27 февраля исполняется два года со дня убийства Бориса Немцова. По оценкам независимых экспертов, на вчерашний марш памяти политика вышло около 15 тыс. москвичей. Обозреватель «Коммерсантъ FM» Станислав Кучер размышляет о значении этой цифры.
Марш памяти Немцова, выход в российский прокат посвященного ему фильма «Слишком свободный человек», освобождение Ильдара Дадина — эти три события минувшей недели объединяет одно: они стали реальностью благодаря упорству неравнодушного меньшинства. Тех, о ком мой школьный приятель, ныне офицер ФСБ, еще в 2011 году сказал: «Это люди со стержнем. Я их не люблю и не понимаю, но я не могу таких не уважать». Когда таких людей много, они меняют страну. Когда их мало, они напоминают о том, что страну можно изменить.
К Бульварному кольцу, по которому проходило шествие памяти Немцова, я подъехал на такси. По словам водителя, я был третьим, кого он за последние полтора часа сюда привез. «Похоже, вы все-таки сами приходите», — заметил на прощание таксист. «В смысле?», — не понял я. «Ну, то есть это все не Госдеп организует. Госдеп же теперь типа тоже наш», — и таксист рассмеялся собственной шутке.
Помимо журналистского, у меня есть удостоверение члена СПЧ, оно иногда помогает услышать что-то интересное из уст стражей порядка. «Сколько, по вашим оценкам, собралось на этот раз?», — спросил я у лейтенанта из оцепления. «Тысяч десять-двенадцать точно будет», — уверенно ответил лейтенант. Через пару часов его начальство официально объявило, что в марше участвовали 5 тыс. человек. Организаторы сообщили о 20 тыс. Независимые эксперты назвали цифру 15 тыс.
«Подумаешь», — скажет кто-то, — «Все равно это ничтожно низкие цифры для 15-миллионной Москвы». А теперь вопрос. Могли люди, которых принято называть нейтрально-обобщающим термином «власть», вообще запретить марш имени человека, который даже после смерти, безусловно, продолжает их раздражать, хотя бы потому что при жизни открыто против них боролся? Могли, но не стали. А не стали, уверен, потому что поняли: это «ничтожное» и «ничего не решающее» (как его любят называть в федеральном эфире) меньшинство все же достаточно упорно в борьбе за свои ценности. И лучше признать право 15 тыс. человек почтить память политического противника Кремля на московских бульварах, чем шумно разгонять несанкционированный митинг нескольких тысяч где-нибудь на Манежной площади.
Когда речь идет не о стаде, а о личностях, разница в 5-10 тыс. имеет значение. Эти люди добились своего права на этот марш. То, что он состоялся, можно назвать уступкой, а можно — доброй волей той самой власти. Но, в любом случае, это победа тех, кто хочет, чтобы Немцова помнили. Они сумели сделать так, чтобы их услышали.
Как сумели добиться своего Вера Кричевская, Михаил Фишман и все, кто помогал делать и распространять фильм «Слишком свободный человек». Сегодня этот действительно важный документальный фильм (который, кстати, не только о Немцове, но и в принципе о том, как устроено государственное управление в России) собирает аншлаги в 30 кинотеатрах страны от Якутска до Калининграда. Могли его авторы вообще не браться за кино о Немцове, мотивируя это тем, что «все равно его у нас нигде не покажут», или, сняв фильм, сосредоточиться на показах за границей, убеждая себя и планету в том, что в сегодняшней России прокат невозможен? Конечно, могли. Возможно, такой путь стоил бы им меньших усилий и нервов. Но они решили показать кино именно на своей родине, в российском государстве. И это государство почему-то взяло и выдало фильму прокатное удостоверение. Можно долго рассуждать о причинах, но лично для меня главный ответ на вопрос «почему?» звучит так: потому что Фишман и Кричевская сняли этот фильм и захотели показать его именно в России.
О возможностях упорного меньшинства в истории с Ильдаром Дадиным я уже говорил осенью, когда неравнодушные граждане показали: объединяться способны не только те, кто призывает запретить выставку Стерджеса. Именно поэтому сейчас Дадин на свободе, и есть все шансы, что статья, по которой его посадили, будет отменена.
Можно с кривой гримасой или безнадежной усмешкой сетовать на то, что в сегодняшней России у свободных граждан нет будущего. А можно верить в себя, делать то, что считаешь необходимым и однажды добиться того, чтобы с тобой считались.