или Способ превращать душевные порывы в производство

Сегодня мы открываем новую рубрику "НКО — фабрика добра". Мы в Русфонде с самого начала рассматривали свое дело как производство услуг для читателей "Ъ". С виду это производство совсем не похоже на завод. Но если заглянуть внутрь, то Русфонд, как и любой благотворительный фонд, любая НКО — это предприятие, фабрика. Фабрика добра. В самом прямом — вещном смысле. Добро как лекарство или инвалидная коляска, или компьютер с Брайлем для слепого, или плата за лечение, которое не оплачивает государство. Добро как продукт производства. И тогда все, что необходимо для организации этого производства, начинает подчиняться экономической логике, а инструменты для его оценки не надо даже выдумывать. Они широко известны, следует только понять их и освоить ради развития своей фабрики добра.

Мы намерены рассказывать о становлении отечественных НКО и фондов, их опыте государственно-частного партнерства (ГЧП) и проблемах развития. Нам интересен и опыт международный. Ждем ваших предложений, друзья. А сегодня — рассказ президента Русфонда Льва Амбиндера о встречах с генеральным директором Института Гуттмана (Барселона, Испания) Жузепом Марией Рамиресом. Его всемирно известная клиника нейрореабилитации основана 52 года назад в качестве НКО.

Кто придумал Институт Гуттмана

Мы познакомились на слушаниях в Общественной палате РФ на дискуссии о ГЧП. Жузеп Мария Рамирес рассказывал об органичности сотрудничества его клиники с властями Каталонии и Испании, а я — об ограничениях ГЧП у нас, когда в роли частной структуры выступают наши НКО. Доктор Рамирес пригласил меня к себе в Барселону, и я приехал.

Институт Гуттмана сегодня — это крупный больничный комплекс на окраине столицы Каталонии. Команда из 430 профессионалов. Годовой бюджет — свыше €20 млн, в том числе 70-75% — это платежи государства в рамках ГЧП. 150 койко-мест плюс 70 мест для амбулаторных взрослых пациентов и 40 для детей. Ежегодно Институт Гуттмана принимает до 4,5 тыс. пациентов, в том числе до 900 пациентов — в режиме госпитализации.

Эта клиника появилась в Барселоне случайно. Ее придумал каталонец Гильермо Гонсалес Гильбей. После тяжелой автокатастрофы в 1958 году семья отправила его, разбитого параличом рук и ног, в Англию к доктору Людвигу Гуттману, лучшему нейрохирургу и нейрореабилитологу, создателю всемирных Паралимпийских игр. Гильбей провел там год. Он не начал ходить, но его научили жить заново: обслуживать себя, предупреждать осложнения. Он вернулся с идеей создать на родине такой же центр — у него были деньги. Гильбей решает, что это будет некоммерческий фонд. Он отправляет на стажировку к Гуттману команду медиков во главе с ортопедом Мигелем Сарриасом Доминго, а в центре Барселоны приспосабливает под институт здание старого госпиталя. В 1965 году на открытие он приглашает Гуттмана, тот приезжает — и узнает, что барселонцы в его честь назвали институт.

Сарриас руководил Институтом Гуттмана первые 25 лет. Ортопед Рамирес стал его преемником. В моих глазах это такая же история, как и рождение института,— такая же случайность. В том смысле, что власти не принимали в ней никакого участия. Уже при Сарриасе институт пользовался большой популярностью. Но финансово он едва выживал. Когда Сарриас приглашал молодого Рамиреса, он, похоже, больше всего думал о его дипломе MBA высшей школы бизнеса ESADE. И доктор Рамирес не подвел: за пару лет он сделал институт финансово преуспевающим.

Но как при франкистском режиме могла выжить НКО-клиника?

И все-таки это НКО

— Как стала возможной в тоталитарной Испании регистрация Института Гуттмана в качестве НКО? — спрашиваю я у доктора Рамиреса.

