатирические журналы пользовались успехом, но война закончилась, а вместе с ней ушла в прошлое и свободная журналистика. Считается, что издаваемый Новиковым журнал "Кошелек" перестарался с критикой французской моды — задел то ли французских дипломатов, то ли отечественных галломанов. Это похоже на правду, но истинная причина закрытия журнала иная. Екатерина потеряла интерес к творчеству журналистов-острословов, и за короткий срок были закрыты все сатирические журналы.
Эти перемены не особенно огорчили Новикова, поскольку в работе у него имелись и другие проекты. В 1772 году вышел "Опыт исторического словаря о российских писателях" — первая литературная энциклопедия России. Спустя два с половиной века трудно себе представить, какого шума наделала эта книга. Справочник воспринимался как актуальная литературная критика, как первая попытка расставить русских писателей по ранжиру. Само собой, многие чувствовали себя обиженными и обойденными.
Тогда же Николай Новиков начал издавать материалы по истории России, и его опыты были замечены и поддержаны императрицей. Екатерина предписала, чтобы государственные учреждения беспрепятственно передавали Новикову документы, представляющие исторический интерес. Частное предприятие приобретало, таким образом, официальный статус, и в результате появилась многотомная "Древняя российская вифлиофика" (это не изысканное искажение привычного слова "библиотека", а вполне стандартный для того времени способ трансформации греческих букв).
Удивительное дело: три первых проекта начинающего издателя положили начало трем направлениям издательской деятельности — сатирической периодике, энциклопедическим словарям и многотомным публикациям исторических источников.
Университетская типография
В XVIII веке независимая общественность была практически неотделима от масонства, но писать о масонстве всегда очень сложно. Это движение чрезвычайно неоднородное. В нем было и свободное богословствование, и алхимические опыты, и служение бедным, и политические интриги, и таинственные ритуалы. Масоны создавали мифы о том, что их организация восходит к временам строительства Храма Соломона, а их противники — о всемирном заговоре масонов, стремящихся к мировому господству. Обилие мифов, замысловатость внутренней истории масонства, которое делилось на бесконечные течения,— давать краткую характеристику здесь затруднительно. Как бы то ни было,
русский XVIII век ознаменован острой конкуренцией между рационализмом, восходящим к французским просветителям, и мистическими поисками, связанными с масонством.
Николаю Новикову идеи масонов были куда ближе, чем идеи французских энциклопедистов, которым благоволила императрица. Однако к формальному членству, связанному с ритуалами, клятвами и посвящением, он не стремился. При этом одно из масонских течений очень хотело иметь у себя менеджера, способного придумывать и сопровождать сложные просветительские проекты. Новиков согласился стать членом масонской ложи, но поставил ряд условий, которые были приняты. Он не связывал себя никакими клятвами и обещаниями и получал право выйти из ложи в случае, если деятельность общества окажется противной его совести. К тому же новый член занял в ложе довольно высокое положение, разом перемахнув через несколько ступеней иерархической лестницы.
Дружеские связи, обретенные в масонской среде, давали возможность совместить журналистику с благотворительностью. Доходы от ежемесячника "Утренний свет", к изданию которого Николай Новиков приступил в 1777 году, шли на поддержание Екатерининского и Александровского училищ для детей из бедных семей и сирот. Основателями этих заведений были Новиков и его друзья-масоны. Журнал пропагандировал сбор средств в пользу училищ, печатал подробнейшие отчеты о пожертвованиях и всячески поддерживал педагогические методы, которыми пользовались преподаватели. Например, в одном из номеров содержится рассказ о том, как дети в течение месяца добровольно отказывались от завтрака и ужина, чтобы передать сэкономленные на продуктах деньги тем, кто нуждается еще больше. Кажется, это первая в истории России благотворительная пиар-кампания с участием детей.
