Никита Аронов и Евгений Гурко познакомились с потомком Суворова и его хозяйством

Потомок дворянского рода выкупил усадьбу предков, восстановил ее, поселился и рассказывает туристам об истории своей семьи. За возрождением усадебного быта наблюдал "Огонек"

Разгоряченные борзые жадно едят снег и снова рвутся со сворок в погоне за механическим зайцем. Заяц — сплошная условность: пятилитровая бутылка с опилками, к которой привязан пучок полосатых лент. Собаки это и сами понимают, потому что они-то умные, охотничьи. Каждую осень их выводят на окрестные пашни ловить зайца-русака. Поля эти давно уже принадлежат не барину, а агропредприятию "Новый путь", да и собаки не барские, а кинолога Анны, которой выделили в пользование усадебную конюшню для привлечения туристов. Но барин самый настоящий — прямой потомок графов Зубовых, дворян Леонтьевых и самого генералиссимуса Суворова.

С виду хозяин усадьбы "Воронино" Сергей Леонтьев похож скорее на строителя или отставного военного. Он служил в армии, учился на военно-прикладном факультете МАИ, любит рыбалку и авторскую песню. До перестройки работал на оборонном предприятии, потом был челноком, а на рубеже веков запустил завод по производству отделочного камня. Отсюда и деньги на усадебный быт.

Мы пьем чай, подаренный гостившими здесь французами из дворян-эмигрантов. На итальянском ампирном столе электрический чайник, джем в пластиковом тюбике, карамельки. За окном балкон, откуда открывается вид на парк, пруды и рощу у фамильного склепа.

— Вообще-то здесь должна была быть наша с женой спальня, но мы решили, что она для нас слишком большая. Так что получилась чайная комната,— Сергей Александрович, даже обретя родовую усадьбу, так и не обзавелся барскими замашками.

Падение дома Леонтьевых

Леонтьевы ведут свой род от золотоордынского мурзы Батура. С XV по XIX столетие семья дала России пару десятков воевод и генералов, нескольких губернаторов и мыслителя-славянофила Константина Леонтьева.

К фамильному поместью "Воронино", что недалеко от Ростова Великого, относилось пять деревень, где на рубеже XVIII и XIX веков жило полторы тысячи душ крепостных. Именно тогда Михаил Иванович Леонтьев построил в усадьбе большую барочную церковь и разбил парк с четырьмя каскадными прудами. Здесь устраивали пикники с катанием на лодках, держали охоту. В общем, вели обычную жизнь богатых помещиков. И пруды, и парк, и господский дом успешно пережили советскую власть, но Леонтьевым, потомкам расстрелянного врага народа и жильцам коммуналки, было не до родового имения.

— Бабушка уехала отсюда сразу после Октябрьской революции, ей было три годика. По дороге в теплушке она заработала сильный ревматизм. Для нее это всегда были тяжелые воспоминания, и мы старались не расспрашивать,— рассказывает Сергей Леонтьев.

Его прадед, Сергей Михайлович, работал во Временном правительстве товарищем, то есть заместителем, министра внутренних дел Львова. Он признал Октябрьскую революцию, его несколько раз арестовывали, раз за разом понижая в должности. Финал закономерный — 1937 год, Бутовский полигон. Бабушка всю жизнь прожила с клеймом дочери врага народа, работала то лифтером, то уборщицей.

"Воронино" национализировали сразу после революции. В музей Ростовского кремля вывезли мебель, фарфор, картины, одних книг 3 тысячи томов. В 2005 году Сергей Александрович ходил на выставку посмотреть на фамильное добро.

От собственной 13-комнатной московской квартиры на Новинском бульваре за Леонтьевыми оставалась одна комната. Да что там квартира — советская власть умудрилась уплотнить даже семейную могилу на Новодевичьем кладбище: подложили пару ответственных работников.

Конечно, бабушка иногда рассказывала что-нибудь из семейной истории. Так, в 6-м классе Сережа Леонтьев узнал, что прадед его прадеда, Иван Сергеевич Леонтьев,— герой 1812 года. В школе как раз проходили "Бородино", и он решил поделиться открытием с классом.

