Черный понедельник
Мария Башмакова — о том, как изменил Петербург и петербуржцев взрыв в метро
3 апреля в вагоне поезда в петербургском метро произошел взрыв на перегоне между станциями "Сенная площадь" и "Технологический институт - 2". Погибли 14 человек, более 50 ранены. Следственный комитет возбудил уголовное дело о теракте (ст. 205 УК РФ). В Северной столице это первая подобная трагедия
Во вторник, когда метро снова работало, многие водители продолжали предлагать помощь. Страх перед подземкой был понятен без слов
Третий вагон опытные пассажиры выбирают, чтобы быстрее подняться наверх или сделать пересадку. Он редко бывает пустым даже в середине дня. Узел метрополитена на Сенной площади самый крупный в Санкт-Петербурге, поскольку объединяет три станции, "Технологический институт" тоже узловая станция: переход с красной на синюю линии. У обеих станций — многочисленные вузы.
В тот день синяя ветка стала черной. День был выбран не наобум: 3 апреля в Петербурге был президент России на медиафоруме, к тому же это первый день после школьных каникул. Понятно, что в городе, где находится первое лицо государства, "режим" усилен. Тем не менее планировалась двойная акция: как говорят правоохранители, взрывное устройство на станции метро "Площадь Восстания" удалось обезвредить.
Слово и дело
"Как мне домой добраться? Не знаете?! А кто знает?" — девушка в истерике бросается к полицейским у подземного перехода на Сенной площади около 6 вечера. Переход ведет в метро. Стражи порядка за оградительной ленточкой пожимают плечами.
"Куда их могли отвезти?" — к тем же полицейским подбегает мужчина, он ищет жену и внучку. "А вы на Техноложку идите — там знают,— советуют ему.— А вообще всех в Мариинскую и Джанелидзе отвезли". На тот момент еще не было списков жертв, и мне приходится трижды объяснять, как проехать в больницу: родные не отвечают, человек в шоке, а до больниц ничто не едет — только пешком.
До Техноложки 15 минут быстрым шагом. Бегу. По дороге замечаю, что кордоны полиции, машины скорой не прервали привычной жизни: торговые центры и кафе работают, зеваки снимают на телефоны первые траурные букеты у народного мемориала на Сенной площади.
Городские власти обещали бесплатный проезд на весь день. Но этот гуманный жест разделили не все перевозчики. Сама видела, как в начале шестого толпа штурмовала троллейбус N 17 у Электросилы по направлению к Сенной — первый рейс, который шел по маршруту.
— Путин же сказал: бесплатно! — возмущается парень, когда кондуктор подошла к нему с валидатором. Та оправдывается: "Но нам руководство не сообщило". Все платят. Кто-то удивляется: можно ведь позвонить начальству и спросить, надо ли брать плату сегодня. "Да боится она",— подводит черту немолодой пассажир, не отрываясь от гаджета.
Это ключевое, знаковое: как бы чего не вышло. Та же реакция у первого сотрудника полиции, с которым я говорю у "Технологического института". "Родственник, нет? Журналист? Все вопросы в пресс-центр",— рубит и отворачивается страж порядка. А вот его коллега ведет себя по-другому: объясняет, в какие больницы отвезли людей.
Когда в Петербурге после теракта закрыли все станции метро, город мигом превратился в огромную пробку. Запустили бесплатный общественный транспорт, но и он тоже встал. Западный скоростной диаметр (платная магистраль внутри города) отменил плату, многие такси возили бесплатно, хотя были и спекулянты — на любой войне находятся мародеры. Но все же отзывчивых было больше: те, кто сам был на колесах, не просто подбирали попутчиков, но и специально срывались в центр, чтобы помочь людям добраться до дома. В соцсетях создали группы: автомобилисты предлагали бесплатно подвезти в запертом городе. На некоторых заправках за бензин у волонтеров даже денег не брали. Кстати, и на следующий день, во вторник, когда метро уже опять работало, многие водители продолжали предлагать свою помощь. Общий страх перед подземкой тем, кого этот теракт застал в Петербурге, был понятен без слов.
