Игра в ящик
В Кремле обсуждают вопрос изменения повестки российского телевидения. Об этом сообщает РБК со ссылкой на бывшего федерального чиновника и источники, близкие к администрации президента. Власть хочет, чтобы на телевидении больше внимания уделяли проблемам внутри страны, а не внешнеполитической повестке. Обозреватель «Коммерсантъ FM» Станислав Кучер считает, что при правильном подходе это начинание может стать без преувеличения историческим.
Пожалуй, это первый случай за многие годы, когда я без всякой иронии готов аплодировать чиновнику, который задумал сие рискованное, чреватое непредсказуемыми для власти последствиями предприятие. У меня нет сомнений: это тот случай, когда попытка косметического ремонта может обернуться масштабной реконструкцией всего здания, от которой выиграют все, а может — полным разрушением легендарной, годами создававшейся путинской вертикали.
Причины, по которым в Кремле вдруг задумались о переменах на телевидении, очевидны. Телевизионное пространство России последних лет напоминает Советский Союз середины 80-х: процентов 70 общественно-политического эфира — это за редким исключением топорно исполненные ремейки советской «Международной панорамы».
Результат — под угрозой оказалась роль телевидения как главного средства пропаганды и манипуляции общественным сознанием. Если наиболее политически и экономически активная часть общества отвернулась от экрана и ушла в интернет, а молодежь в него даже не заглядывала, зачем содержать это грандиозное «министерство правды»?
С опозданием, но до кремлевских стратегов, наконец, дошло: смена повестки на федеральном ТВ неизбежна. Потому что единственная альтернатива — это введение абсолютного контроля за интернетом, что в современных условиях возможно только параллельно с превращением России в подобие Северной Кореи или, в лучшем случае, Китая.
Однако с воплощением гениальной идеи в реальность есть две серьезные проблемы. Одна — психологическая, другая — технологическая, точнее, кадровая.
В Кремле помнят, как осенью 1999 года благодаря одному только «Первому каналу» рейтинги политических противников Путина — Лужкова и Примакова — упали ниже плинтуса, и Путин стал абсолютно безальтернативным преемником Ельцина. Именно благодаря этой «родовой памяти» (или травме?) Кремль сделает все, чтобы любые перемены в федеральном эфире проходили под все тем же тотальным его контролем, который был установлен в начале нулевых. Как госконтроль в России сказывается на качестве творческого продукта, известно, а потому велик риск получить от той же курицы те же яйца.
Именно с курицей и яйцами связана вторая проблема. Как в старом анекдоте про публичный дом, который пытался реорганизовать ЦК КПСС, дабы пополнить свою казну, но все никак не получалось, пока не догадались «сменить девочек».
Осуществить контролируемые перемены, вернуть доверие общества и даже привлечь молодежь к федеральному ТВ возможно. Да, молодежь не будет сидеть непосредственно у телевизора, но если в телевизоре появится действительно стоящий контент, если оно превратится в площадку для волнующих народ дискуссий (а не, как бы помягче выразиться, дерьмошоу), те же молодые люди будут с удовольствием смотреть такие программы в онлайн-трансляциях. Но для этого необходима кадровая революция, подобная той, которая случилась на советском телевидении в конце 80-х, когда на смену надоевшим телепропагандистам пришли качественно другие персонажи.
«Ну и к чему это привело? К развалу страны!» — уверен, это один из самых популярных аргументов, звучащих на совещаниях в Кремле в эти дни. На месте тех, кто все же настаивает на необходимости и неизбежности перемен, я бы вспомнил, что Союз развалили все же не «Взгляд», «16-й этаж» или «До и после полуночи»; что рейтинг Горбачева был все же несопоставимо ниже, чем сегодняшний рейтинг Путина (если, разумеется, социологи нам не врут). И, главное, что других инструментов налаживания диалога с собственным народом у власти попросту нет. Кроме, разумеется, кнута. Но, напомню, в августе 1991-го этот вариант тоже использовали — и именно он ускорил то, что в Кремле называют главной геополитической катастрофой XX века.