Бедность, возможно, вызывается властью государства над обществом и наоборот

Авторы бестселлера «Why nations fail?» экономисты Дарон Аджемоглу и Джеймс Робинсон представили вчера работу о том, какие начальные условия могут вызывать продуктивное движение стран и сообществ к материальному процветанию в отличие от «стран-неудачников». Предположения Аджемоглу и Робинсона выглядят разочаровывающими: модель предполагает, что для такого движения необходимо некое оптимальное стартовое соотношение сил государства и общества, а исходное преимущество одной из сторон приводит страны в повторяющиеся ситуации «деспотии» или «слабого государства». Впрочем, из теории следует, что смена сценария легче при равно слабых государстве и обществе.

Дарон Аджемоглу из MIT и Джеймс Робинсон из Чикагского университета известны за пределами академического сообщества книгой «Why Nations Fail?» 2012 года (в русском переводе «Почему одни страны богатые, а другие бедные?»). Эта книга в популяризаторской форме излагает итоги многолетней работы Аджемоглу и Робинсона над проблемой, ранее более интересовавшей политологов: схожие по многим параметрам страны, реализовывавшие схожие программы реформ, часто достигают принципиально разных результатов. В книге 2012 года были изложены предположения о существовании «инклюзивных» и «экстрактивных» институтов, работа которых в конкретной экономике приводит к разным результатам, и пропагандировались «инклюзивные» (ориентированные на использование извлекаемой ренты внутри экономики, а не на ее изъятие) формы институтов. Впрочем, книга не давала прямого ответа на вопрос о том, какие экономические и социальные процессы приводят к доминированию «экстрактивных» институтов,— однозначного ответа на вопрос, почему одни страны богатые, а другие бедные, Аджемоглу и Робинсон, собственно, не давали, как не было их и в многочисленных академических статьях авторов.

В опубликованном вчера американской ассоциацией NBER препринте новой статьи Аджемоглу и Робинсона «Генезис слабых, деспотических и инклюзивных государств» ответа на этот вопрос также нет, однако в ней авторы впервые дают вполне стройные предположения о том, как «траекторию» движения той или иной страны (понимаемой как совокупность государства и общества) определяет первоначальное соотношение «силы» государства и гражданского общества. Предлагаемая «простая» модель, в том числе учитывающая существование «близоруких» (имеющих короткий горизонт планирования) и «долгосрочных» игроков в общественных и государственных структурах, на деле математически весьма непроста: так, в ней для анализа процессов «возвращения» используются так называемые теоремы Ляпунова для автономных систем из математической теории устойчивости, особенно активно развивающейся математиками с 2014 года.

Выводы, которые дает модель, можно свести к следующем. Для ряда первоначальных условий часть изменений соотношений «сил» общества и государства приводит к постоянному повторению сценариев в двух типах кластеров — со сверхсильным государством («деспотические государства») и с сильным обществом («слабое государство»), и лишь при некоторых стартовых соотношениях движение в сторону одновременно сильных государства и общества приводит к некоему идеалу, также устойчивому кластеру — «инклюзивному государству». Для некоторых спецификаций модели при относительно слабых и государстве, и обществе движение к «инклюзивному» государству маловероятно. Не обсуждаемый Аджемоглу и Робинсоном «перескок» из одной стартовой точки в другую, вполне представимый в теории, кстати, проще при одинаково слабых государстве и обществе, то есть при относительной анархии.

Тем не менее пока главный вывод из в высшей степени элегантной модели Робинсона и Аджемоглу — развитие госструктур и инфраструктуры гражданского общества в общем случае равно важны при движении к процветанию, «перекос» в ту или иную сторону ведет либо к деспотии, либо к патриархальной бедности.

При всей теоретической ценности модели игнорирование в ней статуса государства как общественного института вряд ли делает ее продуктивной для предположений о способах построения и о природе процветающего «инклюзивного» государства.

Дмитрий Бутрин