Как Петербург стал Ленинградом
Машинист Александр Каверин управлял тем самым поездом, в котором произошел взрыв. Он не растерялся, не остановил состав: это, подтверждают специалисты, и спасло многие жизни. Отбиваясь от журналистов, измученный Каверин повторял: "Я действовал по инструкции". Но инструкции были не у всех. По словам очевидцев, пассажиры помогали эвакуировать пострадавших, прохожие старались помочь выбравшимся на землю людям — чтобы жизнь продолжалась, надо было действовать без инструкций.
Само слово "теракт" прозвучало не сразу: как будто ждали указаний свыше. Все стало окончательно ясно, когда за полчаса до полуночи у "Технологического института" появился Владимир Путин — молча возложил розы. Губернатор Полтавченко прилетел на вертолете на Сенную площадь еще днем в трагический понедельник, но с видеообращением к горожанам, где содержалась оценка происходящего, выступил только во вторник.
Само собой, Питер не первый в цепочке мегаполисов, ставших жертвами террористов в последние годы, но наблюдать за тем, как твой город буквально на глазах осваивает самостоятельность, чтобы постоять за себя, было удивительно. И дело не только в городском транспорте и частных водителях. Железнодорожники объявили о том, что вернут в полном объеме стоимость билетов опоздавшим на поезд из-за транспортного коллапса. В Пулково к опозданиям тоже отнеслись с пониманием.
Или еще пример: узнав о трагедии, петербуржцы встали в очередь — сдавать кровь. Их было столько, что Станислав Давыдов из Городской станции переливания крови уже 4 апреля заявил: "К 10:00 утра сообщаем: крови более чем достаточно. Пострадавшие в результате взрыва и пациенты всех больниц города полностью обеспечены".
После взрыва
Когда первый шок проходит, возникает страх, а с ним и вопросы: зачем нужны рамки в метро, если они не уберегли от террора? И кто нас защитит, если защитит? Антитеррористическая охрана метрополитена, на оснащение которой потрачены огромные средства, оказалась бессильной.
В интернете произошло неизбежное: началась сетевая возня, блогеры бросились расписывать теории происшедшего разной степени агрессивности и политизированности. Кто-то искренне соболезновал Петербургу, кто-то сравнивал Питер с другими пострадавшими от террора городами, хотя это и было вряд ли уместно. Кто-то искал врагов... Первым "подозреваемым", который попал на камеры наблюдения метро, а потом сам явился в полицию, оказался россиянин Андрей Никитин. Он окончил Рязанское военное училище, служил в Чечне. Сейчас — капитан в отставке, принял ислам. Выглядит соответственно — черная борода, тюбетейка. Его успели сделать "врагом" пламенные блогеры. Но Никитин философски воспринял подозрения в свой адрес и даже похвалил правоохранителей за бдительность. Правда, капитана даже после допроса не пустили на рейс в Москву: а вдруг джихад?
Официальная версия от СК России подоспела сильно позже: теракт в петербургском метро устроил 22-летний террорист-смертник, уроженец Киргизии Акбаржон Джалилов, имевший российское гражданство. Он работал в автомастерской. Сообщники террориста пока не найдены.
Вообще, по городу ходит множество слухов — о том, что взрывов было несколько, о том, что взрывчатка найдена и на других (кроме названных официально) станциях метро, о том, чьих рук это дело... Все знают мало, но от домыслов становится порой жутко. Как и от мысли, что для кого-то совсем недавно теракт мог быть поводом для идиотских звонков и шуток... Похоже, город никогда больше не будет прежним, хотя со временем и залечит рану. Только это будет уже другой город — сплоченный, хотя и раненый, узнавший на горьком опыте, что такое взаимная поддержка и что такое страх спускаться в метро. Придется учиться жить и с тем, и с другим. Но главное — не потерять тот особый градус независимой от возраста и социального положения человечности, который мы вновь обрели, когда пришла беда. Ведь можно же его поддерживать и без несчастий!
