В прокате "Тони Эрдманн" Марен Аде

Премьера кино

"Тони Эрдманн" вышел в российский прокат девять месяцев спустя после каннской премьеры и аккурат накануне вручения "Оскаров". Девятимесячный срок оказался проверочным: картина режиссера Марен Аде, еще в зародыше испытавшая коварство судьбы, заново родилась для долгой жизни, убежден АНДРЕЙ ПЛАХОВ.

Коротко говоря, "Тони Эрдманн" — кино о том, как тает лед в отношениях между старым отцом и взрослой дочерью, как под доспехами неуязвимой бизнес-леди начинает биться живое сердце. Но в том-то и дело, что Марен Аде коротко не говорит: фильм длится 2 часа 42 минуты — и все это время совершенно продуктивно использовано для того, чтобы превратить камерную драму в большое полотно современной жизни.

Эта жизнь в обществе победивших либеральных ценностей устроена почти идеально и отлажена как часовой механизм. Инес — карьерная, бездетная и вполне сексапильная блондинка под 40 — плоть от плоти этого зарегламентированного офисно-делового мира, где отдушиной оказываются разве что секс и кокаин в умеренных дозах. И даже рудименты женственности используются главным образом как инструменты для заключения более выгодной сделки. Марен Аде не боится прослыть занудой, подробно живописуя эту рутину, подчиненную деловому и светскому этикету.

Винфреда — своего отца, провинциального учителя музыки, которому нефиг делать на пенсии,— Инес не то чтобы похоронила, но отодвинула на периферию как столь же неизбежный, сколь необязательный элемент. Однако Винфред появляется в первых же кадрах фильма — и сразу начинает чудить, напяливая фриковский лохматый парик и вставляя гротескную искусственную челюсть. А потом под видом некоего Тони Эрдманна начинает преследовать дочь, карикатурно внедряясь в самые деликатные ситуации и подвергая риску не только ее бизнес, но и ее неуязвимый имидж.

Самая существенная часть фильма разыгрывается не в Германии, а в Румынии, куда героиня командирована как спец по оптимизации. Именно в периферийной стране, рвущейся в Евросоюз, ярче всего проявляется кризис капитализма на макро- и микроуровнях — особенно разительным оказывается контраст хайтековского стиля "колонизаторов" с бытом и нравами румынской глубинки: символом последних оказывается любовно обустроенный деревенский сортир.

Инес играет Сандра Хюллер: эта абсолютно выдающаяся роль предоставляет актрисе два бенефисных выхода — когда ее героиня встречает гостей вечеринки обнаженной и когда неумело затягивает старый шлягер Уитни Хьюстон. И то и другое — свидетельства того, что Инес, вопреки своей воле, заражается отцовской игровой стихией. Что касается Винфреда, его играет актер театрально-телевизионной школы Петер Симонишек — и это тоже замечательное воплощение. Кое-какие из своих доморощенных шуточек и приколов он позаимствовал у телешоумена Хапе Керкелинга (который, например, однажды едва не прорвался на встречу с президентом Германии, нарядившись голландской королевой Беатрикс).

Трагикомические попытки родителей вернуть отдалившихся детей — один из ключевых сюжетов современного кино (возьмите хотя бы "Хульету" Педро Альмодовара). "Тони Эрдманн" поднимает эту тему на новый уровень. Высвобождение героев фильма из плена политкорректного автоматизма происходит через розыгрыш, притворство, маскарад, поиски "внутреннего идиота" (любимая идея Ларса фон Триера), через вампирские зубы, которые дочь вслед за отцом надевает, а потом вынимает изо рта. Надо побывать в шкуре вампира, чтобы опять стать человеком. Выход за пределы омертвевшей нормы (то, что именуется безумием или трансгрессией) — единственный способ очеловечить ходячий бизнес-автомат. Причем все это — не цель, а лишь средство. Уже в середине фильма Инес задает нетипичный для себя вопрос: "Папа, зачем жить?", а к концу получает немудреный, но точный ответ. Отец вспоминает, как когда-то учил маленькую дочку кататься на велосипеде и ждал на автобусной остановке. "Может, ради таких мгновений и стоит жить",— говорит он, и это после серии клоунских эскапад совсем не звучит сентиментально.

"Тони Эрдманн" — фильм удивительной и парадоксальной судьбы. Женщины-режиссеры уже не считаются меньшинством, однако лишь немногим удается попасть в каннский конкурс. Нечастые гости в нем и немцы. "Тони Эрдманн" сломал шаблон: фильм режиссера из Германии, которого зовут не Вим Вендерс и к тому же этот режиссер — женщина. Марен Аде удостоена такой чести первой из фигурантов "берлинской школы", которую вне Германии не спешат признать значимым международным явлением. Это редкая картина, на которой снобистская публика каннского пресс-зала не только смеялась, но и аплодировала по ходу просмотра, а на следующий день критики выставили ей самые высокие оценки. А в кулуарах признавались: впервые поняли, что молодое немецкое кино — не миф, придуманный коллегами, а немецкая комедия — не обязательно синоним пошлости.

Снобизм в Канне проявило жюри, проигнорировав "Тони Эрдманна". Некоторые критики тоже сочли картину перехваленной. Так бывает: бурные восторги на раннем этапе жизни фильма вызывают отторжение — особенно у тех, кто не был свидетелем триумфа. Самое забавное, что некоторые апостолы "берлинской школы" обиделись за нее, полагая, что "Тони Эрдманн" — слишком мейнстримовское кино для того, чтобы представлять столь утонченное явление.

Фильму, как видим, достались не только аплодисменты, но и оплеухи. Однако он уже набрал энергию ускорения, и его движение никаким скепсисом не остановить. В Голливуде готовят ремейк "Тони Эрдманна" с Джеком Николсоном. Этот фильм стал таким же имиджевым для немецкого кино, как "Амели" для французского, и даже итоги "Оскара" не могут этого факта ни изменить, ни отменить.