— Ну, герой и герой, сказали, садись. Так я понял, что никому это не интересно. А попробовал бы я в армии вспомнить, что потомок Суворова? Да я бы из нарядов не вылезал!

В СССР наследники дворян Леонтьевых стали советскими людьми. Даже в церковь никто в семье не ходил. Это сейчас Сергей Александрович с супругой собираются обвенчаться в Воронино в часовне, которую он поставил на месте разрушенного большевиками храма. Фактически он не только усадьбу восстанавливает, но и собственную связь с предками.

Кое-что от былой славы, конечно, всегда оставалось: фотографии, дамские альбомы, килограммовая печать горного хрусталя с гербом графов Зубовых. Отец Сергея Леонтьева в детстве таскал ее в школу, чтобы с ребятами пластилин запечатывать. В семье хранился локон Суворова, который он, уходя в Итальянский поход, оставил дочери, его гребень с поломанными зубьями, платок и бумажная ленточка с отметкой о росте суворовской дочери. В 1942 году, чтобы укрепить боевой дух советского народа, устраивали большую суворовскую выставку. Предметы забрали под расписку, потом честно вернули.

— Прабабушка написала заявление с просьбой разрешить им, как потомкам Суворова, построить перегородку в комнате. Как потомкам Суворова разрешили. И даже выделили кубометр дров.

Теперь реликвии выставлены в семейном музее на первом этаже усадьбы. Здесь же девичьи альбомы прапрабабушек, чей-то лорнет, копии картин, ныне хранящихся в Ростовском кремле, русские палаши, найденные швейцарцами в районе Чертова моста, портреты и скульптуры Суворова, документы из семейных архивов.

Барские развалины

— Когда я впервые приехал в Воронино в мае 2004 года, тут были две колеи вместо дороги и табличка — "Пионерский лагерь "Дружба"". Но сразу спокойствие на душе разлилось, как будто к себе домой приехал. Наверное, генетическая память,— вспоминает барин.

Родовая усадьба нашлась случайно.

— Мы строили новый завод в Одинцово и обсуждали, в какой цвет его покрасить. Тут заходит моя секретарша с каким-то журналом из приемной и шутливо говорит: "Чего вы думаете: усадьба дворян Леонтьевых покрашена в голубой цвет — так и вы красьте". Показывает журнал, и я вижу усадьбу с прадедушкиных фотографий, превращенную в пионерский лагерь!

Оказалось, что дом и земля как раз выставлены районом на реализацию. Наследник рода сразу понял: надо покупать.

— Я никогда не хотел обзаводиться недвижимостью. Но так жалко было, что усадьба пропадет. Купит кто-нибудь другой и настроит бараков. А сюда столько души вложено моими предками!

В общем, барин дождался, пока фамильное поместье подешевело на 15 процентов, и отдал деньги — около полутора миллионов рублей. Но это было только начало. Усадьба превратилась в перманентный источник расходов.

— Если бы строительство и благоустройство я заказывал у специалистов, они обошлись бы мне в сотни миллионов рублей. Но я сам все работы организовывал, поэтому потратил, конечно, меньше.

Дом-музей

Перед усадьбой жгут уже пятую за эти выходные Масленицу. На этот раз для группы пенсионеров-дорожников из Москвы. Когда чучело догорает, лихо подкатывает таджик Ислом, местный конюх.

— Туризм и гостевые дома — единственный способ как-то наладить самоокупаемость. Это больная тема для всех владельцев исторических усадеб,— рассказывает Сергей Леонтьев.— Но некоторые умудряются даже прибыль получать.

В "Воронино", правда, пока сплошные убытки. Коммунальные расходы и зарплаты съедают по полмиллиона рублей в месяц. А два гостевых дома заполняются только летом и отчасти по выходным.

В силу понятных причин в России почти не осталось жилых усадеб. Но "Воронино" — именно жилой дом, куда вас пускают как гостей. Для посетителей открыт только первый этаж — тут музей и небольшой зал для танцев. Лестницы перегорожены красной бархатной лентой: сюда нельзя, частные покои.