Масонские связи давали и другие возможности. В 1779 году Николай Новиков отправился в Москву в качестве антикризисного менеджера, способного реанимировать убыточную типографию Московского университета. Типография откровенно прогорала. Выпущенные книги пылились в лавке, а газета "Московские ведомости", которую также издавал университет, с трудом достигала тиража 600 экземпляров. Положение нужно было исправлять, и куратор университета, поэт и масон Михаил Херасков предложил Николаю Новикову взять типографию, книжную лавку, а заодно и "Московские ведомости" в аренду на десять лет. Отказаться от этого предложения азартный Новиков не смог и ввязался в эту издательскую авантюру, заплатив 4500 руб. арендной платы.
При очевидной деловой хватке Николай Иванович Новиков не был издателем-коммерсантом, нацеленным на извлечение прибыли. Его сверхзадачей было воспитание образованных и деятельных людей, которые в будущем могли бы преобразить страну. При этом, говоря об образовании, Новиков имел в виду в основном не естественные науки, а философию и моральное учение с налетом мистицизма. Именно ради этого Новиков и его единомышленники печатали книги, переводили иностранных авторов, оплачивали обучение талантливых молодых людей в университете.
Не знавший иностранных языков издатель благоговел перед идеей перевода. Благодаря его энергии и средствам на русский язык было переведено огромное количество текстов.
Издания тех лет отличались поразительным разнообразием — от "Золотого осла" до "Потерянного рая", от немецкой грамматики до сочинений Иоанна Златоуста.
Новаторским здесь было практически все. Именно благодаря переводчикам новиковского круга на русском впервые появились сочинения отцов Церкви. После Новикова эта работа возобновилась лишь в 1843 году, тогда за нее взялась Московская духовная академия.
"Значительный капитал для осуществления моей идеи..."
Практически сразу вокруг университетской типографии стал формироваться кружок идеалистов, которые мечтали воспитать поколение энергичных и образованных людей. Здесь были весьма колоритные личности. Например, выпускник Киевской духовной академии Семен Иванович Гамалея, который отказался от трехсот душ, пожалованных ему за безупречную службу, заявив, что 300 душ ему ни к чему, поскольку он не знает даже, что делать со своей одной. Или профессор немецкого языка Иван Григорьевич Шварц, обрусевший немец, получивший образование в университетах Галле и Йены и бредивший просветительскими проектами.
Совместными усилиями Шварца и Новикова было создано неформальное "дружеское ученое общество", которое пыталось найти средства для того, чтобы талантливые ученики семинарий имели возможность учиться в университете. Сначала денег хватало на обучение только одного студента, но потом количество стипендиатов увеличилось. Николай Новиков давал молодым людям работу — поручал переводить европейских авторов, а переводы потом печатал в своей типографии. Постепенно вокруг Новикова и Шварца сложился кружок просвещенной молодежи. При книжном магазине Новиков открыл первую в Москве библиотеку, вокруг которой также стала группироваться читающая публика.
Преподавателей и переводчиков не хватало, и их старались готовить прямо на месте. В 1782 году "Московские ведомости", издателем которых был, как мы помним, Новиков, поместили объявление, что неизвестный благотворитель учреждает "Переводческую семинарию", где на свои средства будет содержать шестерых студентов. Предполагалось, что, выучив язык, молодые люди будут готовить новые переводы для издания. Пример "неизвестного благотворителя" оказался заразительным, и вскоре нашлись желающие обеспечить подготовку еще десяти переводчиков.
Проекты новиковского кружка нуждались в деньгах, притом в больших деньгах. Случайных мелких пожертвований явно не хватало. Но Ивану Шварцу удалось кардинальным образом решить финансовые проблемы проекта. Произошло это случайно. В 1781 году Шварц получил место воспитателя в доме отставного гвардейца Петра Татищева, человека богатого и не склонного к благотворительности. Но красноречие Шварца сотворило чудо, и Татищев направил на деятельность новиковского кружка значительную часть своего состояния. Шварц был счастлив. "Колумб, завидевший землю, не мог радоваться более меня, когда в руках моих очутился значительный капитал для осуществления моей идеи",— говорил он.
