Актриса Шарлотта Генсбур о том, как ее актерский риск связан с застенчивостью

На этой неделе в российский прокат выходит картина Арно Деплешена "Призраки Исмаэля". С исполнительницей главной роли — актрисой Шарлоттой Генсбур — побеседовал корреспондент "Огонька"

Вот уже 20 лет кинорежиссер Исмаэль (Матье Амальрик) пытается разгадать тайну исчезновения своей возлюбленной Карлотты (Марион Котийяр). Но время берет свое, и теперь смыслом жизни героя становится Сильвия (Шарлотта Генсбур). Однако Карлотта неожиданно возвращается, и это разрушает хрупкую любовную идиллию. Шарлотта Генсбур играла у Вима Вендерса, Алехандро Гонсалеса Иньярриту и, конечно, у Ларса фон Триера: участие в трех его фильмах принесло актрисе мировую славу, а за роль в "Антихристе" она получила "Пальмовую ветвь" Каннского кинофестиваля. Она может гордиться и титулом "самой провокационной актрисы" своего поколения. В новом фильме актриса пробует себя в жанре психологической драмы.

— Вы снимаетесь у радикальных, как принято говорить, режиссеров. А чем заинтересовал вас проект Арно Деплешена — режиссера скорее психологического?..

— Ну это давнее мое увлечение (смеется). Еще 17 лет назад я хотела сыграть у него в фильме "Эстер Кан". Но тогда этого сделать не удалось, а мысль поработать с Арно меня не покидала. Год назад я написала ему: нет ли у него для меня роли? Вскоре он позвонил мне в Нью-Йорк (Шарлотта поселилась в Нью-Йорке после гибели сестры Кейт Барри.— "О") и сказал, что только что завершил сценарий и готов обсудить его со мной. С большим волнением я отправилась на прослушивание. Я боялась, что не оправдаю его ожиданий. У фильма оказался многогранный и эмоциональный сюжет. Арно снял две его версии. Французскую версию показали на Каннском кинофестивале. В ней фокус на любовном треугольнике Исмаэля и его женщин.

— Зрители чаще всего ассоциируют актера с каким-то из его лирических образов, сыгранных в фильме; "это он играет себя" — так принято думать даже среди критиков. Насколько ваша Сильвия — это вы? Есть ли схожие черты?

— Я бы сказала, что мы с Сильвией немного похожи. И я, и моя героиня очень стеснительны и немногословны. Таким вряд ли подошел бы образ роковой женщины — соблазнительницу в картине играет Марион Котийяр. Но моя героиня гораздо лучше и добрее меня. Когда я прочитала сценарий, то начала приставать к Арно с вопросами: есть ли у моей героини темные стороны? Может быть, она что-то скрывает или у нее есть собственные сильные переживания? Я совершенно не поняла, почему она с такой легкостью уступает свою любовь вернувшейся из небытия Карлотте — просто молча отходит в сторону и исчезает. Я бы так в жизни никогда не поступила... Ну, может быть, и поступила бы, но по другой причине, не ради того, чтобы таким образом выиграть у соперницы. Просто по натуре я мазохистка и люблю страдать. А Сильвия — она как бы не учится на своих ошибках, она словно идет по одной и той же дороге, например постоянно связывает свою жизнь с женатыми мужчинами, поэтому и остается всегда одна. Такие люди, впрочем, встречаются в реальной жизни. Они обычно принимают жизнь такой, какой она есть. Живут без расчета, сегодняшним мгновением.

— Главный герой картины — время, которое неуловимо и невозвратимо; в этом, кажется, главный урок фильма. А вы-то сами задумывались о коварстве времени, о его тайне?

— Я не люблю праздновать свои дни рождения — это ведь тоже о времени... После того как мне исполнилось 40, я постепенно смирилась с необратимостью процесса. Моя героиня также по этому поводу совершенно не волнуется, как все люди, которые живут лишь настоящей минутой. Думаю, если бы я не работала в шоу-бизнесе, эта тема меня бы совсем не волновала. В реальной жизни я не боюсь возраста или старости, но не хочу стареть на экране и в воспоминаниях зрителей.

— И какой бы вы хотели остаться в их воспоминаниях?

— Не знаю. Правдивой?.. Я очень стеснительна, невысокого мнения о своей внешности и часто не уверена в себе. В моей семье все женщины были красавицами: моя мать, сестры, бабушка. На их фоне я кажусь гадким утенком. Об этом мне, конечно, прямо в лицо не говорили. Друзья родителей лишь замечали: "Ваша Шарлотта — она очень забавна!" Однако я не была дурочкой и с детства приучилась называть вещи своими именами. "Забавна" звучало для меня как решение трибунала не в мою пользу. Поэтому я никогда не строила иллюзий по поводу своей внешности. Но я всегда гордилась моими коллегами по съемкам и режиссерами, с которыми работала. С годами я стала немного смелее. В этом преимущество возраста. У Эдит Пиаф есть известная песня — "Я ни о чем не сожалею". Раньше мне всегда хотелось изменить текст — я бы пела "я жалею обо всем". С годами я научилась смотреть на вещи более оптимистично... Теперь бы я спела эту песню так: "Пусть я обо всем жалею, но именно это помогает мне стать лучше".

— Вы чаще играете независимых, себе на уме героинь, иногда — на грани здравого смысла... Феминистки, наверное, считают вас своей?

