Цена вопроса

Сергей Строкань, обозреватель

Ответ на вопрос, кто есть кто во французской политике, полученный в ходе первого тура президентских выборов, многие в России воспримут явно без энтузиазма. К недоумению по поводу того, как великая Франция могла проголосовать за этого "выскочку" Эмманюэля Макрона — неофита и насквозь искусственного кандидата неточной политической и прочей ориентации, примешивается еще одно щемящее чувство.

Это горечь от осознания того, что большая российская иллюзия под названием "Марин Ле Пен", которая грела Москву на протяжении последних месяцев, судя по всему, проживет еще совсем недолго — ровно до 7 мая, когда точки над i во Франции будут расставлены в ходе второго тура выборов. Результаты соцопросов свидетельствуют: Эмманюэль Макрон опередит Марин Ле Пен на 22% голосов.

В отличие от "кандидата-манекена" Макрона, харизматичная Марин Ле Пен, привыкшая рубить правду-матку про "зловещий ЕС" и "прогнивший политический мейнстрим" ее собственной страны, не выполнила даже программу-минимум — в первом туре она так и не сумела стать лидером. Что бы там ни говорили про то, что количество полученных ею голосов вдвое превышает число голосов, отданных 15 лет назад за ее отца Жан-Мари Ле Пена, результат Марин Ле Пен — это не успех, а провал. Провал с учетом того замаха и тех амбиций общеевропейского масштаба, с которыми она шла на выборы. Теперь выбор у нее небольшой — оставаться в "вечной оппозиции" или вовсе уйти из большой политики. Выборы-2017 подтвердили: кандидатов, идущих в президенты под брендом "Ле Пен", народ Франции не избирает.

Провал госпожи Ле Пен станет водоразделом во всей европейской политике. Еще недавно вдохновленные результатами референдума о членстве Британии в ЕС, правые популисты Старого Света готовились перейти в генеральное наступление на "общеевропейский дом". Слет ультраправых сил, прошедший в январе в немецком Кобленце под лозунгом "Свободу Европе", подтвердил: на роль неформального лидера европейских скептиков выдвигается Марин Ле Пен. В своей установочной речи перед единомышленниками она тогда пообещала, что "2017 год станет годом, когда проснется континентальная Европа". По версии госпожи Ле Пен, европейцы переживают конец одного мира и рождение другого. "Первым серьезным ударом по нашему прошлому, который вызовет "эффект домино", стал "Брексит"",— внушала своим соратникам лидер "Национального фронта".

Сегодня, когда с ультраправого проекта для Европы сошла пропагандистская пена, которую генерировала Марин Ле Пен, становится ясно, чего реально стоили все эти пафосные заявления про "рождение нового мира". Проекты будущих "брекситов" лопаются как проколотые воздушные шарики. Незадолго до несостоявшегося "Фрексита" сдулся голландский "Нексит". Ультраправая Партия свободы Герта Вилдерса, которую называли фаворитом на выборах в Нидерландах, проиграла проевропейским силам. Поражение правых популистов стало первым холодным душем для противников единой Европы, рассчитывавших на то, что вслед за "Брекситом" последует "Нексит" — выход Нидерландов из ЕС. Мечтающие вбить гвоздь в крышку гроба Евросоюза еще тешат себя надеждой на немецкую "Альтернативу для Германии" в преддверии намеченных на осень выборов в ФРГ, но в эту "альтернативу" всерьез не верит никто.

В общем, "Брексит" стал исключением из правил, а не началом новой тенденции. Понять это помогла Марин Ле Пен, погасившая волну правого популизма, которую во многом сама же и породила.