Появление серьезного спонсора сразу же повысило статус новиковских проектов. Появились и другие жертвователи, считавшие участие в новиковских предприятиях главным делом жизни. Так, например, сын стремительно разбогатевшего ямщика Г. М. Походяшин передавал Новикову огромные суммы для помощи голодающим и на просветительские проекты. После ареста Новикова Походяшин оказался полностью разорен. Однако до самой смерти благоговел перед Николаем Ивановичем и умирал, глядя на его портрет.
Новиковские издания печатались в университетской типографии, где Николай Иванович, как уже говорилось, был арендатором, а не собственником. Но после того как в 1783 году Екатерина II издала знаменитый указ о вольных типографиях, который допускал частных лиц к издательскому делу, "дружеское ученое общество" открыло в Москве еще две типографии. А в 1784 году все эти заведения были объединены в Типографическую компанию. Это было первое в России вольное издательство, принадлежащее не частному лицу, а товариществу. Первоначальные взносы учредителей составили 57 500 руб. Возглавлял предприятие Николай Новиков. Он же вел дела с сочинителями и переводчиками, самостоятельно оценивал рукописи.
Компания процветала, хотя сейчас уже довольно трудно понять, какова здесь роль собственно доходов от продажи книг, а какова — помощи жертвователей. Четкой границы между бизнесом и благотворительностью Новиков явно не проводил. Например, есть свидетельства, что он
заказывал перевод одной и той же книги двум, а то и трем переводчикам, щедро расплачивался со всеми, а затем печатал лучший, по его мнению, вариант, а остальные уничтожал.
Делалось это для того, чтобы дать переводчикам возможность заработать и приобрести полезный опыт. Понятно, что все это требовало больших дополнительных средств и не относилось к числу рациональных трат.
"Тайна противонелепого общества..."
Излишне говорить, что кружок энергичных граждан, развивший в Москве бешеную активность, имел немало врагов. Скандалы случались более или менее регулярно. Когда вдруг выяснилось, что Николай Новиков перепечатал прописи, правами на которые владеет государство, ему пришлось заплатить штраф. В другой раз иезуиты обиделись на изданную Новиковым "Историю ордена иезуитов", пожаловались императрице и добились уничтожения тиража. Однако неприятности не ограничились материальными убытками: высочайший гнев — вещь серьезная.
Но все это были мелкие и в общем-то неизбежные неприятности. Действительно серьезной проблемой являлось то, что Екатерина II относилась к новиковскому проекту с растущим подозрением. Это было связано с несколькими моментами. Прежде всего, переписывающаяся с Вольтером императрица не жаловала масонов, презирала их обряды и мистические поиски. Материализм был ей в общем-то понятнее, нежели отвлеченные рассуждения о духовных сущностях. Да и шарлатанства в масонстве было более чем достаточно.
После скандальной высылки из России графа Калиостро в печати появилось сатирическое сочинение Екатерины "Тайна противонелепого общества", в котором она издевалась над масонством, его обрядами и тайнами. Конечно же, комедия Екатерины не была направлена непосредственно против новиковского кружка. Но недовольство становилось все более явным, тем более что престолонаследник Павел Петрович, которого Екатерина не любила и опасалась, испытывал к масонам явный интерес.
Но Новиков вызывал недовольство императрицы не только своей причастностью к масонству. Екатерину раздражало то, что стараниями Новикова и его окружения создавался какой-то новый тип общественной жизни, радикально отличающийся от всего, что было прежде.
В России общественной жизнью заведовало государство, которому дворянин служил в качестве военного или же чиновника. Право дворян на "партикулярную" жизнь было ограничено. И даже после манифеста Петра III о вольности дворянства, когда оно получило возможность выходить в отставку и жить частной жизнью, под нею подразумевалось тихое бытие пенсионера, сводящееся к ведению хозяйства, охоте, чтению и т. д.
Никакая организованная общественная деятельность вроде народного просвещения, книгоиздания для вышедших в отставку не предусматривалась и казалась чем-то подозрительным. Новиковский кружок создавал альтернативный вид социальной группы — группу единомышленников, объединенных общими идеями и взаимной симпатией, которая брала на себя функции, принадлежащие государству.