В закрытой от посторонних глаз части Сергей Леонтьев разместился с полным комфортом. В цокольном этаже у него бильярдная и столовая. Наверху несколько спален с санузлами: для семьи и гостей. И своя, не для посетителей, диорама Бородинской битвы, посвященная подвигу кирасирского полковника Ивана Сергеевича Леонтьева. Если включить звук, начинают грохотать пушки, а герои 1812 года обещают не посрамить честь воинскую. Текст написал сам Сергей Александрович.

— Рад бы я себя почувствовать барином, спать до обеда, — признается хозяин.— Только в Воронино это не получается. Приезжаю каждые выходные, но за все время отдыхал два раза. Вот сейчас с вами общаюсь, а в голове крутится проект электрики для бального зала.

Управляющий Дмитрий ведет по дому вечернюю экскурсию. Сергей Александрович подключается и начинает увлеченно рассказывать об усадьбе, о семье, о Февральской революции, которую осуждает...

Возвращение барина

Поначалу новый хозяин мечтал, что при барском дворе, как в старину, будут всякие мастерские: столярные, кузнечные, чтобы сувениры делать.

— Но оказалось, что мастеровых в этих краях нет. Те, кто не пьет, те в Москве работают или уехали какие-нибудь мосты строить,— разводит руками Сергей Леонтьев.— Местным я много раз предлагал работу. Механизатор тут в совхозе в страду примерно 15 тысяч в месяц получает. Я ищу человека работать с техникой за те же 15 тысяч, но круглый год. Никто не идет.

У крестьян своя логика.

— Работала я там год горничной за 8-10 тысяч. Больше не пойду, буду лучше домом и скотиной заниматься,— говорит жительница села Воронино Ольга.

Сотрудников приходится привозить издалека. Завхоз Александр — москвич, управляющий Дмитрий — бывший руководитель ростовского отдела по туризму. Территорию обслуживают гастарбайтеры из Средней Азии. Летом во время гуляний азиатов одевают в матросские костюмы — катать гостей на лодках.

Работники из Донецка уже начали обзаводиться в Воронино собственными домами.

— Мой муж Саша здесь с самого начала строительства. Когда началась война, Сергей Александрович сказал ему: привози семью и детей, дам тебе две комнаты,— рассказывает буфетчица Вероника.— Одну выделил просторную, с душем и туалетом, вторую — через стенку — для детей. Вот такой это человек.

Сергей Леонтьев и трудоустроил, и с гражданством помог. Александр работает сантехником и охранником, Вероника — буфетчицей и старшей горничной. Сын учится в сельской школе, а дочка Катя уже окончила девятилетку и поступила в Ярославле в техникум. Когда заканчивала учебу, барин предложил устроить выпускной прямо в усадьбе. Даже за еду ни с кого из ребят денег не взял.

Муж и жена выкупили участок у автобусной остановки и начинают потихоньку строиться. Мечтают забрать с Донбасса мать и сестру. Рядом обживается невестка Вероники, Лиля. Она работает администратором. В Воронино, где и магазин закрылся, и автобус приезжает только по средам, впервые за долгие годы появились новые жители.

Барин и о крестьянах заботится. Например, в усадебный парк деревенских с детьми пускают бесплатно (без детей не пускают, чтобы не пьянствовали). В усадебном кафе местные покупают пиво и мороженое.

— Живу теперь здесь все равно, что в городе. Огни кругом, автобусы постоянно,— делится пенсионерка Алевтина Васильевна.— А свадьба у его дочки была, я аж перепугалась — такие фейерверки запускали.

Начинает темнеть. С крыльца Алевтины Васильевны видно, как за дорогой, за проводами, за оградой, фамильным склепом и парком загораются огни на втором этаже господского дома. В той самой комнате с балконом. Видимо, барин поднялся к себе, налил чай из электрического чайника и рассчитывает схему электропроводки для бального зала.

Фото: Евгений Гурко

Текст: Никита Аронов