Экспертиза
Этого ждали все, кроме наивных
Если не брать тех, кто лично пострадал или стал свидетелем теракта, то для всех остальных это событие из виртуальной реальности — социальных сетей, телевидения. В глобальном информационном обществе место теракта уже не имеет принципиального значения, ибо целью является не убийство людей, а формирование в обществе разлагающей его атмосферы. Война с терроризмом имеет глобальный характер, ее передовая может возникать где угодно — в Буденновске, Первомайске, во Франции, Бельгии,— и это лишь напоминание, что в любой момент это может случиться и у нас. Я уже много лет слышал от самых разных категорий жителей Санкт-Петербурга опасения, порою граничащие с уверенностью, в неизбежности такого развития глобальной политики. Иначе говоря, случившееся — это теракт, которого ждали все, кроме очень наивной части населения.
От этого факта надо отталкиваться, говоря о поведении жителей. Уже 20 лет мы знаем, что взорвать и выстрелить могут где угодно. Этот риск так же "опривычился", как и опасность попасть под автомобиль. Да, риск есть, но какой у нас выбор? В силу этого заметного шока не было. Осознание угрозы терактов давно стало фоном повседневной жизни, который периодически выходит на первый план.
Что было на поверхности? Первая бросившаяся в глаза реакция — беспокойство за судьбу родных и близких. У многих мобильники не умолкали. Сети висли, как в новогоднюю ночь. Однако есть и более глубокий уровень реакции. Тут вариантов очень много, как и типов личностей. Настоящая трагедия локализована семьями погибших и раненых. Но меня, например, коробит, когда в новостях о жертвах тут же называют цифры компенсации, предоставляемой семьям в помощь. Это должно утешать?
Есть чувствительные люди, которые смотрят на чужие трагедии, ставя себя на место жертв не из сочувствия, а потому что представляют себя в таком же качестве. Для них факт теракта в родном городе является показателем резко возросшего личного риска — вот она, станция, которую регулярно проезжаю! Для этой категории метро превращается в источник страха, иногда патологического. Другой тип людей, примеривающих ситуацию на себя, исходит из народной теории вероятности: "В одну воронку снаряд не падает дважды", "авось пронесет", "вероятность погибнуть на дороге намного выше" и так далее. У них крепкие нервы, и они верят в свою теорию вероятности. Жизнь продолжается. А для многих эта трагедия не вышла за рамки серии подобных актов, о которых почти каждый день сообщают СМИ: только за неделю они были еще и в Грозном, и в Астраханской области. Услышали, посмотрели в интернете или по телевидению, вздохнули и... пошли спать.
Останется ли город после этого тем же? У него нет возможности выбора иного варианта. Никто из-за этого не уедет отсюда, никто из людей, ездивших на работу на метро, не будет ходить туда пешком. А повышенная бдительность полиции, как это было уже многократно, через месяц сойдет на обычный минимум.
Целью террористов не было убийство невинных людей. Часто повторяют, что террористы хотят народ напугать. Я думаю, это устаревшее объяснение. Пугает первый взрыв. Систематически происходящие теракты эту роль уже не выполняют. Современный терроризм добивается гораздо более опасной цели: он запускает цепную реакцию внутренних взаимных подозрений, нарастания отчуждения, обвинений, конфликтов на самой разной почве.
Уже через час-другой после взрыва произошло психическое обострение политической мнительности. Без всяких аргументов (если не считать таковыми логические упражнения) посыпались взаимные обвинения. При этом во многих дискуссиях, которые попались мне сразу же на глаза, наиболее очевидная версия исламского терроризма (в нашей стране именно с ним связаны трагедии последних 20 лет) отошла на задний план.