И хотя никакие законы при этом не нарушались (законодателям просто не пришло в голову запретить подобную деятельность), новиковский проект представлялся явно и глубоко антигосударственным.
Первый в истории России опыт общественной деятельности лишил Екатерину покоя. Императрица жаловалась московскому градоначальнику И. Н. Архарову, что она успешно справилась с турками, шведами и поляками, но не знает, что делать с поручиком. Сейчас, два с половиной века спустя, реакция Екатерины на деятельность Николая Новикова кажется неадекватной. Но ее можно понять. Российское государство впервые имело дело с собственными гражданами, думающими об интересах страны и имеющими собственную программу ее развития. Опыта диалога с такими объединениями людей у Екатерины не было, и привычнее было прибегнуть к репрессиям.
"Но и во всем мире были христиане такие, как Новиков..."
Николай Новиков не преследовал политических целей, старался соблюдать законы и ломал голову, чем навлек на себя высочайший гнев. Да и императрица, кажется, плохо понимала, где именно Новиков преступил закон. Естественнее всего было заподозрить его в отступлении от православия и антицерковной деятельности. Допрос Новикова на сей предмет был поручен Московскому митрополиту Платону (Левшину). Однако отзыв митрополита о Николае Новикове как о христианине был не просто благоприятным, но почти восторженным. "Я одолжаюсь по совести и сану моему донести тебе,— писал Екатерине Московский митрополит Платон,— что молю всещедрого Бога, чтобы не только в словесной пастве... мне вверенной, но и во всем мире были христиане такие, как Новиков".
Еще более интересным было мнение Платона об изданных Новиковым книгах, которые митрополит разделил на три группы. В первую вошли "книги литературные", которые следует беспрепятственно распространять. Во вторую — "книги мистические", от отзыва на которые митрополит Платон предпочел уклониться, сославшись на то, что он в них ничего не понимает и судить не готов. И, наконец, в третью группу вошли книги зловредные, развращающие и подрывающие религиозные чувства, которые следовало запретить.
Пикантность этого отзыва заключалась в том, что
митрополит уклонился от характеристики мистических и масонских изданий, но крепко осудил труды милых сердцу Екатерины энциклопедистов, которых тоже печатал Новиков.
В конце концов, мистические книги были изъяты и уничтожены, а труды осужденных Платоном энциклопедистов преспокойно продавались.
Не будем утомлять читателя ходом судебного расследования по делу Новикова. Заметим только, что арестовывать не отличавшегося крепким здоровьем и воинской доблестью издателя послали майора с командой солдат, а к месту заключения его доставляли тайно, объезжая города, в сопровождении шести вооруженных гусар, трех унтер-офицеров, а также ротмистра и прапорщика.
Приговор — 15 лет в Шлиссельбургской крепости — был невероятно строгим. Современники были в ужасе от расправы над книгоиздателем, в заговорщическую деятельность которого верили немногие.
Для не отличавшегося крепким здоровьем Новикова 15-летнее заключение в крепости грозило обернуться пожизненным. Но все кончилось намного раньше. Сменивший Екатерину Павел I освободил Новикова из крепости в первый же день своего царствования. Возвращено было и подмосковное имение. Однако теплых отношений между Новиковым и Павлом I не возникло. После освобождения Николай Новиков не занимался никакой общественной деятельностью и 22 года провел в своем имении, там же жили Семен Гамалея, продолжавший работу над переводами, и вдова Ивана Шварца.
Периодически Новиков пытался составлять какие-то проекты, но контактов с представителями власти избегал. Отказавшись от знакомства с московским генерал-губернатором Ф. В. Ростопчиным, Николай Иванович, ерничая, говорил:
"Он весьма высок, а я весьма низок и прочее, так что между нами весьма высокое расстояние пустоты".
В подобном дистанцировании современники видели вызов, но Новикова это не волновало. Возвращаться в мир социальных связей он явно не стремился.