Ящеры полезли на стену
в новом фильме Чжан Имоу
Премьера кино
В прокат вышел самый дорогой в истории (бюджет — $150 млн) китайский, точнее говоря, китайско-американский фильм "Великая стена", поставленный Чжан Имоу, который на протяжении последних 30 лет олицетворяет для всего мира кино Поднебесной. МИХАИЛА ТРОФИМЕНКОВА "Великая стена" навела на размышления о справедливости законов термодинамики в приложении к кино.
Грешным делом, услышав, что Чжан Имоу снимает фильм под названием "Великая стена", я решил, что речь идет о канонизированной в Китае обороне Великой стены 1933 года. Этот режиссер уже обращался к войнам, обескровливавшим его родину на протяжении всей первой половины ХХ века, в фильмах "Красный гаолян" (1987), "Жить" (1994), "Цветы войны" (2011). Кому, как не ему, иллюстрировать главу из школьного учебника истории, повествующую о китайских солдатах, зачастую вооруженных одними мечами, но на протяжении пяти месяцев отбивавшихся от японских агрессоров.
Если бы так. Суть "Великой стены" американские критиканы, надо отдать им должное, исчерпывающе сформулировали, окрестив фильм "Ковбои против пришельцев 2". На экране — как бы первая половина XI века, царствование императора Жэнь-цзуна. Современникам оно запомнилось как редчайший в истории Китая мирный период. Чжан Имоу исправил эту аберрацию исторического зрения. Нет, именно тогда Китай выдержал самое страшное в своей истории нашествие. Не каких-то там кочевников, а кошмарных инопланетных тварей. Пусть мелких, но размножающихся почти что почкованием. Пусть напоминающих дешевых резиновых ящеров, но немыслимо прожорливых.
Свою священную войну с ящерами солдаты "Безымянного ордена" держат от всего человечества, за выживание которого, собственно говоря, и сражаются, в тайне столь же глубокой, как тайна "черного пороха". Погоня за этим оружием массового поражения привела к стене отпетых европейских авантюристов Уиллема (Мэтт Деймон) и Перо (Педро Паскаль). Поначалу они проповедуют западные псевдоидеалы индивидуализма и рыночной экономики. Но под испепеляющим взором главнокомандующей Линь (Цзин Тянь) Уиллем за какие-то десять минут перевоспитывается и начинает страстно вожделеть героической и бескорыстной смерти. Перо для контраста приходится пару раз дать по голове, чтобы он тоже начал хоть что-то кумекать про смысл жизни.
Что до зрелищной стороны этой битвы ради жизни на земле, то "Великая стена" лишний раз подтверждает справедливость законов термодинамики в применении к кинематографу. Чем размашистее бюджет, чем ослепительнее трейлеры, тем вероятнее, что, просмотрев их, вы получите более чем исчерпывающее представление о фильме. Воздушные пируэты женского спецназа "Журавли" смотрятся гораздо эффектнее, когда они сведены к дайджесту спецэффектов, а не обрамлены столь же многозначительными, сколь и бессмысленными диалогами о долге и чести.
Но даже фэнтези, даже самое примитивное — а "Великая стена" именно что примитивное фэнтези,— должно подчиняться хоть какой-то логике. Конечно, нормальные китайцы не суетятся, а спокойно сидят на пороге своего дома в ожидании, когда по реке проплывет труп врага. Но в фильме огромное китайское войско сидит на стене, ожидая, когда — а происходит это по расписанию раз в 60 лет — на них обрушатся чудища, с каждым разом не только все более многочисленные, но и все более наблатыканные в тактике и стратегии.
Объяснить это можно тем, что китайцы считают агрессоров небесной карой, постигшей человечество за алчность. Логическая связь между алчностью чиновников и падением звериного то ли метеорита, то ли НЛО неочевидна, но пусть так. Страньше то, что все участники конфликта страдают топографическим кретинизмом. Наемники убегают от преследующих их кочевников на север, но неизвестным науке способом выходят к стене как раз с северной стороны. Ящеры 200 лет плющат свои тупые лбы о кирпичи стены, вместо того чтобы "встать к лесу передом", то есть ломануть на север, где много вкусных кочевников и мохнатых лошадок, оленей и оленеводов, а там глядишь, и посадских людей, и деликатесных европейцев. Китайцы, преуспев в фортификационном искусстве, даже не догадываются, что на любую хитрую стенку найдется подкоп.
И, хотя мораль фильма как бы заключается в превосходстве восточных надперсональных ценностей над гнилыми западными, родина легендарных изобретений выставлена в уничижительном свете. Что толку от массового производства воздушных шаров, если их практическое применение оборачивается эффектным самосожжением на взлете. Что толку в "черном порохе", если применять его против тварей гомеопатическими дозами и только после того, как лучшие кадры "Ордена" не менее эффектно погибнут в рукопашной с монстрами,— тоже вид суицида.
Репутация Чжан Имоу страхует его от оценки "Великой стены" как творческого самоубийства режиссера. Судьбу рекордного бюджета легко объяснить: ящеры слопали. Ну а те, кто не догадывался, что китайцев очень много, а Великая стена очень высокая, узнают об этом: хоть какую-то пользу фильм принесет.