С одной стороны, оппозиционные комментаторы сразу подняли на щит версию, что важен контекст: власть готовится к президентским выборам, пытаясь сплотить народ и завинтить гайки. С другой стороны, появились версии, которые связывают теракт с происками оппозиции, которая в своем стремлении разрушить Россию уже не довольствуется митингами. И масштабы запущенного терактом внутреннего противостояния столь заметны, что отсылка к экспертам в области психиатрии кажется уже запоздалой. Между тем очевидно: формирование психоза взаимной подозрительности и вражды, закрепленного механизмом ужесточения контроля и наказаний, как раз и является, как мне представляется, той реальной целью, которой добиваются террористы и в Европейском союзе, и в России.
Заставит ли теракт оппозицию сменить повестку дня? Не вижу для этого причин. Ее повестка — смена власти, а не частные поводы для обсуждения этой темы. Теракт, наоборот, дает ей новые аргументы: завинчивание гаек под предлогом борьбы за безопасность обеспечивает рост штатов правоохранителей, но не безопасности. Кого в этом винить? ИГИЛ? Убедительно, но не для всех.
В условиях болевого синдрома после теракта власти города повели себя так, как они всегда вели. Губернатор в первый день сохранял молчание, демонстрируя населению, что кому надо, тот разберется, какие меры необходимы, те и примут, а посторонним лучше не лезть не в свое дело. Лично он обратился к горожанам лишь на следующий день. Это не промах. Это стиль управления, исходящий из принципа бесполезности разговора с населением. Есть только решения, которые спускаются вниз к сведению. Иначе говоря, городская власть и в этот критический момент подлила масла в огонь нарастающего раздражения ею. А это именно то, чего и добиваются террористы.
Детали
Солидарность вместо страха
Наш город так добр!
Светлана Иванова: "Наш город так мал — это понимаешь, когда оказывается, что любой из твоих близких мог оказаться в том поезде. Наш город так сплочен — это понимаешь, когда люди объединяются в момент, когда страшно. Наш город так добр — это понимаешь, когда взаимопомощь становится принципом. Наш город так уязвим — это понимаешь перед лицом страшной трагедии. Берегите себя, своих близких и свой город! Кто, если не мы!"
Образцовый порядок
Raniri: "Удивительная была самоорганизация и взаимовыручка. То, как люди вели себя в метро, вытаскивая пострадавших, как сумели быстро сделать сайты для обмена информацией о попутчиках, как быстро придумали, каким образом помогать друг другу,— это поразило до глубины души. Ну и то, что все старались максимально всем помогать без денег — это так необычно для нашего мира".
Солидарности не заметила
Kotikova: "Не заметила никакой сплоченности: около часа пыталась влезть в редкие автобусы на остановке, никаких частников, желающих подвезти не наблюдала, в маршрутке от Сенной требовали оплату, пассажиры переругались. Солидарность — скорее желаемое, чем действительное".
Нас не запугать
Нина Пантелеева: "Как ответить на вопрос: "О чем вы думаете?" после теракта в твоем любимом городе? Прежде всего о том, что судьба милостива ко мне, моим родным, друзьям, соседям и знакомым. О скорби по погибшим. О сочувствии раненым и пожелании всем пострадавшим быстрейшего выздоровления. А еще о том, что МЫ — ЛЕНИНГРАДЦЫ И НАС НИКОМУ НЕ ЗАПУГАТЬ. ПИТЕР БЫЛ, ЕСТЬ И ВСЕГДА БУДЕТ!"
Так мы выигрывали войны
Викториус Стэйтхэм: "Я зачастую думаю о том, как же мы выигрывали войны, когда весь наш народ на протяжении всей истории был всегда очень разобщен, и что нас заставляло соединяться в кулак за крайне короткое время. И вчера я увидел, как это происходит, и, более того, у самого внутри будто что-то проснулось, что в любой другой день показалось бы чуждым. Вчера была невероятная мобилизация населения. По собственной воле, тысячи водителей подвозили людей бесплатно до дома, некоторые кафе бесплатно кормили, весь общественный транспорт стал бесплатным, ЗСД (Западный скоростной диаметр, платная дорога в Санкт-Петербурге.— "О") стал бесплатным, электрички стали бесплатными, дополнительные автобусы, трамваи, троллейбусы летели на дополнительные маршруты. Все специальные службы среагировали молниеносно и достаточно грамотно (особенно если учесть, что в Петербурге такого никогда не было)... Есть в наших людях что-то неведомое, чего не знаем даже мы сами. Оно просыпается только тогда, когда "ЭТО" действительно катастрофически нужно, и тогда МЫ способны дать отпор любому врагу, который посягнул на нашу землю. Я горжусь Петербургом и российским народом!"
