Джон Уотерс о том, как изменилось независимое кино и не изменился он сам

Джон Уотерс — "папа трэша", автор культовых "Розовых фламинго", "Безумного Сесила Б.", "Плаксы" и многих других. Но даже те, кто не видел ни одного фильма Уотерса, наверняка узнают его невероятные пиджаки в крапинку и тоненькие усики. Когда-то его кинематограф ненавидели, а сегодня респектабельные институции одаривают его премиями и устраивают ретроспективы. Накануне показов "Плаксы" и "Лака для волос" в России в рамках фестиваля "Кэмп! Мюзикл", организованного журналом "Сеанс", с Джоном Уотерсом поговорили Василий Степанов и Александра Ахмадщина

Вы росли в строгой католической семье. Как вы стали режиссером?

Это началось очень давно: лет в двенадцать я начал давать кукольные представления для соседских детей, выступал на детских днях рождения. Уже тогда я хотел попасть в шоу-бизнес. А потом прочитал, что есть какое-то подпольное кино, которое люди делают сами по себе, без всяких студий. И меня накрыло — ого, ничего себе! Можно делать кино без денег, просто с друзьями и знакомыми. Если, конечно, хорошо себя с ними вести и обладать должной убедительностью. Оставалось только улизнуть от родителей. Когда я впервые сам поехал на автобусе из Балтимора в Нью-Йорк, то первым делом пошел в кинотеатр, где показывали Кеннета Энгера, Энди Уорхола. Когда такое кино смотришь в зале, понимаешь, что возможно все. Никакой идеи насчет того, как именно снимать кино, у меня не было. Зато была 8-миллиметровая камера, которую подарила бабушка.

Что вы с ней сделали?

Я снял первый фильм — "Кошелка в косухе". Тогда я еще жил с родителями. Мы снимали на крыше нашего дома. Черный парень на белой девахе, куклуксклановцы... И все это фактически у родителей на балконе.

И что родители?

Родители попытались меня как-то понять. Понять и простить.

С этой короткометражкой вы отправились поступать в киношколу?

Нет, конечно! То есть как... Я поступил в Нью-Йоркский университет, но меня выперли после первого же косяка, который я забил на территории кампуса. А потом еще родителям сказали, что меня нужно записать к психиатру. Да мне учиться особо и не хотелось, я хотел одного — побольше ходить в кино. В тот момент вряд ли нашлась бы киношкола, в которой мне бы позволили делать то кино, которое я хотел снимать. Не то что сейчас. Знаете, какой фильм мы смотрели снова и снова? "Броненосец "Потемкин""! Прямо на повторе! Разбирали его покадрово. Ничего не хочу сказать — хороший фильм. Но меня-то интересовал Расс Майер, интересовал Бергман — потому что у него была обнаженка. А в киношколах "странное" кино не изучали. Так что я учился на собственных ошибках.

Но кто-то вам помогал?

О многом рассказали ребята, которые доставали оборудование для съемок. Что можно делать с камерой, чего нельзя. Это были надежные люди, которые верили в кино. С ними можно было работать по 20 часов, в любой холод, без еды, без крыши над головой. С ними я и совершил все свои ошибки.

Откуда они брали технику?

Такие вопросы я старался не задавать. Брали где-то по случаю. Может, крали. Это были камеры, которые использовались на телевидении, с синхронной записью звука на магнитную пленку.

Вы скучаете по старым временам, когда ваши фильмы все ненавидели?

Негативные отзывы мне даже помогали. Сейчас критики слишком умные, хитрые даже. Ничего не вырежешь из них даже для рекламы. Я надеюсь, что в каких-то кругах я до сих пор вызываю отвращение, но мне трудно понять, в каких именно. Теперь как? Сморозишь что-нибудь этакое, а всем плевать. Такое расстройство!

У меня только что было несколько больших ретроспектив: одна — в Линкольн-центре, другая — в Британском киноинституте. Гильдия сценаристов США вручала мне награду за вклад в киноискусство. Все такие милые, рассыпаются в комплиментах. Как будто я на собственные похороны приехал. Когда от человека не могут избавиться, его начинают хвалить. А когда-то критики говорили: я чуть машинку не расколотил, пока писал о твоем мерзком фильме.

А сами вы какие фильмы любите? Посоветуете что-нибудь из последнего?

Мне страшно понравился "Я, Ольга Гепнарова" про серийную убийцу-лесбиянку и документальный фильм "Щекотка" из Новой Зеландии. Так много фильмов хороших сейчас выходит.

Когда вы делали свой недавний арт-проект, детскую версию "Розовых фламинго", вам не мешала дурная слава?

"Детские фламинго"? Там большей частью были дети знакомых. Они все очень либеральные. А дети — невинные создания, без всяких задних мыслей. Я теперь думаю, может быть, из "Женских проблем" сделать шоу со старичками? Кажется, неплохая идея. Буду как Гас Ван Сент. Это же гениальная была мысль — переснять "Психо"! Жаль, он не пошел дальше. Сделал бы черный "Психо", лесбийский "Психо", китайский "Психо" — вот это был бы арт-проект.

Сколько денег вам бы понадобилось, чтобы снять идеальный фильм?

Одна из причин, по которым я сейчас уже почти не снимаю, заключается в том, что мир независимого кино, каким мы его знали, исчез. Раньше можно было спокойно заниматься независимым кино, делать фильмы с бюджетами по шесть миллионов долларов. Сейчас уже нет. Ты либо снимаешь за миллион, либо — за сто, так, чтобы фильм понравился китайцам. А у меня слишком много опыта, чтобы взяться за кино с бюджетом в миллион. Сделаю ли я еще один фильм когда-нибудь? Даже если нет — ничего страшного. У меня уже есть 17 фильмов. А еще есть три неслучившихся голливудских проекта. Да, они не вышли — но деньги-то мне заплатили! Не хочется быть фальшивым киноподпольщиком на восьмом десятке.

Чем же заниматься?

Я часто выступаю: стендапы и поездки на конференции для любителей хорроров. Там меня спрашивают: "Зачем вы-то приехали? У вас же ни одного фильма ужасов?" А я отвечаю: "Спросите мою маму! Она-то знает, что все мои фильмы довольно ужасны".