Ольга Алленова о том, как парламентские выборы могут изменить политическое устройство Абхазии

В парламентских выборах в Абхазии участвует экс-президент Александр Анкваб — он по-прежнему влиятелен, и его поддерживают оппозиционные силы, которые за последние два с половиной года изрядно попортили крови действующему президенту Раулю Хаджимбе. Уличные акции протеста, которые чуть не переросли в серьезное противостояние у стен МВД; референдум о недоверии президенту, который хоть и был признан несостоявшимся из-за малочисленности, но шуму наделал; политические дебаты в СМИ, которые все еще не полностью подконтрольны президенту,— это далеко не полный список заслуг абхазской оппозиции.

Собственно, затянувшийся в Абхазии политический кризис можно было бы тоже назвать ее заслугой, если бы он не был предрешен еще в те дни, когда нынешняя оппозиция была властью, а нынешняя власть — оппозицией. Напомню, что в начале лета 2014 года президент Анкваб покинул свой пост в результате госпереворота: после серии митингов большая группа людей блокировала администрацию и начала прорываться внутрь, президент принял решение покинуть здание, после чего заявил о сложении полномочий. Потом провели выборы, которые должны были вернуть в легитимное русло политический процесс, и сейчас в Абхазии не принято называть переворотом то, что случилось у здания администрации президента два с половиной года назад. Но суть от этого не меняется: в результате выборов люди учатся побеждать в политической борьбе, а в результате переворотов они осваивают лишь язык переворотов. Поэтому в последние годы Абхазию лихорадит: оппозиция не может простить своего поражения и при каждом удобном случае напоминает президенту Хаджимбе о том, каким образом он пришел к власти; президент все понимает и, очевидно, боится повторить судьбу своего предшественника; а избиратель устал и все реже приходит на выборы. Все это сопровождается то ли вялым, то ли подчеркнуто вялым интересом со стороны Москвы, которая время от времени хоть и приглашает абхазского президента в Бочаров Ручей, но с финансированием дружественной республики затягивает до неприличия. Когда денег долго нет, в Абхазии начинают гадать: чем опять недовольна Москва и чего же она ждет от Абхазии? Разрешения на продажу земли и недвижимости россиянам? Абхазы на это не согласны, потому что боятся ассимиляции и снижения уровня жизни коренного населения. Или согласия на использование ныне мертвой железной дороги, связывающей Россию и Закавказье через Абхазию? У этой дороги огромный геополитический потенциал, уже много лет в экспертных кругах обсуждается перспектива ее запуска, но все упирается в абхазо-грузинский конфликт: грузины согласились бы открыть дорогу при условии, что ею будут пользоваться в том числе и грузинские граждане, абхазы же, закрыв свою республику для Грузии, на это категорически не пойдут. А России все нужнее эта стратегическая артерия, которая могла бы не только связать ее с Арменией, но и позволить ей уверенно чувствовать себя на Южном Кавказе.

А может быть, Россия хотела бы предложить Грузии ту часть Абхазии, которую отсекает от Сухума река Кодор, в обмен на некие геополитические уступки? Ведь Грузия продолжает уверенно сотрудничать с евроатлантическими структурами, а в Москве этому не рады.

На самом деле регулярные проблемы с финансированием могут быть вызваны всего лишь состоянием российского бюджета. Но самые невероятные предположения обретают вес и множатся, потому что в российско-абхазских отношениях нет прозрачности и, прямо скажем, реального партнерства. Встречи российского и абхазского президентов практически не освещаются в СМИ, а если о них и сообщается, то как бы между делом; из Москвы в Сухум наезжают регулярно лишь чиновники из администрации президента РФ (они непубличны, о содержании их визитов знают избранные); при всем этом Москва вообще заметно меньше стала говорить о маленькой дружественной республике. Собственно, это вполне объяснимо — в Абхазии стоят российские военные, Сухум находится в прочной орбите Кремля, а раздражать западную общественность напоминанием о признанных Россией территориях Москва не хочет — слишком горячий прецедент. Но простому абхазскому избирателю трудно понять, чем нынешнее положение России в мире отличается от того, которое она имела в 2008-м. Простой избиратель помнит, что еще совсем недавно Абхазия не сходила с уст ведущих теленовостей, о ней говорили первые лица России, и ее финансировали по первому разряду. А потом вдруг Абхазия перестала быть интересной.

Но если сначала избиратель винил в этом своих лидеров и верил в то, что, сменив одного президента на другого, он добьется улучшения ситуации в отношениях с Россией, а значит, и в целом в республике, то теперь его взгляд изменил траекторию. Многие мои знакомые в Абхазии заговорили о том, что больше нельзя ждать только траншей от северного соседа и что нужно учиться зарабатывать и жить по средствам. И в этом смысле усиление роли парламента, которое было официально обещано президентом оппозиции в 2016 году и в котором теперь будет много оппозиции, может стать началом нового пути. Если, конечно, со стороны власти выборы будут честными, а со стороны оппозиции — не станут попыткой реванша.