Мнение
«У страха есть собственная динамика»
— После случившегося многие в городе задаются теперь вопросом: как жить со страхом? В Париже и Брюсселе после терактов, например, одной из употребительных стала формула, что надо просто не отказываться от самих себя, своего образа жизни — ходить в кафе, встречаться с друзьями, ездить в отпуск, гулять с детьми...
— Это все благие пожелания. Страх есть, и у него, как и многих других человеческих чувств, есть собственная динамика. Он будет убывать постепенно. Относительно стабильное состояние у большинства граждан восстановится примерно через месяц. Но будут и такие, у кого оно не восстановится и через 3-6 месяцев. В последних случаях лучше обратиться к специалистам. Но хочу отметить: паники в городе не было. То, что происходило, можно было бы характеризовать как нормальную реакцию нормальных людей на ненормальную ситуацию. Тем не менее нельзя не заметить сплоченность общества перед общей угрозой — это и бесплатный транспорт, и такси без оплаты, и множество предложений подвезти кого-то от частных водителей...
— Какой реакции ожидать дальше? Закроемся, будем врагов искать?
— Поиска врагов не будет — это все-таки Питер, не криминальная, а культурная столица. Усиление бдительности — возможно, особенно при адекватной разъяснительной работе. Над многими все еще довлеет взращенный в советский период негативизм к стукачеству. Но бдительность и ориентация на взаимодействие с органами охраны порядка и стукачество — это совершенно разные вещи. Сплоченность и самоорганизация общества начались еще до этих трагических событий. Будем надеяться, что этот процесс продолжится и будет реализовываться цивилизованно. Что касается туристов — для них эта ситуация такая же далекая, как для нас беспорядки в Париже. И, насколько знаю, спада туристов в Париже не наблюдается. Закрытость нам тоже не грозит. От чего закрываться?
— С вашей точки зрения, нужно ли создавать систему по выявлению психически неблагополучных людей, претендующих на российское гражданство и склонных к терроризму? Об этом сейчас много говорят...
— Как раз сейчас это нереально. Хотя такая система была. В 1982-1991 годы мы, военные врачи и психологи, разрабатывали принципы психологического обследования допризывников, когда у молодых людей еще не сформирована система знаний, как нужно отвечать правильно на вопросы. Это позволяло выделять группы людей с низким уровнем психической устойчивости, предрасположенных к отклоняющемуся и зависимому поведению. Затем почти аналогичное (уточняющее) обследование проводилось по прибытии в учебную часть, и там же в процессе подготовки определялся социометрический статус личности. Динамическое наблюдение с записями в психологическую карту военнослужащего велось в течение всей службы, а по ее окончании передавалось в военкомат. Мы уже планировали создание общенациональной базы данных... Но тут пришел 1991-й. И все поломалось. Должности психологов сократили, да и всю систему упростили. Сейчас вроде бы снова вводят. Но поскольку был 20-летний разрыв поколений ученых и методистов, молодые психологи снова начинают изобретать велосипед и до адекватных подходов дозреют лет через 20. Да и дефицит психологов у нас в стране более 75 процентов. Между тем именно такую систему можно было бы использовать и для мигрантов: психологическими методами с вероятностью около 70 процентов можно было бы выделять группу потенциально опасных лиц. Но еще раз повторю — это нереально прежде всего в силу низкой психологической грамотности властных структур. Поэтому в решении всех социальных, религиозных и межнациональных проблем на первом месте всегда оказываются ограничительные и силовые методы.
Цифра
Пугаться не надо?
Источник: ФОМ, март 2016 года