Труппы из Челябинска и Омска станцевали на "Маске"

Фестиваль танец

В Центре имени Мейерхольда выступили еще два претендента на "Золотую маску" в номинации "Современный танец": завсегдатай национального конкурса Челябинский театр современного танца Ольги Поны и дебютант "Маски" — частный театр танца "нОга" из Омска. Рассказывает Татьяна Кузнецова.

Челябинский театр Ольги Поны — старейшина отечественного современного танца: он родился в 1992-м, когда и номинации такой в помине не было. На "Маску" его выдвигают чуть ли не ежегодно, да и лауреатом он становился не раз. В 1990-е челябинцев отличала завидная техничность и тренированность — Ольга Пона, побывав на многих западных мастер-классах, честно передавала европейские знания своим питомцам, предпочитая, однако, живописать танцем неказистую жизнь в российской глубинке, что неизменно приносило ей успех. В этом смысле "Теоретическая модель абсолютной свободы" на музыку Wolven — сочинение новое по теме и бескорыстное по задаче: это принципиально бессюжетный экзерсис, не имеющий иной цели, кроме изучения и демонстрации телесных возможностей артистов.

Впрочем, центром хореографической композиции является не человек, а кинетический объект, созданный Николаем Панафидиным: этакий раскладной метр с 10-сантиметровыми дисками на местах сочленений, он закреплен на штативе и ездит по сцене вдоль и поперек. Части-секции объекта беспрестанно движутся, распрямляясь и складываясь в одной плоскости, но в разных положениях и сочетаниях. Артисты (три женщины и один мужчина) тоже движутся — тоже преимущественно вдоль и поперек. Их руки (подчеркнуто выпрямленные либо резко согнутые в локтях) и ноги (вытянутые до предела, сложенные в глубоких приседаниях или растянутые в шпагатах), видимо, должны соперничать с кинетическим перпетуум-мобиле в свободе движений и количестве комбинаций складывания-раскладывания. Люди проигрывают вчистую: смотреть на их получасовые телесные потуги гораздо скучнее, чем на развязный мобиль. Впрочем, хореограф Пона поняла это еще до начала публичных показов, объяснив в программке причину: "Когда танцовщики импровизируют, они пытаются достичь состояния свободы, но при этом упираются в ограничения человеческого ума и тела". Тут возникает естественный, но вполне риторический вопрос: почему бы ей, выдвинутой в номинации "Лучший хореограф", не поработать над "ограниченными" умами и телами своих подопечных?

Омский театр танца "нОга", существующий, оказывается, уже 17 лет стараниями Ольги и Андрея Горобчуков, над телами и умами поработал как смог. В постановке Ольги Горобчук "Five" на микст из музыки J. Mattias, Hugues Le Bars, J. Burgess пять спортивных парней с энергией и энтузиазмом продемонстрировали различные аспекты мужской жизни — от механической зашоренности офисного планктона до освободительной агрессии привольных драк. По ходу дела ребята, не меняя суровой неподвижности лиц, освобождались от стесняющих смокингов и галстуков (в одном из эпизодов галстуки, вытянувшись до нескольких метров, превратились в петли виселиц — и парни, подвешенные за шею на этих резиновых лонжах, взмывали в горизонтальных прыжках, как исполинские лягушки). В другом фрагменте персонажи, кидаясь друг на друга с разбега, в поддержках выясняли, кто круче. К концу 25-минутной новеллы все наносное (кроме брюк) с мужчин слетело: под мигание стробоскопа они сбились в полуголую кучку, закрывая руками головы, как дети в грозу. "Пять" поставлена очень бесхитростно по мысли, весьма примитивно по технике, но упруго, без длиннот, без признаков самодовольства — и от этого ее хочется пожалеть и приголубить, как честную и вполне художественную самодеятельность.

При этом самая профессиональная российская труппа — екатеринбургские "Провинциальные танцы", совершившие как раз в прошедшем году невероятный художественный прорыв в спектакле француза Фабриса Ламбера "После нас",— оказалась за бортом конкурса. Эксперты не разглядели редкого технического мастерства "провинциалов", доказавших свою стопроцентную столичность, точнее — европейскость. Не поняли виртуозной сложности композиции спектакля: внутри клетки строго обязательных контактов и мизансцен артистам предоставлялась свобода импровизации, и от этого — от меняющегося текста и необходимости молниеносной реакции на изменения — напряжение спектакля искрило, как вольтова дуга.

Надо признать: современный танец у нас любят, но знают плохо. И критерии его оценки настолько размыты и невнятны, что скоро в конкурсе будут состязаться одни драматические театры, в последние несколько лет пристрастившиеся к пластическим спектаклям. Кстати, ближайший претендент выступит в пятницу — танцспектакль про художника Ван Гога покажет казанский ТЮЗ. И то сказать — зачем вникать в телесные тонкости и балетмейстерские конструкции, когда танцующая драма так чистосердечна и так общедоступна.