— Что правда — я всегда стою на стороне женщин. Но сексуально-радикальный феминизм, как и организации такого рода, я считаю смешными и бесполезными, даже если за всем этим стоят важные идеи. Своих дочерей я учу гордиться быть женщинами и ценить то, какой независимости женщины достигли в сегодняшнем мире. Мои дети должны понимать, что все права, которыми они сегодня наслаждаются, другим поколениям дались упорным трудом и в результате борьбы.

— Вы родились в Англии, воспитывались во Франции, сейчас живете с США. Где вы чувствуете себя вольнее?

— В Лондоне я лишь родилась. И хотя моя мать (актриса Джейн Биркин.— "О") англичанка, сама я всегда считала себя француженкой. Мой отец (знаменитый французский автор и исполнитель песен Серж Генсбур.— "О") плохо владел английским. Он также не хотел, чтобы у меня с матерью были от него секреты. Поэтому мои родители общались со мной и друг с другом на французском, даже если моя мать говорила на этом языке с многочисленными ошибками. Будучи француженкой, я автоматически считаю себя жительницей Европы. Я поддерживаю идею Европейского союза и ужасно сожалею, что Англия решила от него отделиться. В Нью-Йорк я переехала после личного кризиса и скоропостижной кончины моей сестры. Мне нравится здесь жить, меня не узнают на улицах, я могу как угодно выглядеть и одеваться, не заботясь, какое впечатление произвожу на других. Знаменитостями здесь никого не удивишь, а французских актеров в США мало знают. Но и здесь я продолжаю оставаться француженкой и благодарна своей родине хотя бы за то, что продолжаю сниматься в кино.

— Зрители не могут вас забыть в картинах Ларса фон Триера. За "Антихриста" жюри Каннского кинофестиваля присудило вам почетную награду...

— Это было большой честью, когда легендарная Изабель Юппер, будучи председателем жюри кинофестиваля, оценила мою игру. Правда, в "Антихриста" Ларс пригласил меня случайно, потому что другая актриса отказалась от этой роли за пару недель до начала съемок. Триер на кастинге задавал мне много вопросов, но они были не о моей роли. Он спрашивал о моем психическом состоянии, интересовался, бывают ли у меня панические атаки. Он также признался, что, перед тем как со мной связаться, смотрел мои клипы с отцом. Мне показалось, что он играл со мной, как кот с мышью. Но эта игра меня заводила. Я знала, что многие актрисы от него сбегали уже после первой роли. Видимо, моя склонность к страданиям и стала причиной нашего продолжительного сотрудничества. Меня часто спрашивали, не трудно ли мне было играть все эти обнаженные сцены. И да, и нет. Ведь я играла не себя, а свою героиню. Мне нравилось терять контроль и отдавать его режиссеру, конечно, при условии, что я ему доверяю. За роли у Триера я впервые испытала моменты гордости и удовлетворения, мне впервые показалось, что я чего-то достигла самостоятельно, а не за счет родительской славы.

— Ваши провокационные роли чем-то напоминают бунт ваших родителей много лет назад...

— Родителям действительно пришлось нелегко, особенно в 1976 году, когда они сняли "Я тебя люблю, я тебя тоже нет" (художественный фильм Сержа Генсбура, в главных ролях — Джейн Биркин и Джо Далессандро.— "О"). В школе про моих родителей отзывались плохо: мать считали продажной женщиной, а отца — наркоманом. Сегодня их называют культовыми личностями, но в 1970-1980-х все было по-другому. Их жизнь была кошмаром, они жили на грани срыва, у отца был постоянный минус в банке, при этом он вел образ жизни, оплачивать который ему было не по карману. Правда, я давно перешла их границы, но после фильма "Нимфоманка" решила остановиться. Чем позднее дети заинтересуются моими ролями, тем лучше. Скандальный фильм своих родителей я посмотрела, когда мне исполнилось 18: тогда он мне понравился; я до сих пор рада, что у меня хватило смелости позвонить своему отцу — это было за год до его смерти — и поздравить его с этим потрясающим проектом. После его смерти я больше никогда не слушала его голос и не включала его музыку. Только с появлением своего первого ребенка я понемногу смогла примириться с его смертью. Какой видит меня мой собственный сын, которому теперь 19, я не знаю... А впрочем, какая разница! Все в этой жизни бренно, как кинопленка, так и сама жизнь.

— Кажется, ваш отец сыграл большую роль в формировании вашего характера?

— У него всегда было много идей, он бредил творчеством. На бытовую жизнь у нас в семье времени не хватало. У меня не было никаких ограничений, которые обычно родители устанавливают для своих детей. Может быть, в этом была самая большая моя трудность. Я была слишком мала, чтобы самостоятельно разобраться в жизни и определять границы дозволенного. В исследовании своих эмоций мне помогла музыка. Думаю, я слишком похожа на своего отца. Он, как впоследствии и я, тоже очень долго страдал от своего воображаемого уродства. И его несовершенство и неудовлетворенность провоцировали его желание постоянно совершенствоваться.

— Вы бунтарка — как и ваш отец?

— Едва ли я могу сравнить свое поколение с поколением моих родителей. Они жили слишком бурно и быстро выработали себя. Мой бунт не идет дальше искусства. Когда я впервые встретила Ларса фон Триера, то лучше поняла своего отца. Не то чтобы они похожи, но у них есть общая черта — чрезмерная неуверенность в себе, которая и вызывает желание бунтовать. Не думаю, что у меня бунтарская натура. Обстоятельства завладели мной. Я приняла их и жизнь как должное.

Беседовала Татьяна Розенштайн