Борис Лахман: в СССР статус архитектора был довольно высоким

Создатель самого известного забора — о советской архитектуре и реновации

Железобетонный забор с ромбиками, ставший самым массовым в СССР, выпускают и возводят до сих пор. Его создатель архитектор Борис Лахман, эмигрировавший в 1981 году в США, рассказал «Коммерсанту», зачем он этот забор придумал.

ВЛАДИМИР РУВИНСКИЙ

«Плиту ограды ПО-2», как официально именуется железобетонный забор Бориса Лахмана, советский архитектор придумал еще в 1970-х. После этого он уехал в США, распался СССР, а его проект спустя 40 лет неожиданно получил вторую жизнь.

«Забором Лахмана» по-прежнему окружены стройки, воинские части, заводы, предприятия, компании, гаражи, тюрьмы и изоляторы, а также библиотеки, леса и парки, загсы и роддома, железнодорожные пути и даже пустыри. В России нет, кажется, таких мест, которые бы не огораживались этой сплошной бетонной плитой. Московские власти, правда, еще в 1997 году пытались ее запретить в центре города, но за его пределами «забор Лахмана» свои позиции не сдает.

После выхода в «Коммерсанте» статьи «Родные заборы» о заборостроительном буме в России Борис Лахман согласился ответить на несколько вопросов.

Для чего вы проектировали забор с ромбиками? И почему он стал так популярен в СССР?

— Это сплошной промышленный бетонный забор, я проектировал его как «забор безопасности» для охраны важных объектов вроде воинских частей или промпредприятий.

Выпускали эти заборы на заводских конвейерах, предназначенных для производства бетонных элементов, стен и плит для пола и крыши для строительства зданий. То есть на уже существовавших промышленных мощностях.

Забор был задуман в виде укрепленной железобетонной рамы со встроенной бетонной панелью, армированной проволочной сеткой. Панель проектировалась с рельефным рисунком света и тени, которые делали эти ограждения, установленные в длинные ряды, менее монотонными. У него нашлось еще одно преимущество: он обеспечивает шумовой барьер, что очень важно в непосредственной близости от жилья.

Первые мои заборы были представлены на ВДНХ в Москве в 1974 году и получили множество наград. Популярность сплошных бетонных заборов чрезвычайно возросла в 1980-х годах, и некоторые городские власти решили использовать их в качестве декоративных элементов, чтобы скрыть неприглядные места. Какая жалость!

Что кроме заборов вы придумали в СССР и что из этого было запущено в производство?

— Из всего, что я придумал, были изготовлены только эти бетонные заборы. А многие другие проекты остались нереализованными. Причин этому множество, включая нехватку финансирования.

Сейчас в Москве хотят сносить, в частности, старые панельные пятиэтажки. Можете ли вы вспомнить, какие принципы закладывались в советскую жилую архитектуру 1960–1970-х? Какие задачи ставились?

— Уже в 1950-х Пьер Луиджи Нерви, известный итальянский архитектор, которого я могу назвать своим кумиром, предложил строить жилые дома из собираемых типичных элементов: колонн, балок, напольных и потолочных плит, изготавливаемых на промпредприятиях. Хотя он предупредил, что такие дома будут неизбежно монотонными.

В 1970-х строительство типовых пятиэтажных многоквартирных домов дало людям что-то лучше, чем жизнь в скученных коммуналках. Однако из-за монотонности такие строения были эстетически неудовлетворительными. Кроме того, сварные соединения элементов таких зданий ограничивали срок их жизни до 25 лет с небольшим.

Для дальнейшего безопасного использования этим зданиям потребовалась бы обширная реконструкция. Сегодня этим домам больше 50 лет. Удивительно, что люди до сих пор в них живут. Какой стыд!

А кирпичные пятиэтажки?

— Что касается четырех-пятиэтажных кирпичных жилых домов, построенных в 1960-е годы для привилегированных людей (сталинские дома), то их срок службы намного выше. Но они не делают жизнь намного комфортнее и уютнее, не говоря уже об эстетике.

Массовый снос домов обоих типов хоть и желателен, но создал бы логистическую проблему, куда деть жильцов. Я искренне надеюсь, что новое поколение российских архитекторов успешно разрешит эту проблему. Они по-прежнему чтут богатые традиции русской архитектуры. Я думаю, что новые строительные технологии и материалы дают архитекторам огромные возможности для создания прекрасных жилых домов, доступных по цене.

Как вы вообще решили стать архитектором?

— Архитектура — благородная профессия. Архитектор — это мастер в строительстве, творящий множество сооружений, как и материалов для их возведения. Так что стать одним из них было моим выбором и желанием. В СССР статус архитектора был довольно высоким, интеллектуальным, но неденежным.

Вы переехали в США. Связано ли это как-то с профессией, реализацией в ней себя?

— Я уехал в поисках личной свободы и стремлении стать американским архитектором.

До того как получить лицензию архитектора, я работал в нескольких архитектурных фирмах. У меня были различные проекты: от частных дворцов для кейтеринговых фирм в 1990-е до общественных проектов, таких как школы, библиотека, общинный центр. И я очень горжусь всеми своими проектами реновации зданий, созданных известными архитекторами.

Чем вы занимаетесь сейчас?

— Мне 79 лет, и я увлечен живописью.

Вся лента