Оказывается, это часть каталонской истории — отдельной от Испании, как считают в Барселоне. И любые власти страны свыше 100 лет вполне прагматично принимают каталонские общественные реалии. Франко не был исключением.

В конце ХIX века, с индустриализацией Каталонии, возникают объединения работников, которые создают свои больницы, дома престарелых, школы. Эти профсоюзы сумели поставить дело так, что хозяева тоже делали взносы за рабочих, а новые учреждения оставались общественной собственностью. Не частной и не государственной, впрочем, государственных клиник в конце ХIX века тут совсем не было. Были монастырские госпитали и частные, где лечили богатых. Способность общества создавать социальные структуры без опоры на государство доктор Рамирес называет самой важной характеристикой каталонцев.

Когда в 1932 году Каталония стала автономией, новая власть решила, что для общего блага следует опереться на действующие общественные структуры, а не строить новые государственные. И сделала общественные больницы своими подрядчиками, провозгласив право на бесплатную медицину для всех. Когда в 1939-м Франко ввел в Испании систему соцобеспечения и здравоохранения на манер Бисмарка, доступ к здравоохранению получили только работники. Остальные испанцы не имели этого права вплоть до 1970-х годов. В отличие от Каталонии.

Вообще-то государству все равно, с кем работать, считает Рамирес,— с коммерческой клиникой или с Институтом Гуттмана. Но людям не нравится, когда какой-то акционер зарабатывает на них деньги. Человек получает государственное обслуживание, потому что платит налоги. А что если эти налоги идут на обогащение какого-то дяди? Обществу не понравится. Вот почему в Каталонии огромное значение имеют НКО.

Как это работает в Каталонии

Поскольку все НКО преследуют цель общественного блага, они находятся под контролем государства. И когда по одну сторону-- организации нон-профит со своими услугами, а по другую — государство, которое в этих услугах нуждается, самым естественным является ГЧП.

— Разве не лучше для государства государственная же клиника, а не НКО? — спрашиваю я.

— Госучреждения обходятся намного дороже частных, таких как мы. Об этом говорят все исследования. Частные организации — более эффективная модель. Тот же сервис за меньшие деньги. Если бы мы стали частью госструктуры, мои врачи и медсестры работали бы меньше, а получали бы больше. Но им тут нравится. Если бы они зарабатывали на тысячу-полторы евро больше, это бы не компенсировало им то ощущение счастья, которое они испытывают здесь. Есть прекрасные государственные госпитали. Но здесь у людей больше возможностей для инициативы и роста.

Барселонские НКО работают по модели организации здравоохранения, которую в Испании зовут каталонской. Она держится на трех китах. Первый — планирование, государство строит планы совместно с НКО. Второй кит — страховщики "КатСалют" (CatSalut), оплачивающие государственное здравоохранение, не зависят от плановиков. Но финансируют они лишь плановые расходы. И третий — исполнители. Плательщику без разницы, государственный это исполнитель, коммерческий или НКО. Ему надо получить максимум качества за минимум денег. В стране мало госпиталей типа каталонских НКО. Есть коммерческие клиники, они работают по этой модели на государство. Но в Каталонии самые преуспевающие — НКО.

И напоследок

Чему учит опыт Института Гуттмана?

Толерантности властей — в итоге они имеют в лице Института Гуттмана наивысшее качество нейрореабилитационных услуг в стране по тем же тарифам, что и в своих госпиталях. Профессионализму сотрудников НКО — без него нет свободы творчества в Институте Гуттмана и свободы предпринимательства. Я еще не сказал, что гендиректор Рамирес ежегодно заказывает не один — положенный по закону, а три аудита. Его электронные отчеты с ежедневными десятками наблюдений о каждом пациенте приводят в пример в европейских университетах. Кстати, больше всего иностранных пациентов у Рамиреса как раз из России.

Нам всем бы так.

весь сюжет

rusfond.ru/issues